Красивые сельские пейзажи. Люси много лет там не бывала, так что мы сели в Ласточку и нанесли небольшой визит тому арендатору, который тогда распоряжался фермой Мулен, — между Туэ и Севр-Нантез, на полпути от Секондиньи к Верну-ан-Гатин. Естественно, не успели мы тронуться, как Люси начала ворчать, ну и вонища у тебя в машине, это после жирного Томаса не выветрилось? Антисанитария какая! Ты видел, что у тебя в багажнике опарыши? А-а, она еще и протекает, внутри у твоего «роллса» дождь не слабее, чем снаружи! С ума сойти, у меня лужа под ногами! Может, так ты наконец научишься грести? А отвертка зачем — на случай нападения зомби? Втыкать им в глаз, как в «Ходячих мертвецах»? Короче говоря, постоянные подколы и передергивания! И не только в смысле, что машина моя воняет, негерметична, печка не работает, а кондиционер не охлаждает, — это я готов признать, согласен, но ездить прямо я умею, а не рыскаю по дороге, как язвительно говорит Люси. Это она так коварно намекает на мое вождение лодки, что в данном случае совершенно неуместно.
Мы с Ласточкой благополучно доставили принцессу с горошком по месту назначения.
И это место нас сильно впечатлило. Замечательный фруктовый сад на пологом склоне, укрытые от ветра поля; лесок, красивый и не слишком убитый фермерский дом из крупных камней, с амбаром и кучей хозяйственных построек; есть вода и, по словам крестьянина, арендовавшего землю, хороший дренаж, толстый плодородный слой, идеальная почва для разведения овощей.
На обратном пути, проведя полдня за осмотром земель, здания и инспектированием чуть ли не каждого дерева по отдельности, мы — хотя и не строя особых иллюзий насчет возврата земли, но изо всех сил перекрикивая шум Ласточкиного мотора, всю дорогу — через Силле, Ле-Бюссо и Кулонж, возвращавшую нас в Пьер-Сен-Кристоф, — строили первые замки на песке. Мы оба влюбились в это место. Колоссальный участок, просто колоссальный, повторяла Люси. Гораздо больше, чем мне думалось. Укрытый от ветра, идеально подходит для теплиц, хорошо ориентирован — на правильной стороне холма, обращенной к долине, на юг. Уклон небольшой, не слишком круто взбираться. Но там десятки яблонь… что с ними делать? Фрукты — это такая возня. Обрабатывать, бороться с червяками, со всякой дрянью, дважды в неделю собирать паданцы и т. д. Потом хранить, складировать, обязательно распродать до весны. А что, яблоки хорошо продаются?
— Ну, если вкусные, то да. А не то сделаем сок, место для хранения бутылок есть.
И вот так, мало-помалу, в том числе благодаря этим яблоням, стали приходить разные идеи.
Люси будет выращивать овощи, тут она дока: десять тысяч квадратных метров органики, постепенный переход к пермакультуре, остальная часть площадей под вспомогательные культуры (картошка, которая занимает кучу места, особенно органическая) и для облегчения севооборота. Я буду ей помогать по необходимости (пропалывать, что надо — снимать с веток, что надо — подбирать с земли и т. д.). Возьму на себя яблоки и вообще весь сбыт (рынки, поиск новых клиентов, постоянные покупатели, торговля непосредственно на ферме и т. д.) и, главное, переработку излишков: производство соков и консервирование.
И дело в шляпе!
При таком разделении задач вдруг как-то так вышло, что Люси допускает возможность работать даже с таким рохлей, как я, поскольку у рохли обнаружились кое-какие достоинства: энтузиазм, позитивный настрой, навыки письменной и устной коммуникации, любовь учиться и интерес к новому, а также — грубая мужская сила.
Как говорит Гонтран: компетенции людей, вовсе не имеющих компетенций.
Сначала — главное: ухаживать за растениями живых изгородей, лечить почву, сокращать вносимые удобрения, выделять участки для пчел и птиц, меньше использовать орошение — и мы спасем несколько гектаров планеты с посадками, которые будут перекачивать из атмосферы тонны углекислого газа, давать тень, конденсировать росу и т. д. Лето станет на несколько градусов прохладнее — пусть даже это всего лишь соломинка в колесе Апокалипсиса.
Красивый план.
Из животноводства мы планировали заняться разведением только людей и делать это самостоятельно.
Нас охватило такое воодушевление, что мы спаривались, как олени в период гона, — только делали это весной. Мало-помалу сомнения Люси насчет работы со мной таяли — «ветер страсти прогоняет тучи страха». Очень скоро, гораздо раньше, чем мы предполагали, и при помощи крупной бумажки с нашей стороны тогдашний арендатор (вообще-то, дальний родственник Люси) оформил себе пенсию и переехал в Маренн, «где у него давно имелась дамочка» (версия матери Люси).
Затем я открыл существование Сельскохозяйственной палаты, в мою жизнь вошел г-н Гонтран и начались административные заморочки.
Люси ломала голову, как перепрофилировать ферму (продать неподходящий инструментарий, заменить другим, что-то сделать с имеющимися посадками (картофель, люцерна, лук), спланировать севооборот, выстроить новые цепочки продаж — словом, куча разных вопросов, по которым, в общем-то, господин Гонтран оказался неплохим советчиком), я выкраивал время скосить траву между обрезкой яблонь, первой вспашкой и штудированием книг про загадочные нравы вредителей — моли, тли и прочих мерзких тварей, которых я с радостью отправлял к праотцам или за забор к соседу: летите, голуби, летите.
Был открыт юридический фронт, и с середины мая бушевала великая банковская война.
Я нашел идеальное название: «Добрые дикари», соединив в нем Монтеня, Руссо, Леви-Стросса и креативный брендинг, столь любезный классикам маркетинга.
Египтология и сельское хозяйство тайно связаны друг с другом: сумма денег, которые надо вложить, чтобы лет через пять заработать три гроша, — поистине фараоновская.
И это притом, что мы ничего не делали с домом, разве что наскоро кое-где подкрасили, привезли четыре кухонных элемента из «Икеи» (IKEA™) и остальную мебель — из секонд-хенда.
Август, месяц знамений и падающих звезд, второй месяц нашей здешней жизни, был волшебным. Стояла жара, но нам было хорошо. Мы собирали яблоки; Люси продвигалась в планировании и разбивала первые грядки, мы ели овощи с огорода, посаженного нашим предшественником; лук уродился не очень, но нам удалось за бесценок сбыть почти весь урожай, оставили только килограммов сто в подвале; из сортировки картошки устроили целый праздник и дико повеселились; мы этой картошкой не сильно занимались, треть выкопали зеленой и выбросили, — в общем, музыку врубили, лампочки повесили, как на деревенских танцах, накупили сосисок, нажарили пятнадцать кило домашней картошки фри и созвали всю округу до самого Секондиньи и весь Пьер-Сен-Кристоф; и Макса с Линн, и Матильду с Гари, и, конечно, Арно, даже главного могильщика Марсьяля, и Пако с его корешами из кафе «Рыбалка», и Франка, и моих лондонских знакомцев Кейт с Джеймсом; все сначала перебирали картошку, а потом пошли танцевать и веселиться