Боковым зрением я уловил движение.
— Кто такой Калкулюс? — спросил Алан.
— И, кстати, где он? — оживился Рол. — Было бы славно, если б он вывел нас из замка где-нибудь у южных пустырей. Должны же быть тайные ходы в этом дворце?
— Комендант замка, — ответил я. — Он… — взгляд мой метался между Ролом и Аланом, — он обещал помочь мне, но…
— Ну? — торопил домовой в нетерпении.
— Я не хочу иметь с ним ни-че-го общего, — в горле пересохло от воспоминаний о том коротком тайном ходе к покоям короля. — Они с Вадимиром… пытались заставить меня убить Ллерия.
— Какой. Еще. Комендант. Замка?! — рявкнул Алан.
— Гном, — сказал я, поворачиваясь к нему.
С минуту он глядел, не понимая. Потом усмехнулся недоверчиво.
— Ты совсем спятил? У замка есть только один комендант, он же казначей Его Величества, господин Всеволод. А гномов нет. — Последнее он произнёс убеждённым тоном человека, точно знающего, что солнце встает на востоке, садится на западе, а гномов нет.
— Давайте не будем о гномах! — я поднял руки, чувствуя, что еще чуть-чуть и сойду с ума, — Рол, разве ты не можешь сказать, есть ли в этом чертовом замке потайные ходы, и как их можно найти? Ты же домовой?
— Э-э-э… Нет. Не могу.
— Почему?
— Потому что Всеволод — хозяин этого дома. А я — всего лишь гость, Никита.
Меня хватило только на то, чтоб застонать.
— Не переживай. Ведь когда-нибудь замковые ворота все же откроют, и мы выйдем беспрепятственно к югу. Думаю, тебе всё-таки придется пройти весь Путь до конца. Судя по тому, что мне удалось почерпнуть из Хроник, Странники основали свой город там, где сокрыт замок от всех дверей. — Рол постучал ногтем по карте, где-то в самом нижнем её углу. — Нам всего-то надо пройти старым трактом на Юг, вплоть до Пустошей, пересечь их, а затем свернуть с караванной тропы и, минуя племена кочевников и морок, выйти к Слёзному озеру. Всего-то навсего.
Я вытаращился на Рола.
— Прости. Мне показалось, или ты только что предложил мне пересечь еще половину этого треклятого мира, который уже остохренел мне по самое нехочу?!
Я не хотел на него орать. Я действительно не хотел орать на него.
Рол свернул карту. Сунул её в тубус. Протянул мне.
— Да. Впрочем, ты можешь сделать это один.
Впору было упасть на колени и просить прощения у друга, у единственного друга, который у меня еще оставался, и надеяться, что он простит. Я не успел. Алан, подошедший неслышно сзади, обхватил рукою за плечи и приставил нож к горлу.
— Так ты Клю-у-уч, — протянул он.
Я не рискнул ответить, слишком свеж был порез, оставленный мечом Вадимира. Взгляд Рола метнулся к свертку на столе.
— Даже не думай, — предупредил его Алан.
Капли дождя барабанили по капюшону плаща, по дну вельбота, по воде за его бортами. Эта барабанная дробь сводила с ума, мешала сосредоточиться. Мачта была сломана. Вёсел едва хватало на половину гребцов. Корабль чудом остался цел. Их маленький быстроходный шлюп с черепашьей скоростью тащился к берегу. Без паруса и достаточного числа вёсел они не могли даже думать о том, чтобы выйти в море. Ночь простёрлась над миром, тучи, клубившиеся неспокойно все эти дни, замерли недвижно, закрыв собою луну. Человек на корме держал фонарь, подвешенный на сломанном весле, освещал путь в полной, почти непроглядной темноте. Но на юго-западе алым рассветным заревом полыхали пожары.
Они шли медленно, одуряющее медленно и долго, боясь многочисленных рифов у берега. Ярослав уже давно не пытался заговорить с ней. Он не успел отдать приказ об отступлении. Не посмел без её на то позволения. А она не смогла. Стояла, завороженная стенами белокаменной Мадры. Место, где она родилась и росла. Её вечное проклятие. Она хотела бы стереть его с лица земли. И не могла.
Они выжили потому лишь, что их вельбот шел последним. Схлестнувшиеся волны подняли китобойное судно как какую-нибудь утлую рыбацкую лодчонку и отнесли прочь от берега. С запрокинутого почти вертикально шлюпа падали и исчезали в морской пучине не успевшие ухватиться за скамьи, гребцы. Она растеряла почти всю свою свиту. Она сама осталась цела потому лишь, что пальцы её намертво впились в борт. Она до сих пор сжимала их.
Когда о днище заскрёб, наконец, песок, матросы выпрыгнули, подтянули шлюп к берегу. Опуская головы, переговариваясь тихонько, делая вид, будто не замечают её вовсе, они вынимали туго скатанный парус.
— Мама, — когда мать и сын остались совсем одни, он тронул её за плечо.
Далеко, за чертой пляжа, было видно, как матросы натягивают меж сосновых стволов треугольный парус, сооружая навес, как рубят мокрый лапник, выстилают им землю и накрывают вторым парусом, поменьше. Они спешили, оглядываясь беспокойно на алые отсветы в облаках. Дождь унимался. Утро обещало быть туманным. Это давало им шанс успеть срубить мачту и вёсла и уйти никем незамеченными. Она отвела взгляд, посмотрев сыну прямо в глаза.
Он отшатнулся.
Она заставила себя улыбнуться. А потом подняла руку — погладить его по голове.
Её муж, человек, которого она любила когда-то, входил во дворец. Не победителем. Побежденным. Впереди, заслоняя обзор, маячила широченная спина. Идущий был на голову выше Николая. Говорил, не оборачиваясь, через плечо:
— Вам принесут чистую сухую одежду. Горячую воду. Еды. Думаю, вы вполне успеете придти в себя, пока я буду говорить с королём. А после он наверняка захочет видеть вас, Ваше Высочество.
— К-к-конечно, — он заикался.
Он всегда заикался, когда ему было страшно. И только она одна знала, чего он боялся больше всего на свете — показаться смешным и жалким. Недостойным своего отца. Она хохотала до упаду, когда он признался ей, что лишь это не позволяет ему принять сан, наследовать трон.
После он уже никогда не был так же откровенен с ней, как раньше.
— Сойдем на берег, мама, — она вздрогнула. Сын нежно, но настойчиво разжимал её пальцы, впившиеся в борт шлюпа. Она посмотрела так, будто впервые видела свою руку. Ногти были сломаны и кровили. Ей с трудом удалось разогнуть окаменевшие фаланги. Щелкнули суставы. — Пойдём, — кажется, это успокоило его немного, — пойдем, тебе надо поесть. — Он говорил с ней как с тяжело больным ребёнком. Неестественно весело, оживленно.
Она кивнула. Поняла, что тело свело всё. Нервное напряжение скрутило до судорог, до невозможности пошевелиться.
— Помоги мне, — прошептала она сквозь стиснутые зубы, и он с готовностью прыгнул за борт, подхватил её на руки и понёс под навес. Она почувствовала вдруг, что промокла насквозь и замёрзла так, что начало ломить кости. Кости немолодой уже женщины. А её сын, юный и сильный, согревал её жаром своего тела. Длинные мокрые волосы падали на глаза, и он встряхивал головой, отбрасывая их. Шел, глядя вперёд. Она склонилась к его груди, спрашивая себя, когда же успел так вырасти и повзрослеть её нежный маленький мальчик.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});