Еще какое-то время было потеряно из-за серьезных сомнений. Господин Робен считал, что маркиз попал в какую-то ловушку, и настаивал на том, что его надо искать. Господин д'Арс же считал, что рассказ ребенка вполне правдоподобен, и решил отправиться в Бриант со своими людьми. Через час господин Робен также решил последовать его примеру.
Когда все разъехались, арендатор из Брильбо, которому было поручено продолжать обследование замка, побежденный усталостью, по его собственным словам, а скорее всего не совсем избавившись от страха, отложил порученное ему на завтра.
— Как рассвело, я за дело и принялся, — рассказывал Жан Фароде, — обыскал все из конца в конец, все перевернул, старые дрова раскидал и нашел каморку, которую раньше не замечал. А в каморке человек, словно сноп перевязанный; а рот весь одеревенел от кляпа из соломы. Человек казался совсем мертвым, с ног до головы, но я его взял, к себе отнес, развязал, ему и полегчало, а уж после капельки вина он в себя и пришел.
— А что это был за человек? — спросил маркиз, думая, что речь идет об Альвимаре. — Вам он знаком?
— Конечно, господин Сильвен, — ответил арендатор. — Я его раньше видел. Это был господин Пулен, настоятель вашего прихода. Четыре часа он и слова сказать не мог, так измучился, пытаясь выпутаться из веревок. Только на рассвете он нам сказал:
— Я расскажу все только суду. Я не виновен в том, что произошло, клянусь.
— Весь день он был словно в лихорадке и метался туда-сюда. Наконец, сегодня вечером ему полегчало, и он пожелал вернуться домой, я его туда и доставил, посадив позади себя на круп моей жеребой кобылы, извините за выражение.
— Пойдем расспросим его, — сказал Гийом, поднимаясь.
— Нет, — ответил маркиз. — Пусть поспит. Ему это очень не помешает, да и нам тоже. Да и разве может он нам сказать что-то, чего мы сами уже не знаем? И в чем мы можем обвинить его? Он дал последнее напутствие умирающему господину д'Альвимару — это его долг. Узнав, что тот устроил против меня заговор, он, если и не стал угрожать ему разоблачением, по крайней мере отказался поддержать его. Вот поэтому цыгане его связали и заткнули рот кляпом.
Гийом возразил, что господин Пулен опасен для Брианта, и следовало бы по крайней мере пригрозить ему разоблачением в деле с рейтарами, чтобы он был покорен и держался ото всех подальше.
Маркиз категорически отказался мучить человека, который и так был наказан, пострадав от грубого обхождения и рискуя погибнуть забытым в своей темнице.
— Сами посудите, — сказал он, — по милости Божьей, мы одолели сорок рейтаров, хорошо вооруженных и имевших пушку; мы справились с бандой ловких и изощренных мошенников; с ужасным пожаром и выбрались из самой гнусной западни. А теперь хотим отомстить бедному священнику, который и постоять-то за себя не может.
Маркиз забыл, что опасность еще не устранена. Ведь принц, спешно отправившийся ко двору, мог быть там принят холодно, после чего он скорей всего внезапно вернется и выместит свои обиды на провинциальных вельможах. На этот случай следовало бы позаботиться о том, чтобы между маркизом и принцем не стоял человек, способный выступить на защиту деяний Альвимара.
Именно об этом напомнил маркизу на следующий день Люсилио. Буа-Доре тотчас же поскакал к господину Пулену, чтобы справиться о его здоровье.
Священник еще не вставал с кресла, так он намучился от холода, веревок и страха. Он попытался убедить маркиза, что, якобы, пострадал, упав с лошади, после чего был вынужден провести целые сутки у одного из своих собратьев.
Но Буа-Доре сразу перешел к делу и заговорил с ним твердо, но вежливо и великодушно. Он не преминул показать священнику заметки из дневника Альвимара, который слишком нелицеприятно отзывался о нем и о принце.
Господин Пулен был уже не столь горделив, и тревожные сомнения терзали его:
— Господин де Буа-Доре, — произнес он, вздыхая и смахивая со лба холодный пот, выступивший при воспоминании о пережитых мучениях, — я видел смерть так близко и думал, что не боюсь ее, но она предстала передо мной в столь отвратительном и жестоком обличьи, что я дал обет уйти в монастырь, если мне удастся выбраться из того холодного каменного мешка, куда меня живьем захоронили. Теперь я свободен и жажду поскорей удалиться от интересов этого мира и не хочу принимать ни ту, ни другую сторону. В глубоком уединении я буду думать только о спасении моей души, и, если вы соблаговолите выделить мне келью в аббатстве Варенн, в котором вы являетесь доверенным лицом, я бы не желал ничего более.
— Хорошо, — ответил Буа-Доре, — но при одном условии: вы мне правдиво расскажете о том, что же произошло в Брильбо. Не буду мучить вас ненужными вопросами: на три четверти я уже знаю то, что вы мне можете рассказать. Я хочу знать лишь одно: признался ли вам господин д'Альвимар на исповеди в убийстве моего брата?
— Вы просите меня выдать тайну исповеди, — ответил господин Пулен. — И я бы отказался, как велит мне долг. Но сам господин д'Альвимар, искренне раскаявшись в свой последний час, поручил мне все рассказать после его смерти и после смерти Санчо, который, как он полагал, ненадолго переживет его. Знайте же, что господин д'Альвимар, принадлежавший по матери к благородному роду и получивший благодаря тому, что тайна его рождения осталась нераскрытой, право носить имя супруга своей матери, на деле был плодом преступной связи его матери с Санчо, бывшим главарем шайки разбойников, ставшим земледельцем.
— Что вы говорите? — воскликнул маркиз. — Господин настоятель, вы объяснили мне последние слова Санчо. Он утверждал, что принесет меня в жертву в память о своем сыне! Но почему же господин д'Альвимар признался в этом на исповеди? Вероятно, далее он был вынужден сделать еще и другие признания?
— Господин д'Альвимар был вынужден объяснить мне свое поведение по отношению к Санчо, чтобы вырвать у меня клятву не передавать в руки правосудия того, кого он со стыдом и горечью именовал виновником своего появления на свет, а также виновником своего преступления и своих несчастий.
Именно этот жестокий и безнравственный человек сделал его сообщником смерти вашего брата, именно ему первому пришла в голову эта мысль и глубоко укоренилась в душе его, Альвимар же смирился, согласившись помочь и воспользоваться плодами преступления.
Правда, единственной целью этого преступления, исполнители которого не знали свою жертву, было желание захватить деньги и ларец с драгоценностями, который ваш брат неосторожно показал накануне на постоялом дворе.
В ту пору своей жизни господин д'Альвимар был еще очень молод и так беден, что не надеялся собрать денег даже на дорогу в Париж, где рассчитывал найти покровителей. Он был честолюбив, а это, признаю, сударь, великий грех и худшее из искушений сатаны.