— Уэльскую женщину привезли в этот дом как рабыню. И она часть моего наследства. Я могу делать с ней, что захочу — Твой отец освободил ее в этом зале перед всеми нами, — тихо плакала Эдит. — Она твоя мачеха, и то, что ты предполагаешь совершить, означает кровосмешение! Это худший из грехов, мой муж! Не делай этого, Кэдерик, молю тебя! Мы найдем тебе новую молодую плодовитую наложницу, только не Уинн!
— Я не желаю никого другого, только ее!
Во взгляде Эдит жалость смешалась с отвращением.
— Молю тебя, мой муж. Я мало чем могу помочь тебе, если ты настаиваешь на своем.
Уинн не позволила переносить Эдвина из зала. Слуги нежно подняли его, чтобы подстелить соломенный тюфяк Уинн промыла, прижгла и обработала его раны со всей тщательностью. Большие раны, хоть и страшные на вид, заживут легко, если она сможет избежать нагноений.
С меньшей, более опасной раной гораздо труднее, поскольку ей никак не удавалось остановить медленное кровотечение. Несколько раз, сильно надавив в области раны, ей удавалось остановить кровь, но когда она отпускала руку, рана вновь открывалась, и жизненные силы Эдвина начинали вытекать из нее.
К середине ночи Уинн забилась в темный угол зала и несколько коротких минут проплакала от отчаяния. Им нужен хирург! У нее просто нетумения расширить рану и зашить артерию. Большую часть ночи Эдвин то терял сознание, то снова приходил в себя. Хотя у него начался жар, Уинн знала, что таким образом тело борется с болезнью. Потеря крови — вот что убьет его. К концу ночи сознание у тана на короткое время прояснилось.
— Приведи семью, — сказал он Уинн, и она бросилась будить всех, заснувших прямо в зале. Никто не покидал их во время этих часов.
Когда все собрались перед Эдвином, он произнес:
— Я умираю. Я это чувствую. Кэдерик, сын мой. Ты мой наследник Элфдин твой. Я даю тебе мое отцовское благословение, но ты должен мне кое-что пообещать.
— Что угодно, отец! — сказал Кэдерик, не в силах скрыть своего стремления получить наследство.
Легкая горькая улыбка коснулась губ тана, и он продолжал уже с большим трудом:
— Будь добр с Эдит. С твоими женщинами.
— Обещаю, отец.
— Поклянись, что ты будешь почитать и защищать свою маленькую сестру Аверел, мой сын.
— Клянусь, отец! Я жизнью своей буду беречь ее и позабочусь, чтобы она в свое время вышла замуж. — И в этой клятве он был искренен, поскольку не держал зла против малютки.
— И Арвел тоже! Я… сделал его… своим…
— Мальчик не пострадает от меня, отец, — сказал возможно более уклончиво Кэдерик Нет, Арвел не пострадает, если его мать окажется сговорчивой, а это зависело от безопасности ее ребенка. Кроме всего прочего, Уинн была хорошей матерью, и Арвела он будет держать заложником, что обеспечит покорность матери.
— Уинн! — прохрипел Эдвин.
— Я здесь, любовь моя, — отозвалась Уинн, склонившись над ним, чтобы ему легче было говорить.
— Я никого не любил, кроме тебя… моя дикая… уэльская… девочка.
Никогда.
— Эдвин, — почти простонала она. — Я не смогу вынести того, что произойдет! Я всю жизнь училась спасать людям жизнь, но у меня нет знаний хирурга. Прости меня!
Он улыбнулся и слабо кивнул:
— Прощаю.
— Я люблю тебя, Эдвин. Вначале я не могла, но потом полюбила. Как можно не полюбить тебя? Ты самый добрый, самый лучший человек, которого я знала в своей жизни!
— Лучше, чем… другой? — нежно спросил он.
— Да! — быстро ответила она, и он вновь улыбнулся, зная, что она обманывает его, но эта самая ложь уверила его, что она на самом деле его любит, по крайней мере так, как она любила своего принца.
Потом тан заговорил вновь:
— Кэдерик, сын мой!
— Да, отец?
— Поклянись, что ты будешь чтить, уважать и защищать мою жену и мою вдову. Поклянись, что ты будешь охранять Уинн! — Это отняло у тана почти все оставшиеся силы.
Кэдерик посмотрел на умирающего отца. Жизнь в его глазах быстро угасала. «Осталась минута-другая», — подумал он бесстрастно.
Внезапно ужасающая мысль поразила тана. Вытянув удивительно сильную руку, он схватил сына.
— Клянись! — прохрипел он, стараясь скрыть отчаяние в голосе, когда сама его жизнь подходила к концу. — Клянись!
— Кэдерик, мой муж, во имя Всевышнего, молю тебя, поклянись, — просила Эдит.
— Мой господин! Мой господин! — Его четыре младшие жены, обступив его со всех сторон, цеплялись за него раздражавшими его пальцами. Он стряхнул их всех.
— Клянись! — Голос Эдвина перешел в шепот, но они все еще ясно слышали произнесенные слова.
Холодные глаза Кэдерика встретились с глазами Уинн, когда предсмертный хрип вырвался из горла Эдвина Этельхарда.
Эдит и другие женщины упали на колени и начали молиться, когда рука тана разжалась и выпустила руку сына, безжизненно упав.
Старая Элдред медленно прошаркала через весь зал и распахнула дверь навстречу утру. Широкий луч солнца брызнул по полу. Где-то вдали послышалась светлая песня жаворонка. А потом, не спуская ни на минуту глаз с Уинн, новый тан Элфдина произнес безжалостным, резким голосом:
— Теперь, уэльская женщина, ты моя!
Глава 17
Несмотря на яркий декабрьский солнечный свет, день был мрачный.
Уинн отошла от тела Эдвина и направилась к Эдит.
— Как вы обычно хороните своих умерших? — спросила она коленопреклоненную женщину. «Сегодня день зимнего солнцестояния, — подумала она. Подходящий день для того, чтобы умереть, как и любой другой». Беззвучные слезы катились по ее липу.
Обессиленная, Эдит с трудом поднялась на ноги.
— В старые времена среди нашего народа существовал обычай сжигать усопших. Люди, живущие к югу от нас, предавали своих мертвых земле и клали вместе с ними в могилу столько вещей, сколько покойный заслуживал и сколько могли позволить себе его родственники. С приходом священников мы просто хороним. Кладбище — рядом с маленькой церковью.
— Ты поможешь мне подготовить тело? — спросила Уинн. Она чувствовала себя уставшей и была сражена словами Кэдерика у тела бедного Эдвина. У нее болели груди, и, взглянув вниз, она обнаружила, что ее туника была не только в пятнах крови, но и молока.
— Конечно, я помогу тебе, — быстро отозвалась Эдит, видя, в каком состоянии находится Уинн, и обняла ее, — но сначала тебе надо покормить Аверел.
— Не начинай без меня, — мрачно сказала Уинн. — Я должна, как жена, оказать Эдвину последнюю дань моего уважения, которое он заслужил. — Она освободилась из рук Эдит и взяла у няни спящую дочь.
Усталой походкой она поднялась по лестнице в большую спальню, где поменяла Аверел пеленку, а потом села, полностью изнуренная, покормить Аверел. Она баюкала малютку, пока та с жадностью сосала ее грудь.