Читать интересную книгу Пять столетий тайной войны, Из истории секретной дипломатии и разведки - Ефим Черняк

Получив деньги и королевское разрешение, Бомарше начал действовать с присущей ему энергией, которая преодолевала даже инертность и некомпетентность французской бюрократии. Переписываясь с американским делегатом Артуром Ли, Бомарше ни единым словом не упоминал, что фирма получила деньги из правительственных фондов. Предполагалось, что в обмен на оружие "Хорталес и Кo" будет поставлена крупная партия американского табака.

В начале июля 1776 г. в Париж прибыл представитель колонистов Сайлес Дин - сын кузнеца, в прошлом школьный учитель, а позднее делец, преуспевший в торговых операциях. 4 июля Второй континентальный конгресс провозгласил независимость колоний, но эта новость вследствие медлительности тогдашних сообщений и британской блокады достигла Дина лишь через три месяца. Дин изображал богатого купца с Бермудских островов, впрочем, не очень искусно играя взятую роль. Верженн некоторое время колебался, принимать ли Дина. Дело в том, что английская разведка заранее узнала о его прибытии и британский посол в Париже лорд Стормонт выразил протест Верженну. Решившись все же принять Дина, Верженн предложил дальнейшие переговоры вести через первого секретаря французского министерства иностранных дел Жерара де Райвеналя. При этом и Жерар предпочитал письменно договариваться только о дате и месте очередной встречи и не рисковал подписывать свои записки Дину. А Верженн еще при первом свидании специально предостерегал американца против британских шпионов и советовал остерегаться всех англичан, находившихся во Франции.

По всей вероятности, даже сам многоопытный французский министр не подозревал, насколько своевременным было его предупреждение. Вскоре Сайлес Дин узнал, что вслед за ним, когда он ехал из Бордо в Париж, двигались двое джентльменов - сэр Ганс Стенли и сэр Чарлз Дженнинсон - английские разведчики, которым было поручено следить за действиями представителя колонистов во Франции. Дин поспешил сменить имя и гостиницу, в которой проживал в Париже. Еще через некоторое время Дин известил, что для наблюдения за ним прибыли из Лондона очень важные персоны - генеральный прокурор Уэддерберн и бывший министр лорд Рочфорд, не говоря уж о мелких агентах. "Все кафе, театры и другие общественные места кишат их эмиссарами", - писал на родину встревоженный Дин. Однако более опасным, чем все эти агенты, оказался человек, которому Дин по рекомендации своих американских друзей и советников считал нужным оказывать полное доверие, которого не заподозрили никто - ни Верженн, ни посол колоний - известный ученый Бенджамин Франклин, ни Джон Адаме и Томас Джефферсон, оба последних ставшие последовательно президентами Соединенных Штатов. Его заподозрил только Артур Ли, но тот настолько впал в шпиономанию, что его подозрения стоили очень мало. Истина вскрылась лишь более полувека спустя... Но об этом речь пойдет в дальнейшем, а пока вернемся к лету 1776 г.

Бомарше поспешил связаться с Сайлесом Дином. Верженн, намекнув американцу, что он может целиком полагаться на Бомарше, долгое время делал вид, что ему ничего не известно о деятельности фирмы "Хорталес и Кo", которая заняла спешно отремонтированное здание "Отель де Голланд", где некогда размещался нидерландский посол. Если Дин и был новичком, путавшимся в сложных сплетениях европейской политики, то в вопросах торговли он оказался искушенным человеком. Где же видано, писал он в Америку, чтобы человек, который, подобно Бомарше, еще несколько месяцев назад скрывался от кредиторов, теперь ворочал огромными суммами. Это столь "необычный факт, что он перестает быть тайной", добавлял практичный американец.

К тому времени французское правительство ассигновало для тайной помощи американским колонистам уже два миллиона, миллион был ими' получен от Испании и такая же сумма в виде кредитов от частных лиц - судовладельцев и купцов. Позднее последовали и новые миллионы из французской казны. За короткий срок, к октябрю 1776 г., в Марсель, Бордо, Нант и другие французские порты было доставлено обмундирование на 30 тыс. человек, 200 артиллерийских орудий, много тысяч ружей, большие запасы пороха, пушечных ядер и других видов военного снаряжения. Были зафрахтованы восемь кораблей, благополучно, правда после длительных проволочек, доставившие это снаряжение колонистам. Только один из кораблей этого флота был перехвачен англичанами и то после выгрузки части товаров на острове Мартиника. Задержки были вызваны помимо разных бюрократических неурядиц резкими протестами лорда Стормонта. Дин пытался побудить к посылке кораблей в колонии и другие купеческие фирмы во Франции, Голландии и Германии, однако со значительно меньшим успехом. Колонисты терпели в первый период войны одно поражение за другим, и среди негоциантов находилось мало охотников рисковать своими капиталами в столь неверном деле. Постепенно положение изменилось. В 1777 г. уже более 100 французских кораблей участвовало в контрабандной доставке оружия колонистами. За годы войны "Хорталес и Кo" предоставила Америке товаров на сумму 42 млн. ливров, большая часть которых осталась неоплаченной.

Дину приходилось принимать все решения самостоятельно. С Артуром Ли его разделяло личное соперничество, а связи с родиной были очень затруднены. Каждое письмо отправлялось в трех экземплярах на разных кораблях в надежде, что хотя бы одно достигнет цели. По дороге большая часть этих писем перехватывалась .британскими шпионами или спешно выбрасывалась в море капитанами при приближении английских военных кораблей.

В декабре 1776 г. в Париж прибыл полномочный представитель колоний доктор Бенджамин Франклин, который принял на себя общее руководство действиями молодой американской дипломатии в Европе. Ученый с мировым именем, представлявший страну, которая поднялась на освободительную войну, Франклин был восторженно встречен во Франции, которая сама находилась в преддверии своей великой революции. Франклин умело использовал общественные симпатии и стремился их укреплять, печатая свои (разумеется, неподписанные) брошюры в защиту дела колонистов. Поддержка общественности была тем более нужна Франклину, что военные неудачи армии Вашингтона очень охладили Верженна. В Мадриде первым министром вместо дружественно настроенного Гримальди стал граф Флоридабланка, который не скрывал опасений, что новое американское государство, отстояв свою независимость, будет представлять опасность для испанских владений в Западном полушарии.

Однако, умело используя благоприятное отношение общественного мнения, что было очень необычно для той эпохи, Франклин вместе с тем должен был волей-неволей сосредоточить внимание на секретной дипломатии. А тайная дипломатия переплеталась с тайной войной в значительно большей степени, чем предполагал сам Франклин.

В то время как Сайлес Дин продолжал жить в гостиницах и вел свои якобы частные операции с "Хорталес и Кo" и другими торговыми фирмами, в распоряжение Франклина в марте 1777 г. было предоставлено уютное здание, ставшее неофициальным американским посольством. А пост генерального секретаря этой небольшой миссии любезно принял на себя старый друг и ученик Франклина доктор Эдуард Банкрофт. Выходец из колонии Массачусетс, он давно уже поселился в Лондоне. В ученых кругах английской столицы весьма ценили Банкрофта не только как врача, но и как ботаника - знатока тропических растений, специалиста по естественным красителям. По инициативе доктора Франклина в 1773 г. Банкрофт был избран в Королевское общество- честь, которая редко оказывалась уроженцам колоний. Банкрофт занимал еще и другие почетные и выгодные научные посты. И тем более было похвально, что приобретенная известность не заставила его забыть интересы родины - он выступил с памфлетами, в которых горячо отстаивал дело колонистов. Так или примерно так рисовался облик Банкрофта и для публики, и даже для хорошо знакомого с ним Франклина, который нечасто ошибался в оценках людей. Мог ли Франклин предполагать, что памфлеты в защиту американской революции выходили из-под пера платного агента английской разведки? Банкрофт играл на бирже, и 1000 ф. ст., которые ежегодно уплачивала ему британская секретная служба, были очень нужны для его финансовых спекуляций. По сравнению с этими деловыми соображениями такие понятия, как верность родине или друзьям, представлялись доктору Банкрофту не заслуживающими внимания. Правда, он порой не был чужд и благородных порывов, оказывая своим знакомым землякам личные услуги, которые как будто прямо не диктовались интересами английской разведки. Впрочем, действительно ли не диктовались? Ведь такие поступки поддерживали общее представление о Банкрофте как об испытанном человеке, на искренний патриотизм, бескорыстную преданность и помощь которого всегда можно рассчитывать в затруднительных случаях.