которые всему верят, которым вешают лапшу на уши — лопоухие. Если они научатся смеяться над собой, лопоухость у них исчезает. Значит, есть юмор и против ожирения, плоскостопия и так далее…
— Ваши слабости?
— Падок на лесть. Меня легко убедить в том, что я самый талантливый, самый красивый, самый умный, что у меня нет слабостей, что я безразличен к лести.
— Как относитесь к роскоши?
— А что это такое?
— Что такое задний ум?
— Нас с вами не касается. Это должно беспокоить тех, у кого плохо с передним.
— Какая завтра будет погода?
— Погода у нас как и всё остальное день ото дня, год от года будет становиться всё лучше и лучше.
— Чего боятся сатирики?
— Вдруг исчезнет воровство, мздоимство, пьянство, разбои, проституция. Как нам тогда жить?
— Юмор сближает людей?
— Не всегда. Если я смеюсь над вами, а вы надо мной, то не очень сближает.
— Как узнать, есть у человека чувство юмора или нет?
— Надо взять у этого человека в долг и не отдавать. Если он потребует вернуть деньги, значит, чувства юмора у него нет.
— Что нужно сатирику для успеха?
— То же, что лесничему.
— А что нужно лесничему?
— Талант.
— О чем мечтаете?
— О том, что найду на помойке миллион долларов, брошу литературу, начну каждый день пить и смотреть телевизор. Все позавидуют мне, кинутся к помойкам и в стране станет чище.
— Кто ваша жена и как у неё с чувством юмора?
— Инженер-домохозяйка. С чувством юмора у неё обстоит так — чем больше в семье достаток, тем чувства этого меньше, чем меньше достаток, тем чувства юмора больше.
— Что такое молодость?
— Молодость — это возраст, о котором вспоминают с любовью и со стыдом.
— Что такое зрелость?
— Если молодость — это время, когда чувства диктуют разуму, если старость — это время, когда разум диктует чувствам, то зрелость — это время, когда они друг другу диктуют, но каждый делает всё по-своему.
— Как по-вашему, что сейчас входит в понятие честь и долг?
— Долг — это то, что государство должно отдать нам, а честь — это то, из-за чего государство нам долг не отдает.
— Вам в жизни везет или всего нужно упорно и долго добиваться?
— Обычно после упорного и долгого труда мне везет.
— Какую книгу вы бы посоветовали прочитать каждому обязательно?
— Если каждый намерен следовать именно моим советам, то пусть сперва он прочтет мои книги, а потом обязательно «Войну и мир».
— Была ли в вашей жизни роковая любовь?
— Нет. Бог миловал… а может, наказал.
— Почему вы редко выступаете по первому каналу?
— Видимо, у меня не хватает перхоти.
— Говорят поэты не от мира сего. А сатирики?
— Сатирики ни от сего, ни от того. От них везде стараются отделаться.
— Много ли платят за яд сатиры?
— Природа мудра. Когда платят много, яд превращается в елей.
— Вы всегда всё хорошо обдумываете, прежде чем поступить так или иначе?
— Я твердо знаю, что всё и всегда надо хорошо обдумывать. Обязательно! Непременно!! Но сам делать этого не умею.
— Поэт в России больше, чем поэт. А сатирик?
— Я-то думаю, что и сатирик больше, чем поэт.
— Музыка повышает надои коров, а сатира?
— А сатира — ядовитость змей.
— Ваша формула успеха?
— «Ты можешь написать лучше, чем ты можешь». Работать надо.
— Самый смешной вопрос, который вам задавали?
— «У вас своя лысина или парик?», «Вы пишете вечером, днем или трезвый?», «Кем бы вы стали, если бы жизнь сложилась удачно?»
— Говорят: большая политика, малая политика. Чем большой политик отличается от маленького?
— Маленький говорит так, что в это никто не верит, кроме него самого. А большой так, что в это верят все… кроме него самого.
— Человек без юмора, это кто?
— Это полководец без армии, гармонист без гармони, жених без невесты.
— Как вы оцениваете наше сегодняшнее положение?
— Идеи нет, цели нет, духовной программы нет, экономической — нет, совести нет, денег нет. А так всё нормально.
— Куда идем?
— Знаю, что все дороги ведут к Храму, знаю, что мы идем к рынку, знаю, что будет плохо, если рынок станет нашим храмом.
— Кому живется весело, вольготно на Руси?
— У нас плохо быть богатым и жадным; просто богатым быть опасно, а хуже всего быть бедным.
— Что хотелось бы услышать на собственных похоронах!?
— Вот лежит Трушкин, который прожил долгую-долгую жизнь, но так и не успел раздать все долги.
— Как вы думаете, с чего нам надо начинать нравственное возрождение?
— Главное не «с чего», главное — «начать». Но всё-таки, конечно, не с того, чтобы в начале открыть публичные дома, накопить денег, а потом на них возродиться.
— Как завоевать власть?
— Не знаю, не думал. Но лучше не «завоевать», а «прийти» к ней.
— В чем счастье?
— Мне кажется, счастье складывается из отдельных мгновений, когда смотришь в чьи-то глаза, а там мелькает любовь, доверие, дружба.
— Вы за публичные дома?
— Если в прямом смысле слова, то нет. А если здесь иносказание, то поздно спрашивать — мы уже в публичном доме.
— Можно ли у нас не воровать?
— Типун вам на язык. Это все равно, что не есть, не пить, не дышать.
— Кто виноват во всем?
— Если бы даже узнали точно, что Сидор Матрасыч, то всё равно, что толку? Его бы сразу повесили, а надо расспросить: почему, из-за чего, как вредил. Важно же узнать причину, а не кто.
— Верите ли вы в параллельные миры?
— Не дай бог, если еще кто-то живет как мы. Хотелось бы верить в перпендикулярные миры.
— Социализм родил человека нового типа. Как сейчас?
— Удивим чем-нибудь. Детский сад без питания, школа — с наркотиками, армия — с дедовщиной. Так просто не обойдется.
— Что вас больше всего поражает в нашей жизни?
— Сколько предложений о том, как улучшить жизнь народа! Сколько мыслей! Сколько идей! И никто не ценит, что всё это придумано не головой.
— Что главное в жизни?
— Не нагадить.
— Чувствуете ли, что кто-то идет на смену, слышны ли шаги сзади?
— Кто сзади идет по моим следам, тот не соперник. А кто чего-то стоит, идет своей дорогой. Дай бог ему удачи.
— На жизнь хватает?
— Зарабатываю чуть меньше, чем хотелось бы, но зато намного больше, чем хотелось бы моим недоброжелателям.
— Можно ли при такой жизни говорить о любви к Отечеству?
— Любовь к Отечеству не надо путать с жадностью.
— О какой культуре мы говорим, если мат кругом стоит стеной?
— Совсем без мата у нас нельзя. Надо же как-то реагировать на погоду, на преобразования