Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не буду подробно описывать монастырских построек; скажу только, что верхний монастырь представляет художественно скомпанованный четвероугольник трех— и четырехэтажных корпусов, с четырьмя храмами по углам, а в средине возвышается величественный пятиглавый собор с обширными хорами внутри, назначенными, собственно для монашествующих, дабы они во время богослужения не мешались с мирянами. Число всех братий в обители простирается до 800; согласно правилам общежития, никто из них не имеет собственности, все проходят возлагаемыя на них послушания, смотря по их силам и способностям. Что может сделать простой русский человек в применении своих способностей – довольно сказать, что иноки обошлись без помощи инженеров и ученых садоводов не только в возделании своего “земнаго рая”, но и почти без архитекторов во всех этих – можно сказать – гигантских постройках. Если бы так называемые социалисты были добросовестны, если бы были способны чему-нибудь у кого-нибудь поучиться, то я посоветовал бы им поучиться вот у этих монахов: тут идеально осуществлены и равенство, и братство, и даже свобода: ведь все эти люди пришли сюда не подневольно, а совершенно свободно, и никто их здесь силою не держит: свободною волею объединились они в единое братство и живут одною семьей под водительством своего старца “игумена”, которому преданы с детской простотой беззаветно…
Когда видишь пред собою воочию осуществление идеала христианской общины и приходят на мысль эти неумные мечтатели – преобразователи человечества, эти “социалы” всякаго вида, то невольно думаешь: и хитер же сатана-человекоубийца, неустанно изобретающий способы гибели для людей! Как он умеет искажать, извращать то, что дорого душе человека как “христианке по природе”, чего он не терпит, по чего не может вытравить из нея, что ненавидит всею своею сатанинскою ненавистию! Смотрите, вот что он сделал с этими в сущности хорошими словами: равенство, братство, свобода! Конечно, мы все равны пред Богом, все Ему милы, все и друг другу нужны, как члены одного и того же тела. Но не все же члены тела исполняют одно и то же служение телу: иначе и тела бы не было. Человечество и есть одно великое тело, один организм любви. Как служения различны, то и способности Бог дал людям различные, и силы неодинаковыя. Каждый служи ближнему тем, что дал тебе Бог, и будешь счастлив в этом служении, и будешь чувствовать всем существом своим то равенство, идеал коего заложен Богом в твоей душе, – равенство внутренняго креста в земной жизни. То же в отношении братства. Все мы дети единаго Отца Небеснаго, дети матери Церкви Христовой, всех нас любит Господь одинаково, за всех одинаково пролил Свою безценную кровь. Значит, все мы – братья. Все и должны любить друг друга, как братья, служить друг другу по-родному. Но знал Господь всеведущий, что не все мы одинаково воспользуемся своею свободою, не все одинаково будем служить Ему исполнением Его животворящих заповедей, и потому не всем дал одни и те же способности и дарования. Одному дал – один талант, другому – два, иному пять… Вот и должен получивший пять талантов снисходить к тому, кто получил один, а сей последний должен сознавать свою нищету и смиряться пред собратом своим, который выше его стоит по Божьему дару… А все же все мы братья, все пред Отцем Небесным равны. Да и все свободны. Бог никого не насилует, против воли не влечет в Свое небесное Царство. Хочешь спастись – спасайся: аще хощеши внити в живот – соблюди заповеди. Не хочешь – твоя воля. Знай только, что если погибнешь – сам виноват будешь. Вот и идут люди в монастырь, хотят спастись, борются с своими страстям, воюют против плоти, мира и диавола… Падают, и снова встают, и снова укрепляются на врага. В том и свобода, что никто воли твоей с тебя не снимает: хочешь – спасайся, не хочешь – как знаешь: хоть в мир возвращайся. Знай только, что борьба с страстями, с своим самоценом, с похотью плоти и похотью очес (любостяжанием) ведет тебя к истинной свободе духа, к той свободе, о которой Господь говорит: аще Сын свободит вы, воистину свободна будете. О, если бы люди знали, что это за дивный дар Божий – свобода духа от страстей! Какой мир души, какую радость о Господе, какую несокрушимую силу духа подает она! Если бы, по крайней мере, старались живущие в мире, порабощенные суете его, почаще бывать в тихих пристанях сей свободы, в обителях святых, если бы поближе держали себя к носителям благодатной свободы – старцам Божиим, которые жизненным подвигом стяжали себе хотя в некоей малой вере сию свободу! Ведь тогда, может быть, спала бы с очей их пелена, закрывающая от них истину: тогда, может быть, они опытом познали бы, что та свобода, о какой мечтают они, свобода жить по своей воле и служить страстям, есть, в сущности, рабство, о коем говорит Господь: творяй грех раб есть греха. Тогда они, может быть, поняли бы, что не в животной жизни, какою они живут большею частию, состоит назначение и счастье человека, а вот – в достижении этого духовнаго совершенства, этого, в меру наших сил и Божией благодати, богоуподобления. Кто из верующих имел счастие хотя раз в жизни встретить такого старца Божия, тот, несомненно, носит в сердце его образ всю жизнь, и не это ли впечатление от свидания со старцем отцом Амвросием, когда-то пережитое несчастным Львом Толстым, повлекло его в последние дни его жизни в Оптину, повлекло непроизвольно, темным чувством, воспоминанием, некогда пережитаго, в некоем темном желании еще раз встретиться со старцем – преемником отца Амвросия? Но – увы, неспособна уже была душа его к восприятию благодатнаго воздействия от такого свидания и – затворени быша двери, и не попущено сие свидание, да не в горший ему суд будет оно!..
Много поведал мне достопочтенный старец-игумен Ново-Афонской обители, отец архимандрит Иерон, о достоблаженных старцах Афонскаго Пантелеимонова монастыря: отце Инрониме, при котором Бог сподобил его послужить 17 лет келейником, архимандрите Макарии, отцах: Азарии, Аверкии, Селевкии и др. Какие дивные, полные духовной красоты образы христоподражательнаго смирения, послушания, кротости, духовной и телесной нищеты встали предо мною в этих повествованиях! Как жаль, что иноки, по свойственному им смирению, не записывают того, что было бы так назидательно для мирян, и хранят лишь в устном предании такие рассказы.
Вот встает пред нами величавый образ старца-подвижника, мужа великаго опыта духовнаго и рассуждения – приснопамятнаго отца Иеронима. Яко кокош (курица-наседка. – Ред.) духовный, собрал он и духовно воспитал все это многочисленное братство, населяющее Русский св. Великомученика Пантелеимона монастырь, братство, беззаветно ему преданное, готовое на все ради любимаго батюшки. Уже в глубокой старости, удручаемый немощами и болезнями, не раз старец собирался умирать, но вся братия, как один человек, становилась на молитву, и Господь, по их горячей молитве, паки и паки даровал ему жизнь. Зная это, пред своею кончиною старец просил их дать ему умереть, не просить ему у Бога жизни: “Братья, отпустите меня, не могу больше жить!” – говорил он. Зорко следил он за каждою душею, которая вверила ему себя и глубокомудро руководил их в духовной жизни. Дар рассуждення, как поведал это его присный друг и сподвижник монах Дионисий, получил он еще в начале своего подвига в дивном видении. Жили они четыре года в лесах, прежде чем отец Иероним покинул Россию для святого Афона. Жили по заповеди великих старцев, ничего друг от друга не скрывая. Раз шли они куда-то, и отец Иероним, тогда еще Иоанн, почувствовал страшныя невыносимыя боли в желудке. От болей он не мог продолжать пути и лег при дороге, а его спутник пошел в ближайшее селение принести ему хоть теплой воды… Возвращается – видит, что отец Иоанн сидит спокойно.
– Что чувствуешь? – спрашивает спутник.
– Пожди мало, брате, – отвечает он, – дай мне придти в себя.
Спустя немного, он поведал сему брату за великую тайну, что сейчас видел он въяве Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, котораго благоговейно чтил с детства, так как носил его имя от святого крещения; Апостол спросил его: “Что с тобою?” Он ответил ему, что зело болеет у него желудок.
Апостол посмотрел на него и сказал: “Теперь ты здрав!”
И он почувствовал, что боль мгновенно утихла.
И сказал ему Апостол: “Проси у меня еще чего хочешь.”
И дерзнул он просить себе дара рассуждения и слова.
“И сие дается тебе,” – сказал Апостол Христов и стал невидим.
И действительно, старец всегда, при всяких обстоятельствах жизни, находился, что сделать, что сказать, и его мудрое слово ценилось братией, как извещение свыше.
Его ближайшим незаменимым сотрудником в управлении братией и в старчестве был отец архимандрит Макарий (Сушков), котораго проще звали, по афонскому обычаю, “игуменом”. О сих двух старцах можно было повторить слово просветителя славян святого Кирилла: “два супруга еста, едину бразду тяжуща”. Отец Макарий был детски предан отцу Иерониму и решительно ничего не делал без его благословении. Трогательно слушать рассказы о том, как этот, тоже убеленный сединами старец кланялся в ноги, как провинившийся ребенок, великому своему духовному руководителю, прося у него прощения.
- Выражение монашеского опыта - Старец Иосиф Исихаст - Религия
- Сочинения - Неофит Кипрский - Религия
- Монастыри Московского Кремля - Александр Воронов - Религия
- ИЗ УДЕЛА БОЖИЕЙ МАТЕРИ. (Ностальгические воспоминания) - Херувим (Карамбелас) Архимандрит - Религия
- Старец Силуан Афонский - Софроний Сахаров - Религия