Читать интересную книгу Гибель Византии - Александр Артищев

Удар кулака кастильского графа швырнул адъютанта в сторону. Доменик упал, перекатился набок, сел и заскулил, придерживая руками сломанную челюсть.

Константин толчком распахнул дверь каюты. Навстречу ему испуганно обернулись два лекаря и слуга с комком окровавленных бинтов в руке. Задетый кем-то таз с врачебными инструментами упал, с грохотом вывалив свое содержимое на пол.

— Оставьте нас одних, — приказал Константин, разглядев за тремя скрюченными от страха фигурами тело лежащего на кровати кондотьера.

Врачи заколебались; один из них даже открыл рот для возражения.

— Поторапливайтесь! — рявкнул от двери Франциск. — Не заставляйте меня ломать вам шеи.

Он выпихнул генуэзцев из каюты и плотно прикрыл за собой дверь. Константин вплотную приблизился к кровати.

— Я был уверен, что ты погиб, — после долгого молчания произнес он.

Кондотьер безуспешно пытался подняться.

— Как мог ты покинуть свой пост? Как мог увести за собой солдат? — продолжал допрашивать Константин.

— Я никого не уводил, они отошли сами. Я приказывал им остаться, но…..

— ….но они, увидев, что командир сбежал, поспешили последовать его примеру, — докончил за него василевс.

— Нет, государь. Это не так. Я…..

Лонг потупился и отвернул голову. Что возразить? Как признаться в собственной слабости, в том, что даже собственные воины не считаются с тобой, поступают вопреки твоей воле? И всё-таки он сделал попытку оправдаться.

— Я вынужденно поступил так. Моя рана…..

Он указал на туго перевязанное бедро. На бинтах проступало алое пятно крови. Константин взглянул на ногу кондотьера, затем вновь на его прячущиеся, молящие о снисхождении глаза. Жила на лбу императора узловато вздулась.

— Это и есть твоя рана? Стыдись, Иоанн Лонг! На стенах города воины, даже если у них осталась только одна рука, продолжают отражать врага. А ты и твои люди? Вы украдкой бежали, дезертировали с укреплений! Отдав их тем самым в руки турок.

— Но, государь…..

— Молчи! Со всего периметра города к воротам Романа спешат жалкие крохи отрядов, чтобы оголив собственные участки, заткнуть собой проделанную вами брешь в обороне. Ты же тем временем удобно возлежишь на кровати и страдая от пустяковой царапины, готовишь корабль к побегу? Клянусь Богом, если бы я когда-нибудь мог предположить подобное, я бы вооружил не только монахов, но и святых сестер в монастырях, чтобы поставить их вместо наемников Лонга!

— Государь! Не надо таких слов!

— Ты не заслуживаешь иного!

Некоторое время они недобро смотрели друг на друга, затем гнев отпустил василевса. Он сделал шаг к кровати и положил руку на плечо раненого.

— Возвращайся на стены, Лонг. Кроме тебя и твоих солдат их некому защищать. Медлить нельзя. Вспомни клятву! Пусть это будет наш последний бой, но отступать мы не имеем права. Такова воля Всевышнего!

Кондотьер колебался. Не только слабость, сковывающая все его тело, не только уверенность в поражении византийцев, но и какое-то непонятное упрямство мешало ему сдвинуться с места.

Константин с улыбкой протянул ему руку.

— Вставай, Джованни. Время не терпит.

Кондотьер схватил протянутую руку и привлек василевса к себе.

— Государь! — горячечно зашептал он. — Неужели ты не видишь — это конец. Наша битва проиграна. Оставайся на галере….. Мы покинем залив, прорвемся сквозь заслоны турок. Там, на островах вблиз Мореи соберем сильное войско, вернемся и отберем у нечестивых столицу.

Константин отнял руку и распрямился. Лицо его окаменело, улыбка погасла, как пламя задутой свечи. Он ясно расслышал слова генуэзца, но не сразу смог вникнуть в их смысл. Удар в спину от соратника и друга всегда неожиданен и силен для любого человека, будь он простым пахарем или венценосцем.

— Я ошибся в тебе, Джустиниани Лонг, — после долгой паузы, медленно, чуть ли не по слогам, произнес император. — Ты не только трус, но еще и предатель.

Он повернулся и вышел из каюты. За дверью с нетерпением ожидали византийские и генуэзские командиры.

— Что сказал кондотьер? — с ходу спросил Франциск Толедский.

— Кондотьера Джустиниани больше нет, — коротко ответил император.

Не произнеся более ни слова, он направился к трапу. Генуэзцы ахнули и бросились в каюту. Кондотьера Джованни Джустиниани Лонга, прославленного воина и командира там действительно не было — на кровати, закрыв лицо руками, лежал жалкий, раздавленный собственным ничтожеством человек.

Константин сел на коня и намотал уздечку на кулак. Он ни разу не обернулся назад. Да и зачем? Он должен был понять значительно ранее, что помощи ждать неоткуда, ни от Бога, ни от людей.

Пришпорив коня, император помчался обратно в город. Страшная весть о прорыве турок и отступлении защитников застала его на полпути к крепостным стенам.

Неподалеку от башни Анема, там, где смыкается стена Влахерн с двойной стеной Феодосия, около трех сотен янычар раз за разом штурмовали укрепления. Под защитой бревенчатых щитов, подтянутых носильщиками-аккынджи к самому подножию стен, турки, с помощью осадных лестниц время от времени атаковали горожан. Ранее этот участок осаждающие обходили вниманием и на башнях дежурило не более десятка дозорных. Теперь же византийцы были вынуждены перебросить от Адрианопольских ворот около полусотни ополченцев.

После нескольких приступов штурм начал выдыхаться; и без того неохотно идущие на приступ янычары, засев за укрытиями, не жалея содержимого своих колчанов, принялись обстреливать амбразуры башен и каждый просвет между зубьями стен. Потери с обеих сторон не были велики: около двух десятков убитых у турок и несколько легко раненных стрелами горожан.

Час спустя янычары неожиданно, все разом, бросились в атаку. Отражая нападающих, византийцы не обратили внимания на то, что один из бревенчатых щитов, подобно гигантской черепахе медленно отполз в сторону и замер там, уткнувшись краем в основание башни. Даже если кто-либо из защитников и вспомнил бы о находящейся под щитом незамурованной калитке, через которую не раз совершались дерзкие вылазки горожан, ему и в голову не пришла бы мысль заподозрить подвох: толстое листовое железо дверцы могло выдержать не один прямой удар пушечного ядра.

Провожаемый взглядами своих солдат, Ибрагим приблизился к калитке и навалился на нее плечом. Прослышался скрежет ржавых петель. Тысяцкий отпрянул в сторону, открывая перед остальными темный проем в толще башни.

— Аллах велик! — объявил приближенный Саган-паши. — Он услышал наши просьбы и отворил нам дверь.

Он встал сбоку от входа и взмахнул рукой.

— Быстро! По одному! И без единого звука!

Втягивая головы в плечи, янычары поочередно исчезали в узкой щели. Когда последний из воинов проник вовнутрь, тысяцкий хищно осмотрелся вокруг, вошел в проем и аккуратно запер за собой дверцу.

Подмога ему не нужна, как не нужны и соперники. Добровольно делиться с кем-либо славой и наградой? Видит Аллах, он не настолько глуп!

Пробравшись на внутреннюю сторону стен, янычары теснились в тени, отбрасываемой башней, уступая место идущим вслед. Ибрагим обнажил саблю и торжествующе взглянул на своих солдат.

— Вперед!

Турки бросились к лестнице, ведущей на площадку стены. Некий горожанин с пикой на плече, пыхтя от утомления, преодолевал высокие каменные ступени. Обернувшись на топот шагов, он недоуменно воззрился на толпу спешащих в его сторону чужеземных солдат.

— Эй! Кто вы такие? — окликнул он янычар и взял копье наперевес.

— Тревога! Османы в городе! — завопил он через мгновение и тут же покатился вниз, пронзенный сразу десятком стрел.

Никем более не замеченные, янычары поднялись на стены и с громким боевым кличем набросились на горожан. Растерявшись от неожиданности, ромеи поначалу пытались отбить врага, но под напором более многочисленного неприятеля, дрогнули и оттянулись на фланги.

— Нас предали! — послышался чей-то заполошный крик.

— Измена! — вторило ему сразу несколько голосов.

Сказалось колоссальное напряжение, непреходящее на протяжении многих недель осады, и внезапность нападения с тыла сыграла здесь свою роковую роль. Охваченные смятением горожане больше не могли сдерживать врага. Да и кто мог предположить, что численность прорвавшихся за укрепления янычар не превышала пяти десятков человек? Крики «Спасайтесь! Турки в городе!» заставили попятиться даже самых отважных.

Овладев протяженным, от башни до башни, участком и получив подкрепление от уже беспрепятственно поднимающихся на стены однополчан, янычары устремились к Калигарийским воротам. Городская стража во главе с сотником Феодором стояла насмерть и вскоре вся полегла под саблями мусульман. Иоганн Немецкий и сотник Павел, ударив в тыл уже захватившим ворота янычарам, приперли к стене вражеский авангард и в жестокой сече почти полностью истребили его. Но через незащищенные участки укреплений, сметая последних христианских бойцов, катился непрерывный поток султанских воинов, задержать который у горожан уже не было сил. В схватке с ними Павел погиб вместе со всем своим отрядом. Поспешившие к нему на помощь остальные двое братьев, Троил и Антоний, с остатками своих бойцов были вынуждены остановиться и затем прорываться к берегам Золотого Рога.