В письменном обосновании своего отказа Национальное географическое общество использовало более мягкие и уклончивые выражения. Общество сочло неразумным поддержать экспедицию, имеющую такую спорную цель. Ведь если Хейердал получит деньги, кому-то может прийти в голову, что общество действительно полагает, что население Полинезии родом из Америки, а не из Юго-Восточной Азии{509}. Такой аргумент не был для Тура новостью. Журнал «Нэшнл джиографик мэгэзин» уже использовал его, когда редакция в 1941 году вырезала из статьи Хейердала неподходящие пассажи.
Чтобы сгладить противоречие, возникшее между доктором Гросвенором и научным комитетом, было объявлено, что у директора не было времени подумать. И поэтому он не успел как следует вникнуть в рассматриваемый вопрос{510}.
Впрочем, Национальное географическое общество проявило к экспедиции некоторый интерес. Если экспедиция окажется удачной и будет сделано много хороших фотографий, то редакционный совет общества с удовольствием примет статьи Хейердала к рассмотрению. Однако Тур теперь и думать не хотел о сотрудничестве с обществом. Он чувствовал себя обманутым и не хотел иметь с ним ничего общего.
В конце концов Туру Хейердалу удалось заключить контракт с северо-американским газетным концерном «Норт Америкэн ньюспейпер альянс», в который входила газета «Нью-Йорк таймс». И хотя контракт был заключен на сумму две тысячи долларов, толку от него было мало, поскольку деньгами нельзя было воспользоваться, пока плот не будет спущен на воду Тур заключил также соглашение с Норвежским телеграфным агентством о том, что пятьдесят процентов доходов агентства за написанные им статьи о путешествии на плоту, должны пойти на счет экспедиции. Однако эти деньги также принадлежали будущему.
Новый год был на носу. Бальзовые бревна дожидались в Эквадоре. А у Тура не было денег даже на авиабилет.
Единственной радостью было письмо от Мариуса Барбо из Оттавского университета, который прочитал рукопись и имел некоторые возражения. Это, однако, не помешало ему незамедлительно провозгласить Тура Хейердала ведущим мировым ученым в вопросах доисторических связей между Америкой и Полинезией{511}.
Ведущий мировой ученый. Тур с наслаждением смаковал эти слова. Он не смог удержаться и написал об этом Томасу Ульсену. Эти слова были также вставлены в «проспект», изданный для представления экспедиции.
Пришел также ответ от госпожи Рут Бенедикт. Она пока не сделала никаких выводов, но с интересом прочитала рукопись.
Эти сообщения ободряли Хейердала, но, в сущности, они уже не имели решающего значения. В мыслях он находился уже на бальзовом плоту, и его не остановили бы теперь ни Лотроп, ни Спинден. Не хватало только денег.
Возможно, подействовало рождественское настроение, а, может быть, и что-нибудь еще. Но вдруг совершенно независимо друг от друга на помощь Хейердалу начали собираться добрые силы. На этот раз уже не американские, а норвежские. Если американцы, проявившие поначалу интерес к экспедиции, так или иначе поддались на миф о завуалированном самоубийстве, то норвежские спонсоры остались невозмутимы. Если американцы просто согласились с мнением, что плот потонет, то норвежцы положились на Хейердала, говорившего, что плот поплывет. Первым, кто начал действовать, был норвежский военный атташе полковник Отто Мунте-Кос. Он вложил в это дело столько своих усилий и к тому же, подключив посла Моргенштерна, поставил на карту престиж посольства, что не мог потерпеть, чтобы затея с экспедицией на плоту провалилась. Он предоставил Туру Хейердалу личный заем в две тысячи долларов «на покрытие стартовых расходов», как значилось в долговом обязательстве. Деньги подлежали возвращению через год с пятипроцентной рентой{512}.
На четвертый день Рождества Бьорн Рёрхольт пришел в гости к крупному бизнесмену Георгу Унгеру Ветлесену, который родился в Норвегии, но большую часть жизни прожил в США, где занимался судостроением. Во время войны он много помогал норвежцам, в том числе внес значительный вклад в создание военно-воздушных сил в «Малой Норвегии». Когда Бьорн уже собирался уходить, Ветлесен задержал его и сказал: «Если придется трудно, приходи ко мне, и я дам вам несколько тысяч, но только с возвратом»{513}.
В тот же день капитан Вильхельм Эйтрем, работающий в пароходной компании «Фред Ульсен», получил от Томаса Ульсена телеграмму следующего содержания: «Тур Хейердал просит (хочет?) денег. 3 grand if important to him might be interested»[32] {514}
Три тысячи долларов от Томаса! Туру пришлось смириться с выговором, сопровождающим эти деньги. Эйтрем ругал его за то, что он ходил вокруг да около вместо того, чтобы прямо сказать, что ему надо и сколько. Именно в этом была причина того, что судовладелец так медлил с ответом{515}.
Еще один повод к радости дали две тысячи долларов, предоставленные фабрикой «Мустад» из Йовика.
Однако решающую роль в спасении экспедиции сыграл самый старший Хейердал. В начале Нового года он сообщил, что основательно порылся в своих карманах — как и в прошлый раз перед путешествием Тура и Лив на Фату-Хиву. На этот раз он предоставил сыну двадцать одну тысячу крон. Кроме того, он согласился выплачивать женам членов экспедиции ежемесячно по 500 крон в течение полугода, пока их супруги будут отсутствовать{516}.
Тур Хейердал-отец редко видел сына с тех пор как тот в 1933 году переехал в Осло, и в архивах нет сведений о том, что они часто переписывались. Отец узнавал о делах сына в основном из писем, которые Тур посылал Алисон и которые она по просьбе Тура ему зачитывала. Однако нерегулярность контактов нисколько не мешала ему восхищаться достижениями сына. Осенью 1941 года, когда Тур и Лив находились в Балтиморе, он получил письмо от невестки, которое затем переслал матери Лив в Бревик. К письму Хейердал-отец приложил небольшую записку следующего содержания: «У меня нет слов, чтобы описать радость, которую доставляет мне Тур. Как я уже написал Алисон, это дает нам, его родителям, основания забыть те качества, которые он не унаследовал, потому что ему несомненно достались наши лучшие качества»{517}. Пивовар нисколько не сомневался в том, что в конце тихоокеанского путешествия сына ждет новая победа.
Таким образом, на пути Тура больше не было препятствий, если не считать двух проблем деликатного свойства. Дело в том, что ни Торстейн Роби, ни Кнут Хаугланд не получили отпуска. А кроме того, Тур не мог воспользоваться деньгами Томаса Ульсена и своего отца, пока сохранялись валютные ограничения на перевод денег в США.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});