Читать интересную книгу The Chamber. Камера - Джон Гришем

Адам слабо улыбнулся. Взгляд его скользнул по раскрытой коробке из-под обуви, что стояла на столе. Изнутри коробка была выложена алюминиевой фольгой, в которой виднелись остатки печенья.

– Что это? – машинально спросил он, не испытывая особого интереса.

– Гостинец к казни.

– Гостинец? К казни?

– Милях в трех ниже по дороге живет старушка. К каждой экзекуции она приносит сюда коробку домашнего печенья.

– Зачем?

– Не знаю. Понятия не имею, для чего она это делает.

– Кто его ест?

– Охрана.

Адам покачал головой.

* * *

Из комнаты для отдыха Макаллистер ступил в кабинет. Одет губернатор был в новый темно-серый костюм и белоснежную рубашку, на груди – строгий полосатый галстук. Сидевшая у окна Мона Старк заканчивала утомительные подсчеты.

– Четверть часа назад звонки прекратились, – с облегчением сообщила она.

– Слышать о них не хочу, – бросил губернатор и на секунду задержался перед зеркалом. – Пошли.

В приемной к ним присоединились двое телохранителей. Группа из четырех человек проследовала в ярко освещенный зал, где с ноги на ногу нетерпеливо переминались десятка три журналистов. Подойдя к стойке с микрофонами, Макаллистер дождался, пока в зале не наступит полная тишина.

– Верховный суд Соединенных Штатов, – патетически провозгласил он, – только что отклонил последний протест адвокатов мистера Сэма Кэйхолла. Таким образом, после трех судебных процессов, после девяти с половиной лет, в течение которых дело рассматривали в общей сложности сорок семь судей всех мыслимых инстанций, справедливость наконец восторжествовала. Преступление свое Сэм Кэйхолл совершил двадцать три года назад. Кое-кто, должно быть, скажет, что со справедливостью не очень-то спешили. Пусть так. Но час ее пробил. Ко мне обращалось множество людей с просьбой помиловать мистера Кэйхолла, однако сделать это я не в состоянии. Я не могу не считаться с волей вынесшего вердикт жюри и с мнением судей, как не могу обмануть надежды моих друзей – семейства Крамер. – Чувствовалось, что Макаллистер долго репетировал и тщательно шлифовал эту речь. – Глубоко убежден: с казнью Сэма Кэйхолла будет перевернута одна из наиболее позорных страниц истории нашего штата. Призываю жителей Миссисипи без оглядки на прошлое крепить идеалы истинной демократии. Да простит Господь его заблудшую душу.

С этими словами губернатор резко повернулся и зашагал к боковой двери, предусмотрительно распахнутой телохранителями. У северного подъезда капитолия его ждал автомобиль, а на расстоянии полумили от здания уже запустил турбину пилот вертолета.

Выйдя на свежий воздух, Гарнер Гудмэн остановился возле старой бронзовой пушки, жерло которой было по неизвестным причинам направлено на небоскребы делового квартала. Внизу, у начала лестницы, прохаживались десятка два протестантов. В руках они держали горящие свечи. Гарнер позвонил Адаму и зашагал прочь. Когда он пересек площадь, за спиной послышались звуки печального гимна. Пройдя пару перекрестков, Гудмэн перестал слышать музыку. Добравшись до третьего, Гудмэн свернул направо, к офису Гетса Кэрри.

ГЛАВА 50

Путь обратно, до “комнаты сосредоточения”, оказался куда более длинным. Адам проделал его в одиночестве: Лукас Манн уже успел раствориться в лабиринтах Скамьи.

Стоя перед тяжелой дверью отсека “А”, Адам внезапно осознал две вещи. Во-первых, откуда-то в здании блока появилось множество людей: по коридорам расхаживала охрана, у входа толпились мужчины в форме, с суровыми лицами и пистолетами на поясных ремнях. Всех их привела сюда близкая развязка драмы. Казалось, ни один из мало-мальски облеченных властью сотрудников администрации Парчмана не мог позволить себе не прийти на Скамью, где вот-вот должна свершиться казнь пресловутого Сэма Кэйхолла.

Во-вторых, обнаружил Адам, рубашка его промокла от пота так, что воротничок противно лип к шее. Когда раздалось гудение скрытого электромотора и дверь медленно поползла в сторону, он нервно ослабил узел галстука. Расстегнув верхнюю пуговицу, перешагнул через порог, провел тыльной стороной ладони по лбу. К его удивлению, лоб был сухим. Легкие наполнил влажный воздух.

При закрытых окнах в коридоре вполне можно было задохнуться. Глаза раздражало призрачное сияние ламп дневного света. Справа потянулись темные провалы камер. Никто из сидельцев не спал, каждого мучила мысль: кто следующий?

– Хорошие новости, Адам? – прозвучал из мрака умоляющий голос Гуллита.

Адам не ответил. Сколько, интересно, адвокатов прошли до него здесь, чтобы отнять у сидевшего в “комнате передержки” клиента последнюю надежду? По-видимому, немало. Этот же длинный путь преодолел когда-то и Гудмэн – неся трагическое известие Мэйнарду Тоулу.

Не обращая внимания на провожавшую его цепкими взглядами охрану, Адам замер у двери, что вела в проход. Через мгновение дверь раскрылась, и он сделал два шага вперед.

Сэм и Ральф Гриффин по-прежнему сидели на койке, головы их почти соприкасались. Адам опустился рядом с дедом, положил руку на его плечо.

– Наш протест отклонен.

Кэйхолл кивнул: этого следовало ожидать. Из груди капеллана вырвался тихий вздох.

– А губернатор отказал в помиловании, – закончил Адам. Сэм попытался невозмутимо расправить плечи, но силы ему изменили.

– Все мы во власти Божией, – произнес священник.

– Значит, финал, – едва слышно сказал Сэм.

– Да, – подтвердил внук.

Негромко зашепталась охрана: все-таки экзекуция состоится! Где-то за стеной, скорее всего в самой камере, хлопнула дверь, и колени Кэйхолла дрогнули. После долгого молчания он с трудом разомкнул губы:

– Наверное, пора помолиться, святой отец.

– Пора.

– Как мы это сделаем?

– О чем именно ты хочешь молить Бога, Сэм?

– Я бы попросил Его не держать против меня зла – когда я умру.

– Хорошо. Но почему ты считаешь, что Господь может быть недоволен тобой?

– Причины, по-моему, очевидны. Гриффин сложил ладони.

– Думаю, было бы лучше, если бы ты покаялся в своих грехах и испросил у Него прощения.

– Во всех сразу?

– Тебе нет нужды перечислять каждый. Просто скажи, что сожалеешь о содеянном.

– Покаяние оптом?

– Называй как угодно. Если ты искренен, это сработает.

– Я искренен.

– Веришь ли ты в ад, Сэм?

– Да.

– И в рай тоже?

– Да.

– Веришь ли ты, что после смерти души добрых христиан попадают в рай?

Кэйхолл задумался.

– А вы, святой отец?

– Верю, Сэм.

– В таком случае готов положиться на ваше слово.

– Вот и правильно.

– Как-то уж больно просто получается. Коротенькая молитва – и я прощен?

– Почему тебя это беспокоит?

– Потому что я совершил очень серьезные ошибки, падре.

– Все мы совершаем ошибки. Но Отец наш небесный любит всех людей одинаково.

– Однако вы ни разу не сделали того, что делал я.

– Станет легче, если ты выговоришься, Сэм.

– Знаю.

– Говори же.

– Может, мне выйти? – спросил Адам.

– Нет. – Движением руки Кэйхолл не позволил ему подняться.

– У нас очень мало времени, Сэм, – напомнил капеллан, бросив взгляд в сторону стража.

Старик перевел дыхание и заговорил тихим, лишенным интонаций голосом:

– Я хладнокровно убил Джо Линкольна и уже попросил у Бога за это прощения.

Гриффин истово шептал слова молитвы.

Сэм продолжил:

– Я помог своим братьям убить двоих мужчин, которые убили нашего отца. По совести, я никогда не сожалел об этом поступке – до вчерашнего дня. Теперь жизнь человека ценится гораздо выше, чем в те времена. Я был не прав. А еще пятнадцатилетним мальчишкой я участвовал в расправе над чернокожим. Я стоял тогда в толпе и вряд ли смог бы остановить ее. Но я даже не попытался.

Он смолк. У Адама мелькнула спасительная мысль: других признаний не будет. Гриффин терпеливо ждал. Минуты через три прозвучал осторожный вопрос:

– Это все, Сэм?

– Нет.

Адам прикрыл глаза, к горлу подступил тугой ком.

– Был еще один суд Линча. Парня звали Клетус как-то, не помню. Тогда мне исполнилось восемнадцать, я только что стал членом Клана. Все.

Он глубоко вздохнул. Капеллан продолжал молиться.

– Но сыновей Крамера я не убивал, – хрипло проговорил Кэйхолл. – Я поступил как круглый идиот, позволив втянуть себя в то мерзкое дело. Об участии в нем я сожалел долгие годы. Сожалею и сейчас. Не стоило мне вступать в Клан, изводить ни в чем не повинных людей своей ненавистью, устраивать взрывы. Но мальчиков я не убивал. Я вообще не намеревался причинить кому-то вред. Бомба должна была взорваться глубокой ночью. Ставил ее другой, не я. Я сидел за рулем. По собственной инициативе мой сообщник использовал часовой механизм, поэтому взрыв раздался много позже, чем предполагалось. Не знаю, желал ли он чьей-то смерти. Подозреваю, что да.