Правда, совсем недолгому. Сильные мужские руки подхватили её и оторвали от такого удобного ложа. Она уже собиралась оделить вредного братца очередной насмешкой, даже набрала воздуха в грудь, но сначала открыла глаза. И вместо родных ехидных карих уперлась взглядом в полные беспокойства синие, не менее родные и любимые.
Всего на несколько мгновений Тигренок стал прежним, сбросил острый ледяной панцирь отчуждения и обиды. Пару секунд, не больше, Шу снова чувствовала его тепло, его нежность… и как, едва он убедился, что с ней все в порядке, опускается забрало, отгораживая от неё возлюбленного.
Под настороженными взглядами гвардейцев, наставивших на него две дюжины мечей и готовых в любой момент броситься и растерзать посмевшего покуситься на королевскую особу, Хилл осторожно поставил принцессу на пол. Медленно, стараясь продлить каждый миг пронзительно горького наслаждения от прикосновения к ней. Почти не дыша, чтобы только не дать себе снова схватить её и отпускать больше, Лунный Стриж отступил он Её Высочества на шаг и склонил голову. Подозрение в глазах вояк не утихало. Шутка ли, они и вздохнуть не успели, как этот странный юноша сорвался с подоконника, на котором словно бы задремал до того, незаметным глазу прыжком перемахнул через головы стоящих между ним и принцессой вояк, и Шу очутилась в полной его власти. Хорошо хоть, сумел не расшвырять их в стороны, чтоб не путались под ногами. Видел бы Мастер такой провал всей и всяческой конспирации, шкуру бы спустил с придурка. Но не это сейчас волновало Хилла. Неужели ему не показалось, и она и впрямь взглянула на него с прежней лаской, и прижалась на миг, словно не хотела, чтобы он отпускал её?
«Хоть бы вы все повалились! Какого демона вылупились? Кретины!» — Её Высочество готова была собственноручно придушить всех, начиная с Бертрана и заканчивая братцем. Она бы сейчас отдала все на свете, лишь бы никого рядом не было в тот момент, когда Тигренок прижал её к себе.
— Бертран? В чем проблема?
— Все в порядке, Ваше Высочество?
— Будет, как только вы все перестанете изображать из себя невесть что и опустите оружие.
— Простите, Ваше Высочество.
— Шу, извини, я немного увлекся, — Кей, похоже, заразился всеобщим помешательством.
— Да ладно смотреть на меня, будто я сейчас в обморок упаду. Что с тобой, братик?
— Ничего.
— Вот и чудненько. Отлично размялись.
— Угу. Отлично, — Кей с трудом избавлялся от оцепенения. — Кажется, уже время обеда.
— Да пора бы уже. Зак, идем?
— Конечно. Полковник, до свидания, — Дуклийон младший церемонно кивнул отцу.
— Надеюсь, мы не окончательно испортили вам занятия? — Кей дружески улыбнулся начальнику Личной Гвардии.
— Ну что вы, Ваше Величество. Думаю, с сегодняшнего дня уровень подготовки вашей Гвардии резко возрастет, — Бертран поклонился королю, не забыв одарить подчиненных взглядом разъяренного вампира. Гвардейцы дружно побледнели, предчувствуя неминуемую расправу.
— До встречи, полковник, — король кинул вопросительный взгляд на сестру и, получив еле заметное покачивание головы в ответ, направился к выходу.
Одарив несколько растерянных гвардейцев любезной улыбкой, Шу взяла Тигренка за руку и молча последовала за братом.
Обедал Его Величество в узком, почти семейном кругу. К его неудовольствию, сестричка нашла новых союзников для черного дела воспитания из него образцового дамского угодника. Её поддержали не только Эрке с Балустой, но и лучший друг Закерим, от которого Кей такого подлого удара в спину точно не ожидал. Несколько смягчило его тяжелейшее разочарование в жизни только то, что вся компания клятвенно пообещала не бросать своего дорогого монарха на произвол судьбы и отправиться под балкон леди Дарниш вместе с ним, вооружившись гитарами и запасшись валерьянкой. Как пояснила заботливая сестричка: «Вдруг пригодится? Соседям, например. Или Таис отпаивать, коли от неземной радости ей поплохеет».
Весело было всем, кроме самой сестрички, хоть она и всячески показывала обратное. Наверное, пыталась убедить в этом саму себя, потому как все присутствующие слишком давно и хорошо знали Её Непоседливое Высочество, чтобы обмануться показным оживлением. Но все упорно делали вид, что полностью и безоговорочно ей верят. Все, кроме Тигренка. Ему, казалось было просто все безразлично. После внезапного взрыва эмоций в тренировочном зале он снова застыл безжизненным истуканом, вполне успешно изображая из себя мебель. Видимо, чтобы не портить всем аппетит, Шу, не дожидаясь подачи на стол третьей перемены блюд, всучила ему гитару и усадила на пол у своих ног. Что, впрочем, тоже не произвело на менестреля никакого впечатления.
Но только внешне. Хиллу возможность не смотреть на радостно перешучивающуюся компанию, в которой он чувствовал себя совершенно лишним, принесла некоторое облегчение. Когда же Шу словно нечаянно положила руку ему на голову, тихонько поглаживая, он закрыл глаза и постарался отключиться от всего окружающего мира, кроме её нежданной, но оттого ещё более драгоценной ласки.
— Кажется, он слишком далеко отсюда, — голос принцессы с трудом пробился сквозь паутину грез наяву. — Тигренок, милый, ты, оказывается, умеешь играть и во сне? Вот не знала, что так бывает.
Её рука по-прежнему касалась его волос, когда Хилл поднял на неё взор. За насмешливой улыбкой пряталась грусть. Живая, струящаяся прохладой и запахом увядающих кувшинок, позабывшая о почти привычной уже маске безупречной холодной вежливости печаль. И прощание. В сиреневых глазах ясно читалось: «Все. Время вышло. Завтра для нас не наступит». И нежность. Странная, необъяснимая нежность, от которой невыносимо хотелось тоскливо завыть.
Он поднялся только тогда, когда Шу убрала руку и отошла от него. С непроницаемым лицом поклонился Его Величеству на прощанье и даже изобразил вежливую улыбку. Лишь кровь пульсировала, отдаваясь в ушах: «Когда? Успею ли я? Или уже опоздал? Неужели сегодня? Или все же завтра?»
Неопределенность и ожидание доконали Лунного Стрижа, пока он сопровождал Шу к её покоям. Как на зло, она и не думала спешить, словно оттягивая последний момент. Едва дверь за ними закрылась, она развернулась к нему, глядя прямо в глаза. И оба замерли, боясь пошевелиться. Медленно, как во сне, она приблизилась и протянула руку. Невесомое, робкое прикосновение чуть не заставило его закричать, как от нестерпимой боли: «Что? Что ты собираешься сделать со мной?»
Но она отпрянула, как от раскаленной жаровни, и, ничего не говоря, ушла. Поднялась к себе в спальню и закрыла дверь. Хилл не понимал, что он чувствует, получив ещё одну отсрочку. Облегчение? Радость? Надежду на то, что ему все же удастся ещё немного побегать и встретиться с Мастером? Или разочарование? Больше всего походило именно на разочарование.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});