набок, черты лица оплывают. Куколка поддерживает его и бережно опускает на землю, а после наклоняется и плюет в открытый рот.
Василиса крепко держит тяжелое фарфоровое блюдо. Только бы не уронить! Щека сильно болит, от этого перед глазами иногда плывет. К разговору приказчика и городского доктора она не прислушивается, все ее внимание сосредоточено на блюде.
– Пусть девочка ко мне после ужина зайдет.
– Никто не помешает. Васька, слышала, что барин сказал?
Зачем? О чем они? Девочка чуть приподнимает подбородок, внутри все сжимается от ужаса. Со смертью старого барина ничего не закончилось, пришел новый барин.
Куколка видит…
* * *
– Нет! – Константин отшатнулся, толкнув спиной низкий столик, – Нет! Я никогда не…
– Тише, дитятко. Я знаю. – Фигура отступила, деревянная ладонь погладила по голове спящую девочку.
– Она… – Константин не знал, как выразить словами охватившее его чувство. Эта девочка столько испытала. За что? Почему? Глупые, никому не нужные вопросы.
– Да, сокол мой. Ты можешь сделать все, что задумал. И горе ее сделать малым. Но захочешь ли? – Голос матери, ее интонации. Она никогда не кричала, только вздыхала негромко.
Константин задумался. В детстве он очень боялся разочаровать маму так сильно, что любовь ее к нему уменьшится. Хоть на немного. Казалось, что он сразу это почувствует и мир рухнет. А потом он вырос.
– Да, хочу. И сделаю. У меня Василиса будет счастлива.
– Хорошо, дитятко. Сожги меня, чтобы не осталось следов. Сожги и забудь обо мне. Но об обещании своем помни. Я всегда буду рядом. – Деревянная женщина сложила руки, будто удерживала младенца у груди. – Как мать.
* * *
– Ох и камень вы с души моей сняли, батюшка! Апоплексический удар! Слово какое ученое. Бедный Михаил Андреевич! Не старый ведь еще, но все под Богом ходим. Не забудьте весточку нам прислать и официальную бумагу, с подписями и печатями. Прощелыгу Житова только такое убедит. Берите яблочки моченые в дорогу, берите! Сами не захотите, так Ваську побалуете. Отпускаю с легким сердцем, вы же и тут все по закону сделаете, да? Медлить не станете. Кому польза, если душа малая умрет без докторской заботы? Вы уж подлечите хорошенько ее. Адресок вдовы Костаевского я вам черканул. Сговоритесь с ней. Ну, с Богом, Константин Егорович! Может, свидимся еще!
Приказчик широким размашистым жестом перекрестил воздух перед бричкой. Василиса сидела, вжавшись в борт, низко опустив голову. Косматый Василий свистнул, и лошадь дернула повозку.
* * *
Николя привык, что в первую очередь приезжие просят показать собор Нотр-Дам-де-ла-Мер, который недавно восстановили после разрушений времен Великой французской революции, когда новая власть особо невзлюбила культ Девы Марии. Но русская дама на прекрасном французском настойчиво спрашивала о подземном храме Сары ла Кали, цыганской святой, не признанной церковью. На цыганку женщина похожа не была совершенно, хотя лицо закрывала широкая шляпа с вуалью, а слишком плотное для летнего Сент-Мари-де-ла-Мер платье оставляло открытым только узкие кисти. Безымянный палец охватывало широкое обручальное кольцо, но сюда, на побережье, она приехала с пожилым отцом. Кажется, на лечение. Морской воздух, говорят, благотворно влияет на тех, кто борется с пагубными зависимостями. И пока старик посещал процедуры в дорогой лечебнице, мадам изучала город в одиночестве. Любопытство не порок, только когда оно не мешает зарабатывать, поэтому Николя без лишних вопросов пообещал отвести иностранку к крипте.
– По легенде, служанка-египтянка Сара спасла Марию Магдалину и Деву Марию. Разыгрался шторм, и их утлая лодочка не могла пристать к берегу, тогда служанка сорвала свои пышные юбки и сделала из них плот. Так обе Марии спаслись и в благодарность окрестили девушку. Цыгане считают ее первой христианкой своего народа. И святой, – болтал Николя, петляя в узких улочках. – Сара ла Кали значит «темная Сара». Ее еще иногда называют Черной Мадонной. В подвале церкви святилище – алтарь и статуя. Вам повезло: только недавно туда стали пускать нецыган. Я был там всего раз, но смогу показать…
– Не нужно. Я хочу сходить одна. Вы дождетесь меня, месье Николя?
Любопытство против денег всегда проигрывает, поэтому гид кивнул и устроился в теньке.
* * *
В подземном храме горели свечи, ярче всего вокруг статуи Сары ла Кали. Старая Луладджа разогнула спину и беззастенчиво уставилась на женщину, спустившуюся по узкой темной лестнице. Это святилище рома, и они вправе глядеть на пришлого человека, ведь сюда его мог привести только праздный интерес. Цыганка едва сдержалась, чтобы не сплюнуть, но тут же осенила себя крестом. Она не одобряла новых порядков. Иноземцы приносят деньги, но не всё на свете измеряется ими. Она достаточно пожила, чтобы понимать это.
Женщина сняла шляпу. Светлые волосы были собраны в тугой пучок, полностью открывая лицо с правильными чертами, красивое, если бы не уродливый бугристый шрам на щеке. Он привлекал все внимание, как любой явный недостаток. Чужестранка прошла к статуе святой, черное деревянное тело которой было скрыто под цветастыми юбками – любимым подношением верующих. Скоро нужно будет их убрать, иначе они полностью скроют фигуру вместе с венчающей ее голову драгоценной короной. Женщина выпрямилась, запрокинув голову, а после рухнула на колени, прижалась лбом к холодным плитам. Луладджа прислушалась – слова молитвы на чужом языке звучали непонятно, но горячо, исступленно.
– На, куколка, покушай да моего горя послушай. Покушай горя моего…
Дмитрий Карманов
Зимний крест
Никого.
И ничего.
Впрочем, нет. Что-то есть. Появилось. Внизу, под ногами, – твердь. Кстати, ноги тоже есть. Уже неплохо.
Теперь оглядеться. Голая безлюдная местность. То ли поле, то ли пустошь. Грязь. Такая грязь обычно в конце осени, когда вот-вот ударят морозы, вот-вот она замерзнет, но пока – вязкая и холодная. Пар изо рта. Если подует ветер, станет невыносимо зябко. Но штиль. Полное безветрие.
– Ванька! Ванька, ау? Ты меня слышишь?
Иван завертел головой. Откуда голос? Совсем рядом, под ухом.
Шею царапнули. Крохотный коготок. Иван скосил глаза. Птичка! Маленькая птичка у него на плече. Воробей? Черная голова, серая спинка, красная грудка… Нет, снегирь.
– Славка, ты?
– Ну наконец-то! Я уже минут десять тебя вызываю. Есть контакт!
– Слав, где я?
– Сейчас посмотрим…
Снегирь прыгнул на плече, расправил крылышки и взлетел. Описал полный круг над головой, вернулся и чирикнул:
– Уныленько. Плоско и грязно, причем во все стороны. Но…
– Что-то нашел?
– Возможно. Повернись на три часа. Видишь, там, на горизонте?
– Холм?
– Похоже. В любом случае больше тут нет ни фига. Идем?
Чем ближе Иван подходил к холму, тем более странным тот казался. Сначала