А пока не помешает ещё раз привести распространённое мнение: кириллице отдали предпочтение лишь из соображений политического и культурного этикета, поскольку в большинстве буквенных написаний она послушно следовала графике греческого алфавита, а значит, не представляла собой какого-то чрезвычайного вызова письменной традиции византийской ойкумены. Вторичная, откровенно прогреческая азбука и была-де людьми, учредившими её приоритет, названа в память Кирилла Философа.
В таком, по видимости, безупречном доводе в пользу первенства глаголицы есть всё же один странный коллективный недогляд, почти несуразица. Право же, как это книжники, своевольно отвергшие глаголическое азбучное изобретение Кирилла, посмели бы назвать его именем другую азбуку, к созданию которой он не имел никакого отношения? Такое самоуправство, близкое к кощунству, могло быть допущено только лицами, по сути, совершенно не уважавшими труд своего великого учителя, святого мужа, а только делавшими вид, что истово чтут его память. Но подобное лицемерие в среде учеников и последователей наших солунян просто непредставимо. Оно по своей циничной сути совершенно не соответствовало бы этическим принципам эпохи.
Эта странная исследовательская неувязка, согласимся, сильно обесценивает доводы сторонников глаголицы как безусловного и единственного детища Кирилла Философа. И всё же существование палимпсестов заставляет каждого, кто притрагивается к теме первенствующей славянской азбуки, снова и снова проверять логику своих доказательств. Не до конца вычищенные первоначальные буквы пергаменных книг и по сей день поддаются если не прочтению, то узнаванию. Как ни промывались листы пергамена, следы глаголицы всё равно проступают. А за ними, значит, проступает или криминал, или какая-то вынужденная необходимость той отдалённой поры.
Состязание
К счастью, о существовании глаголицы сегодня свидетельствуют не одни лишь палимпсесты. В разных странах сохранился целый корпус древних письменных памятников глаголической буквенной графики. Эти книги или их фрагменты давно известны в науке, тщательно изучены. Среди них в первую очередь нужно упомянуть так называемые Киевские листки X–XI веков (памятник хранится в Центральной научной библиотеке Академии наук Украины, в Киеве), Ассеманиево Евангелие X–XI веков (в Славянском отделе Ватиканской библиотеки), Зографское Евангелие X–XI веков (в Российской национальной библиотеке, в Санкт-Петербурге), Мариинское Евангелие X–XI веков (в Российской государственной библиотеке, в Москве), Клоциев сборник XI века (в Триесте, в Италии, и частично в Инсбруке, в Австрии), Синайская Псалтирь XI века (в Библиотеке монастыря Святой Екатерины на Синае), Синайский требник XI века (там же).
Ограничимся хотя бы этими, древнейшими и авторитетнейшими. Все они, как видим, не относятся к твёрдо датируемым памятникам, поскольку ни в одном не сохранилось записи с точным указанием года создания рукописи. Но даже округлённые, «плавающие» датировки, не сговариваясь, подтверждают: все рукописи возникли уже по кончине основоположников славянской письменности. То есть во времена, когда, по убеждению сторонников «глаголического первенства», традиция этого письма усиленно вытеснялась приверженцами прогреческой азбуки, возобладавшей будто бы вопреки намерениям «глаголита» Кирилла.
Вывод, который неумолимо напрашивается: уже сами по себе датировки старейших глаголических источников не позволяют чересчур драматизировать картину противостояния двух первых славянских азбук. Заметим, что к XI веку относятся и несколько старейших кириллических рукописей Древней Руси: это всемирно известные Реймсское Евангелие первой половины века, Остромирово Евангелие 1056–1057 годов, Изборник Святослава 1073 года, Изборник Святослава 1076 года, Архангельское Евангелие 1092 года, Саввина книга — все, кстати, на чистых листах, без следов промывок.
Так что излишняя драматизация неуместна и в вопросе о палимпсестах. К примеру, при тщательном исследовании страниц глаголического Зографского Евангелия неоднократно обнаруживаются следы промывок или подчисток старого текста и новых написаний на их месте. Но что же на промытых от глаголицы страницах? Вновь глаголица! Причём самая большая из таких реставраций (речь идёт о целой тетради из Евангелия от Матфея) относится не к X–XI, а уже к XII веку.
Есть в этой рукописи и кириллический текст. Но он скромно появляется лишь на страницах её дополнительной части (синаксаря). Этот раздел относится уже к XIII веку, и текст нанесён на чистые, а не промытые от глаголицы листы. В статье, посвященной Зографскому Евангелию (Кирило-Методиевска енциклопедия. Т 1. София, 1985), болгарский исследователь Иван Добрев упоминает, что в 1879 году глаголическая, то есть старейшая часть памятника была опубликована в кириллической транслитерации. Тем самым создавалась база для более внимательного научного анализа двух азбук. Упрощалось знакомство с оригиналом и для читателей, лишённых возможности вчитываться в забытую за прошедшие века глаголицу. В любом случае такой способ обращения к древнему источнику никак не спутать с промывкой или соскабливанием.
Из сохранившихся древних рукописей, пожалуй, лишь одну можно отнести к числу целиком промытых от глаголицы. Это кириллическое Боянское Евангелие XI века. Оно поневоле приобрело несколько одиозную известность как наглядное доказательство жёсткого вытеснения одной традиции в пользу другой. Но все перечисленные выше старейшие памятники глаголического письма свидетельствуют как раз о другом — о мирном сосуществовании двух алфавитных традиций в пору строительства единого литературного языка славянства.
Такого мнения, при всём своём пиетете к глаголице, придерживался известный русский славист Николай Дурново, обративший внимание на то, что «старшие официальные славянские надписи — кирилловские». «Поэтому a priori можно думать, что оба алфавита, вернее, обе разновидности одного славянского алфавита, и кириллица и глаголица, были созданы или задуманы одновременно, для разных функций…»
Как будто во исполнение устного завета своих учителей продолжатели дела Кирилла и Мефодия приходили к негласной договорённости. Смысл же её попробуем свести к следующему: раз уж славянству, в отличие от других насельников земли, так здорово повезло, что его письменный язык создаётся сразу с помощью двух азбук, то не нужно особенно горячиться; пусть эти азбуки постараются как следует, доказывая свои способности, свои лучшие свойства, своё умение легче и надёжнее запомниться, войти на глубины людского сознания, прилепиться прочнее к вещам видимым и смыслам незримым. Понадобилось несколько десятилетий, и стало проступать наружу, что состязание — всё же не идиллия. Оно не может слишком долго проходить на равных.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});