— Нет, любимая, не сегодня.
Ее глаза затуманились сладострастием, которое искало выхода в физической близости. Его жаркие губы обожгли ей шею, потом он, взяв шершавыми пальцами груди, поднес их ко рту, воздавая должное каждой из них. Сначала он целовал набухший бугорок, потом касался языком, а дальше забирал целиком в рот, словно ощипывая с черенка сочную вишню. Он сдерживался, чтобы не укусить — до того было вкусно!
Антония дрожала от желания, какого она не испытывала раньше, и в то же время хотела этого меньше, чем раньше. Ей казалось, что он доведет ее до безумия.
— Пожалуйста, — умоляла она, — не делай мне слишком больно.
— Любимая, не надо бояться. Я буду терпелив и нежен… — Он умолк, потом твердо добавил: — На этот раз.
— Не всегда? — удивленно выдохнула она. Он покачал головой:
— Только, первый раз. Когда я занимаюсь любовью, то становлюсь диким, необузданным, даже жестоким Мои любовные ласки будут бурными, как гроза, горячими, как раскаленный металл. Я буду неукротим в стремлении утонуть в тебе, и как можно глубже. Дорогая моя, ты так Удивительно раскованна, что я сомневаюсь, что мне нужно быть с тобой нежным больше, чем однажды.
Его возбуждающие слова воспламенили ее глаза огнем неукротимого желания. Он раздвинул ее прекрасные длинные ноги и провел пальцами по шелковистым завиткам, отыскивая ее розовый бутон. Она, бессвязно вскрикивая, подалась навстречу его руке, и он подушечками пальцев скользнул внутрь, раздразнивал ее, пока она не отдала влагу Потом встав на колени он большими пальцами раздвинул розовые губы
Он наклонялся к ней, пока набухшая головка его стержня не уперлась в выступающий бутон Тогда он убрал пальцы, и ее плотное влагалище всосало внутрь кончин его фаллоса, сжав крошечными крепкими мускулами.
Адам не стал входить глубже, а овладел ее ртом, изображая языком, что он собирается делать своим мужским орудием. Опьяненная его поцелуями, она не чувствовала никакой боли, тогда как скользкие стенки влагалища засасывали его все глубже Когда он углубился наполовину, она испытывала лишь ощущение полноты и изумленного восхищения, что наконец-то его роскошное тело сливается с ее телом
Он проник языком в сладостную глубину ее рта, и ей вдруг безумно захотелось его, всего его. Она впилась ногтями ему в плечи и обвила ногами спину, выгнувшись навстречу и требуя от него полной отдачи.
Оттого что не нужно терпеливо добиваться податливости с ее стороны, им овладел дикий восторг. Лобзая ее чувственную нижнюю губу, он обдумывал, как будет ломать преграду. Он возбудил в ней страсть до такой степени, что она укусила его, и он вдруг тоже почувствовал, что не в состоянии больше сдерживаться.
Когда он погрузился в нее, она вскрикнула и расцарапала его до крови. Он замер, ожидая, когда утихнет боль. Ее распирало изнутри так, что она боялась лопнуть, до того он был огромен. Потом, когда он не двигался, а влагалище растягивалось, как лайковая перчатка, она поняла, что выдержит, и стала ощущать его внутри себя. Это породило поразительное ощущение своей власти над ним. Постепенно до нее стали доходить слова, которые он шептал ей на ухо. Он говорил, как ему тепло и плотно внутри нее. Слова были полны любви и эротики, разжигали желание не уступить ему в страсти и в полной мере проявить свою сексуальность.
Они распаляли друг друга. Наконец, когда ни он, ни она больше не могли сдержать огонь мучительной страсти, он начал работать. Она удивленно раскрыла свои зеленые глаза, не отрывая взгляда от его светло-голубых глаз. Вместо горячего распирания она почувствовала скользящие ритмичные движения. Он входил глубоко, сливаясь с ней своей великолепной плотью, и оба испытывали невыносимо сладкие муки.
Хотя он побрился, его щетина терлась о ее нежную щеку, и это доставляло ей наслаждение. Еще больше возбуждал ее запах мужского тела. Их соитие было бурным и безудержным, как первобытная стихия, и она понимала, что с ней случилось необратимое и она никогда не будет прежней. Ни в мыслях, ни в душе, ни телом. Их хриплое дыхание слилось в одно. Они так бурно отдавались друг другу, что, казалось, бесследно сгорят. Длинные черные локоны, опутывавшие их шеи и плечи, больше не принадлежали ему или ей, а спутались в один клубок. Потом чувства вырвались наружу. Антония вскрикнула, на этот раз от удовлетворенного сладострастия.
Адам, мощно спустив, тоже хрипло вскрикнул. Он крепко сжал ее, будто мог прижаться еще плотнее и войти еще глубже, и она ощутила жаркое, судорожное извержение. Он обнял ее еще крепче, и они закончили одновременно. Глаза ее затуманилсь, и, наконец смежив их, она поплыла между небом и землей.
Сэвидж молча думал о том, что он наделал. Пути назад не было. Что сделано, то сделано. Он не стыдился и не сожалел. Она была слишком молода, но возраст не имел значения. Они были одного поля ягоды. Хотя высшее общество будет шокировано интимной связью опекуна с подопечной, он не думал, что их подвергнут остракизму. Он чертовски богат, а она слишком благородных кровей, чтобы их серьезно осуждать. Во всяком случае, ему было наплевать на так называемый свет, если бы не Антония. Он испытывал острую потребность ее защитить, однако она сама вела себя настолько вызывающе, что он сомневался, считалась ли она с мнением света. Познав Антонию, он приходил в ужас от мысли, что мог жениться на Еве.
Лучше бы у него никогда не было любовных связей ни с матерью, ни с дочерью, но прошлого не изменишь, а сам он уже давно примирился с тем, что является законченным негодяем.
Он снова вернулся мыслями к Антонии. Потерся губами о завитки на висках и разжал объятия. От новообретенного знания лицо ее оживилось; теперь, когда свершился запретный акт, глаза ее блестели, как изумруды. Оба увидели, что бедро запачкано кровью. Он протянул сильную руку, чтобы стереть кровь, прежде чем она огорчится, но она, ухватившись за его пальцы, провела ими по груди, пачкая кровью, словно оставляла на теле его клеймо. Клеймо, которым она гордилась.
Она пробежала взглядом вдоль его тела, и когда он остановился на фаллосе, тот снова стал подниматься. Коснувшись пальцем запачканной кровью головки, она провела им по его груди повыше сердца.
— Посвящаю тебя в благородные рыцари под именем Сэвидж.
Он обхватил ее руками, и они покатились по кровати, хохоча, щипая и кусая друг друга в буйной любовной игре. Она была такой же неукротимой, как он. Почти. Еще до рассвета они опустошили друг друга и забылись глубоким сном, который неизбежно следует за полным насыщением.
На рассвете Антония проснулась, боясь открыть глаза. Боже, что она натворила! Она покраснела до кончиков грудей. Когда он поглядит на нее льдинками своих глаз, она умрет, если увидит в них хотя бы искру презрения.