чего начинался неконтролируемый припадок страха, оканчивающийся исчезновением. Вряд ли стоило ожидать пешего нападения. А на машинах подкрасться бесшумно было невозможно.
Тем не менее, экипаж паровоза ночевать на платформе не стал. Отошли от него на пару сотен метров и улеглись в канаве, чтобы не светиться в случае, если у неприятеля все-таки окажется тепловизор. Первым дежурил Макар. Максим еще был слаб после ранения, и едва волочил ноги. Он уснул, еле успев забраться в спальный мешок. Истощенный восстановлением организм жаждал отдыха. Потом заступил Николай. Он-то и услышал шум двигателей, который принес издалека свежий ночной ветерок.
Машины передвигались без света. Видимо, у них был прибор, помогающий видеть в темноте, иначе даже для багги пересеченная местность в этих местах, изрытая оврагами, могла стать непреодолимым препятствием. Машины приближались с северной стороны, противоположной той, в которой спрятался экипаж паровоза. Николай решил, что они уже могли видеть в свои приборы силуэт одиноко стоящей платформы, или же тепловое пятно остывающего котла.
— Макар, Максим, — разбудил Николай товарищей. — У нас гости.
Максим проснулся с трудом и долго приходил в себя.
— Кто? — спросил он спросонья.
— Не представились, — ответил Николай. — Как бы взрывчатку не заложили под бронепоезд. Я пойду, залягу под него.
Он собрался уходить.
— Погоди, не видно же ничего, — остановил его Максим. — Положат, и не увидим, откуда.
— А тут не положат?
Максим заметался, не зная, что предпринять. Жертвовать паровозом не хотелось, как и своей жизнью, и целью экспедиции. Явно противник ждать утра не станет, попытается застать врасплох ночью.
— Ладно, Николай, иди к паровозу, но из-за насыпи не высовывайся. Услышишь шум — стреляй наудачу, а мы с Макаром заляжем рядом, будем стрелять по вспышкам.
— Так себе план, — прокомментировал командир бронепоезда идею Максима. — Но другого нет. Через час рассвет начнется, хорошо бы продержаться.
Николай, пригнувшись, поспешил к паровозу напрямую. Максим с Макаром пошли под углом, чтобы занять позицию метрах в пятидесяти от него. Под утро ночь всегда становилась темнее. Не видно, хоть глаз коли. Как ни прислушивался Максим к звукам, надеясь услышать бряцанье оружия или топот шагов, но ничего, кроме шума дикой природы, не услышал. К утру на землю лег иней. От промозглого холода зуб не попадал на зуб. Трясло, как лихорадке, выворачивая внутренности.
Заалел рассвет, наполняя воздух светом. Прошло минут десять, прежде чем стало немного светлее. Степь подернулась низко лежащим плотным слоем тумана, образовавшегося на границе теплой почвы и холодного воздуха. Максим вскинул автомат и посмотрел вдаль, в ту сторону, где Николай слышал шум двигателя. Он увидел в полукилометре легкий грузовик с установленной в кузове спаренной зенитной установкой. Ее стволы были повернуты не в сторону паровоза, а на восток, откуда они недавно приехали. Тех машин, что преследовали их вчера, Максим не увидел.
Он решил, что «зэушка» здесь в качестве сторожа, в ожидании подкрепления. Его вывод подтвердился спустя минут десять. Вдоль «железки» осторожно приближались три машины. Те самые, которые гнались за ними вчера. Это был провал. Топка паровоза стояла холодной, бежать было бесполезно. По голой степи долго от пулеметов не побегаешь. В случае пленения, чтобы не подставить родную общину под удар, следовало врать про то, что все они с севера, оказались чисто с познавательной целью, но попали под огонь и были вынуждены отвечать. Хотя таких, как они, в живых не оставят в любом случае. У партнеров был пунктик к тем, кто подвергся трансформации.
Максим принял решение биться до последнего. Погибнуть в бою намного приятнее, чем в плену, пережив перед смертью насилие и унижения. Николай, увидев приближающуюся технику, покинул место под паровозом и залег рядом с товарищами, считая, что погибать вместе не так страшно.
— В клещи берут, — раскусил он маневр неприятеля.
Экипаж паровоза занял позиции в неровностях местности. Железнодорожное полотно скрывало от огня зенитки, что давало некоторый шанс не умереть в первые секунды боя. Машины приближались. Первым ехал бронированный УАЗик. Сложная цель, с учетом имеющегося на вооружении стрелкового вооружения. СКС еще мог хоть как-то проковырять навешанный на лобовое стекло металл, но «пять-сорок пять» в этом деле был беспомощен.
Как ни странно, первой открыла огонь зенитка. С холма донесся могучий рокот автоматического огня. Максим инстинктивно пригнулся к земле, ожидая разрывов поблизости. Однако случилось неожиданное. Куски металла полетели в стороны от УАЗика. Он вильнул, прячась за насыпь, но тут в бой вступил Николай, спокойно целясь в уязвимые места машины. УАЗ и багги открыли ответный огонь в сторону обстреливающей их «зэушки».
Максим с Макаром тоже вступили в бой. Стреляли они по колесам первой машины. Мощные болванки «зэушки» рвали полотно железной дороги и смогли достать УАЗ. Машина загорелась. Из нее выбежали двое бойцов и попытались спрятаться за насыпью, не зная, что по ним ведется стрелковый огонь с фланга. Они погибли, так и не поняв это.
Багги, после потери боевой единицы, разгорающейся все сильнее, переехали на новое место, укрывшись за паровозом. Тут они почувствовали себя в безопасности. «Зэушка» явно не желала вести огонь по паровозу. Откуда взялся неожиданный союзник, Максим не мог представить. Решил, что он действовал по принципу: «враг моего врага мой друг».
С небронированными багги покончили быстро. Экипажи их состояли из двух человек, покончить с которыми с расстояния в пятьдесят метров не составило большой сложности. Николай умело обращался с карабином. Видно было, что это оружие не раз бывало в его руках.
Подождав немного, Максим поднялся, чтобы проверить результаты боя. Семь погибших, один раненый. Парень стонал и плевался кровью. Николай прицелился, чтобы добить его, но Максим остановил.
— Пусть выкарабкается, другим человеком станет, — под этим он понимал трансформацию, вызванную излучением.
Они собрали оружие и закинули его себе в паровоз. Раненому оставили воды и еды рядом. Макар с Николаем залезли на платформу, чтобы видеть, что предпримут неожиданные союзники. Максим опустился на колени рядом с раненым бойцом, положил ему руку на лоб и неожиданно для самого себя почувствовал энергию, которая есть внутри него и которая может перейти человеку, нуждающемуся в ней. Только для этого надо было заставить ее двигаться. Он издал звук, похожий на элементы мартовских кошачьих завываний, только более ритмичные и однообразные. Энергия по руке стекала в тело бойца, меняя его тело и превращая в более приспособленный к выживанию организм.
Максим потратил на лечение полминуты. После этого он не ощутил слабости, как ожидал, напротив, избавление от накопившейся энергии облегчило его внутренне от незаметного прежде давления. Он легко забрался на паровоз. Грузовик