Против нападок Гюго большинство Собрания избрало два способа защиты: его подвергали осмеянию и ему напоминали его прошлое. Монталамбер сказал, что Гюго поддерживал все партии, а затем от всех отрекался. Он отверг это обвинение и блестяще защищался. Но тем не менее его жизни угрожала опасность. В Собрании распространились зловещие слухи. Большинство депутатов желало спровоцировать, хотя бы с помощью полиции, мятеж, для того чтобы потопить его в крови.
Случайный выстрел мог сразить любого мешающего человека. Полковник Шаррас (либерал) сказал Гюго: "Остерегайтесь". Он ответил: "Ну вот еще! Да пусть они посмеют явиться ко мне, в моей келье одни только стихи да незавершенные строфы валяются повсюду, я лишь посмеюсь над ними". Ему дружески посоветовали не выступать по поводу избирательного закона. "Ну уж нет, я непременно выступлю, а там будь что будет. Огромная сабля, которой потрясают маленькие людишки, события 93-го года, происходящие в 1850 году, Тьер, породивший нечто чудовищное, - это даже забавно..." Он находил, что его противники просто комичны. Он заблуждался. Они были комичны, но и страшны.
Он чувствовал бы себя более сильным в общественной жизни, будь его личная жизнь менее сумбурной и достойной осуждения. Долг, признательность, любовь, желание делали его рабом прежних привязанностей и мимолетных увлечений. Три женщины, почти три супруги - Адель, Жюльетта и Леони, жили невдалеке друг от друга, на склонах Монмартра, в тесном кругу; каждой из них он должен был уделять время и навещать одну вслед за другой, всегда рискуя встретить, когда он идет под руку с Жюльеттой, свою жену или Леони, которые подружились на почве вражды к Жюльетте, наиболее опасной сопернице.
Жюльетта, оставаясь в тени, следила за похождениями своего повелителя и "смиренно таила свою великую любовь" в глубине квартала Родье, в мрачном тупике, где она жила "в непрестанном одиночестве и скуке". Редко выпадало на ее долю счастье сопровождать своего друга в парламент или в Академию, слушать там его речи либо изредка принимать его у себя дома. Каждое утро она отправлялась посмотреть издали на два окна его кабинета - Гюго разрешил ей наконец (в 1845 г.) выходить из дому на прогулку. Она еще не знала, какую роль в его жизни играет Леониди д'Онэ; и с недоверием относилась к другим женщинам, ибо он не мог устоять перед теми, кто искал с ним близкого знакомства: кафешантанная певичка Жозефина Фавиль; светская дама госпожа Роже де Женет; Элен Госен, осужденная за воровство; поэтесса Луиза Колле; экспансивная незнакомка Натали Рену; авантюристка Лора Депрес; артистка Комеди-Франсез Сильвани Плесси; особа, именовавшая себя виконтессой дю Валлон, о которой Вьель-Кастель сказал, что "она выдала трех своих дочерей-красавиц замуж так, словно совершила хорошую коммерческую сделку"; куртизанка Эстер Гимон; быть может, Рашель. Гюго, который в дни добродетельной молодости придавал большое значение целомудрию, высказывал теперь на любовь взгляды в духе Шелли:
Любовь... Кто повелел двоим любить?
Спроси у быстрых вод, спроси у ветерка,
У опаленного свечою мотылька,
У золотых лучей, у виноградных лоз,
У взбудораженных апрелем гнезд,
У всех, кто ждет, поет и шепчет в тишине...
В смятенье сердце крикнет: - Неизвестно мне!..
[Виктор Гюго. Любовь ("Созерцания")]
Когда 29 апреля 1851 года умерла от апоплексического удара Фортюне Гамлен, "в смятенье сердце" кричало на все голоса. Смерть эта явилась печальным событием для Гюго, который потерял верного друга, а для Леони катастрофой; после развода с мужем Леони нашла в лице этой умной женщины близкого друга, проводила с ней почти все вечера либо дома, либо в театре. Лишенная помощи многоопытной светской красавицы, которая с годами обрела мудрость, бывшая госпожа Биар, поразмыслив о своей судьбе, решила, что она погубила свою жизнь ради Виктора Гюго, а поэтому он должен посвятить ей большую часть своей жизни и уж по крайней мере должен ради нее пожертвовать Жюльеттой. Она не раз пыталась добиться от своего любовника этого разрыва, но всегда наталкивалась на решительный отказ.
Когда в 1849 году она стала угрожать Гюго, что все откроет Жюльетте, он грубо ее одернул.
"Вчера вы очень резко сказали мне, что если я это сделаю, то такой дурной поступок лишит меня вашего уважения. Но ведь я имею право так поступить, ведь я столько страдала и так терпеливо ждала четыре года. И все же, как бы ни были несправедливы ваши слова, какое бы чувство любви вы ни проявляли к другой, я не решаюсь пойти на этот шаг, так как ваша угроза более страшна для меня, нежели смерть. Хорошо, я не поступлю так, как хотела поступить. Ценой сверхчеловеческих усилий я буду оберегать счастье и иллюзии той женщины, которую ненавижу больше всего на свете, женщины, которую я задушила бы с великой радостью, даже если мне пришлось бы отвечать за это перед богом! Женщины, в жертву которой принесено счастье моей жизни..."
Леони досаждала Гюго мучительными вопросами:
"Если она (Жюльетта) не пользуется правами любовницы, ей остается узнать очень немногое. Если же она имеет эти права, я в таком случае не смогу действовать иначе, чем решила. Раз вы не желаете, чтобы ей стало все известно, значит, вы предоставили ей те права, которые принадлежат мне. Я отрекаюсь от всего. Лучше умереть, нежели разделять с ней вашу любовь... Я готова пойти на то, чтобы она оставалась вашим другом, а вы осмеливаетесь говорить мне, что с моей стороны будет гадко, если я совершу поступок, благодаря которому все встало бы на свое место! Ну хорошо, я отказываюсь от своего намерения, не будем больше говорить об этом... Более четырех лет я нахожусь в позорном положении, так как она убеждена, что является единственной женщиной, которую вы любите... Бог вам судья! Пусть все будет так, как вы хотите... Я буду проводить дни своей жизни в отчаянье, но по крайней мере избавлюсь от укоров совести и не уроню свою честь. Я собрала все ваши письма. Вы можете прислать за ними".
Два года спустя настроение у Леони д'Онэ изменилось, и, вместо того чтобы отказаться от своего намерения, она нанесла удар. 29 июня 1851 года в дом N_20 по улице Родье прибыл пакет с письмами, перевязанный лентой и запечатанный печаткой Виктора Гюго, с гербом, который он сам нарисовал, и с его девизом: "Ego Hugo". В жестоком смятении Жюльетта вскрыла пакет. То был почерк обожаемого и почитаемого человека. Она прочитала письма и с ужасом узнала, что в 1844 году ее любовник любил другую женщину, писал ей страстные письма, столь же очаровательные, как и те, которые в течение восемнадцати лет были для нее единственным счастьем и честью: "Ты мой ангел, и я целую твои ножки, целую твои глаза... Ты свет моих очей, ты жизнь моего сердца..." Те же самые выражения, которые были и в письмах к Жюльетте. Леони сама вложила в пакет короткую записку, сообщив в ней, что любовные отношения продолжаются и теперь, "что к ним относятся с уважением как в обществе, так и в доме Виктора Гюго, а посему госпожа Друэ, пожалуй, поступила бы разумно, если бы первая порвала узы дружбы, продолжать которую поэт больше не хочет и которая стала для него обузой...". Нельзя вообразить ничего более ужасного в жизни женщины, посвятившей себя единственной любви, нежели это доказательство постоянного предательства, скрываемого в течение семи лет! Жюльетта вышла из своего дома вся в слезах, близкая к помешательству, весь день она бродила по Парижу и возвратилась только вечером, разбитая спасительной усталостью. Она надеялась, что появится Виктор, и решила после необходимых объяснений уехать к своей сестре в Брест.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});