Читать интересную книгу Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками - Диана Гэблдон

Граф все прочел у меня на лице. Белая Дама не умеет лгать. Он помедлил, глядя на бурлящую красную жидкость.

– Пейте же, месье, – сказал король. Его глаза, по обыкновению, ничего не выражали. – Вы боитесь?

Граф обладал множеством отвратительных черт, но трусости среди них не числилось. Его лицо было бледным, но он встретил взгляд короля спокойно, даже слегка улыбнулся.

– Нет, ваше величество, – сказал он.

Взял чашу из моих рук и выпил до дна. Взгляд его был устремлен на меня. Он продолжал смотреть на меня, даже когда глаза стали подергиваться пеленой смерти. Белая Дама способна спасти мужчину или погубить его.

Тело графа, корчась, рухнуло на пол. Послышался хор изумленных голосов. Люди в капюшонах замерли на месте, с напряженным вниманием следя за телом графа. Каблуки его туфель некоторое время выбивали дробь, неслышную из-за ковра, тело изогнулось дугой, но сразу же обмякло, превратившись в бесформенную груду. Разгневанная змея выбралась из вороха белого атласа и быстро уползла, найдя убежище где-то у ног Людовика.

Все присутствующие пребывали в полном смятении чувств.

Глава 28

Проблеск света

Я вернулась из Парижа к Луизе в Фонтенбло. Мне не хотелось ехать на улицу Тремулен или еще куда-нибудь, где Джейми мог найти меня, хотя у него нет времени, чтобы разыскивать меня. Ему нужно было немедленно ехать в Испанию, иначе лопнула бы вся затея.

Добрая моя подруга Луиза простила мне бегство и, к ее чести, не докучала расспросами о том, куда я ездила и зачем. Я почти ни с кем не разговаривала, редко выходила из своей комнаты, ела очень мало и лежала, разглядывая лепнину на потолке.

Иногда появлялась мысль съездить в Париж, но никаких важных дел у меня там не было, и я все откладывала поездку, предоставив всему идти своим чередом. Тем не менее порой мне приходилось для этого сделать над собой усилие. По просьбе Луизы я спускалась к обеду или соглашалась попить чаю в кругу ее друзей. В то же время я старалась хоть как-то заботиться о Фергюсе – единственном человеке, за которого я чувствовала ответственность.

Однажды, когда я совершала свою ежедневную принудительную прогулку, я услышала его голос. И пошла проверить, в чем там дело.

Он стоял лицом к лицу с одним из конюших, мальчиком гораздо крупнее его, широкоплечим и угрюмым.

– Заткнись ты, жаба! – говорил тот. – Ты не знаешь, что болтаешь!

– Я знаю больше, чем ты, потому что твоим отцом был хряк! – Фергюс засунул два пальца в ноздри, задрал нос кверху и, пританцовывая, повторял: – Хрю-хрю!

Конюший, лицо которого странным образом напоминало вышеназванное животное, не стал больше терять времени на объяснения, но сложил вместе кулаки обеих рук и занес их над головой Фергюса. Через несколько минут мальчики покатились по грязной земле, завывая, словно коты, и разрывая одежду друг на друге.

Пока я размышляла над тем, стоит ли вмешиваться, конюший уселся верхом на Фергюса, схватил его за волосы обеими руками и принялся колотить головой о землю. Я понимала, что Фергюс заслужил такое отношение, но его лицо налилось кровью и потемнело, а мне совсем не хотелось бы, чтобы он лишился жизни в самом расцвете лет. Не уверенная, что поступаю правильно, я все-таки подошла к дерущейся паре.

Конюший придавил Фергюса коленом и изо всех сил колошматил его, так что зад парня оказался прямо передо мной. Я подняла ногу и ударила его в то место, где проходил шов штанов. Беспомощно балансируя, парень с криком перелетел через своего поверженного врага, распластался на земле, но тут же вскочил на ноги, а увидев меня, бросился бежать.

– Чем же ты тут занимаешься? – спросила я, рывком подняв упирающегося Фергюса и отряхивая его грязную одежду. – Смотри, у тебя порвана не только рубашка, но и штаны. Придется просить Берту починить их.

Повернув его спиной, я принялась рассматривать порванные штаны. Конюший так рванул их сбоку, что одна из ягодиц оголилась.

Вдруг я замолчала и уставилась на тело мальчика. Но меня заинтересовала не сама плоть, а небольшой красный знак, запечатленный на ней. Размером он был с полупенсовую монету и красного цвета, как только что начавший затягиваться ожог. Я машинально коснулась его пальцем, отчего Фергюс сильно встревожился. Края знака-клейма были особенно четко обозначены, как будто то, чем они были оставлены, с силой вдавливали в тело. Я вцепилась в руку мальчика, чтобы не дать ему убежать, и принялась рассматривать клеймо. Оно было овальной формы, в середине испещрено какими-то знаками, напоминающими буквы.

– Кто это сделал, Фергюс? – спросила я.

Голос мой звучал непривычно даже для моего уха. Он был слишком спокойным и бесстрастным. Фергюс рванулся, пытаясь убежать, но я удержала его.

– Кто, Фергюс? – строго спросила я и даже встряхнула его.

– Никто, мадам. Это я сам поранился, когда перелезал через забор. Это просто ссадина.

Его большие черные глаза бегали туда-сюда, ища, куда бы лучше ринуться от меня.

– Это не ссадина. Я знаю, что это такое, Фергюс. Но я спрашиваю: кто это сделал?

Я видела подобное клеймо только однажды и свежевыжженным, а это уже немного зажило. Но несомненно, они оба были нанесены раскаленным железом.

Осознав, что я все поняла, Фергюс перестал вырываться. Он прижался ко мне и затих, но плечи его продолжали вздрагивать.

– Это англичанин, мадам. Перстнем.

– Когда?

– Давно, мадам. В мае месяце.

У меня перехватило дыхание, когда я стала соотносить некоторые события по времени. Три месяца… Три месяца минуло с тех пор, как Джейми в сопровождении Фергюса отправился в бордель в поисках своего помощника, работающего на складе. Три месяца прошло с тех пор, как он встретил Джека Рэндолла в заведении мадам Элизы. Эта встреча заставила его забыть о всех своих обещаниях и вынудила принять решение убить Рэндолла. Три месяца прошло с тех пор, как он ушел, чтобы никогда не вернуться.

Мне потребовалось немало терпения, но я заставила Фергюса рассказать правду. И вот что услышала.

Когда они пришли в заведение мадам Элизы, Джейми велел Фергюсу ждать его внизу, пока он поднимется наверх, чтобы решить кое-какие финансовые проблемы. Зная по прежнему опыту, что это может занять немало времени, Фергюс отправился в большой салон, где несколько знакомых ему молодых женщин отдыхали, непринужденно болтая и поправляя друг у друга прически в ожидании гостей.

– По утрам у них не очень много работы, – объяснил он мне. – Но по вторникам и пятницам прибывают рыбаки, чтобы с утра пораньше продать свой улов на рынке. Тогда у них бывает много денег, что приносит немалую выгоду мадам Элизе, поэтому девушки должны быть готовы принимать гостей сразу после завтрака.

«Девушки» были отнюдь не молодыми. Но рыбаки не считались разборчивыми клиентами, поэтому довольствовались любыми проститутками. Среди них было немало приятельниц Фергюса, и с четверть часа он провел в салоне, болтая с ними. Клиенты приходили, делали свой выбор и поднимались в верхние комнаты.

– И тут появился англичанин с мадам Элизой.

Фергюс прервал свой рассказ и судорожно вздохнул.

Фергюсу, которому приходилось видеть мужчин в различной стадии опьянения, стало ясно, что англичанин изрядно пьян. Лицо было багровым и опухшим, глаза налиты кровью. Не обращая внимания на мадам Элизу, которая хотела подвести его к одной из «девушек», он прошел через всю комнату и вдруг заметил Фергюса.

– Он сказал: «Ты пойдешь со мной». И взял меня за руку. Я отказывался, мадам. Упирался. Говорил, что мой хозяин здесь, наверху, но он не слушал. Мадам Элиза шепнула мне на ухо, чтобы я шел с ним, а потом она поделится со мной деньгами.

Фергюс поежился и беспомощно посмотрел на меня.

– Я знал, что те, кому нравятся маленькие мальчики, обычно занимаются этим недолго. Я думал, что он закончит раньше, чем милорд соберется уходить.

– Милостивый Боже, – прошептала я.

Пальцы мои разжались и нервно заскользили по его рукаву.

– Ты хочешь сказать, что занимался этим и раньше, Фергюс?

Он посмотрел на меня так, словно собирался заплакать. Я кусала губы, едва сдерживая слезы.

– Очень редко, мадам, – сказал он. – Есть такие дома, где дети занимаются этим специально, и мужчины, которым это нравится, ходят туда. Но иногда какой-нибудь клиент замечал меня, и ему приходило в голову…

У него потекло из носа, и он принялся вытирать его тыльной стороной ладони.

Я достала из кармана платок и протянула его мальчику.

Он начал рыдать при воспоминании о том утре.

– Он был намного больше, чем я думал, – продолжал он, громко рыдая. – Я сомневался, смогу ли взять его в рот, но он хотел, он захотел…

Я прижала Фергюса к себе, заглушая его голос. Его худые лопатки, словно птицы, затрепетали у меня под рукой.

– Не рассказывай больше ничего, – повторяла я. – Не надо, прошу тебя. Я на тебя не сержусь.

Это было запоздалое приказание. Он не мог сдерживаться после стольких дней молчания и страха.