Оперативные мотивы развертывания немецких войск также сомнительны. Прежде всего оно основывалось на неочевидном предположении, что Красная Армия сохранит крайне невыгодную для нее конфигурацию и останется неподвижной. Вопрос о преодолении с боем линии Западная Двина – Днепр авторами плана даже не ставился. Состав стратегических резервов, учитывая серьезность задачи, был явно скудным. В случае невыполнения первой стратегической цели – уничтожение советских войск западнее Днепра и Двины – неизбежно возникла бы необходимость в изменении всего стратегического плана. При отсутствии резервов это неизбежно влекло за собой нежелательную стратегическую паузу или метание войск первого эшелона для последовательного решения вновь возникающих задач на других направлениях. Так, в сущности, оно и получилось.
Изначально наступление предполагалось вести примерно равными по силе группировками южнее и севернее Припятских болот в расходящихся направлениях, причем организация взаимодействия между этими группировками не предусматривалась. Действия войск по расходящимся операционным направлениям ведут к образованию больших разрывов в оперативных построениях и таят опасность возникновения кризисных моментов на флангах вторжения, требуя для их ликвидации определенного количества сил. Общий фронт вторжения, без учета северной группировки, составлял около 1500 км; выделенные силы позволяли обеспечить среднюю оперативную плотность около 8 км на дивизию. При действии на расходящихся направлениях к концу первого этапа кампании фронт растягивался до 2400 км, снижая среднюю оперативную плотность до 13 км на дивизию. При выполнении второй стратегической цели по разгрому советских группировок на флангах фронт увеличивался до 2800 км, доводя плотность построения до 16 км на дивизию, и это без учета каких-либо потерь и конфигурации линии фронта.
В конце концов, у Германии просто не было сил для разгрома Красной Армии, что превращало «Барбароссу» скорее в набор благих пожеланий, нежели план боевых действий. Если же учесть, что советский военно-промышленный комплекс был гораздо более приспособлен для снабжения армии в ходе затяжной войны необходимой техникой, то весь Восточный поход можно расценить только как самоубийство.
Даже когда в ходе подготовки к войне выяснилось, что Германия не располагает силами, способными нанести гарантированное поражение Советскому Союзу, германское руководство вместо поисков иного выхода из стратегического тупика верило только в силовое решение проблемы, а германские генералы были уверены в том, «что если не в материальном отношении, то в оперативном искусстве ведения войны» они смогут добиться решающего военного превосходства.
По свидетельству Гудериана, «прошлые успехи, особенно победа на Западе, одержанная в столь неожиданно короткий срок, так затуманили мозги руководителям нашего Верховного командования, что они вычеркнули из своего лексикона слово «невозможно».
Ограниченность ресурсов Германии, крайняя переоценка боеспособности Вермахта и опыта западноевропейских кампаний, недооценка мощи СССР привели к тому, что план «Барбаросса» стал планом войны без резервов, без достаточных материальных запасов, планом однократной кампании. Так, для обеспечения операции вторжения запасы горюче-смазочных материалов, продовольствия и боеприпасов создавались из расчета на 20 суток активных боевых действий. Все было подчинено идее сильного первоначального удара, который, по расчетам Берлина, должен был решить исход войны самое позднее к ноябрю 1941 года.
«Вряд ли мы ошибемся, – писал генерал Эрхард Раус, – если скажем, что вся Русская кампания войдет в историю как одна гигантская импровизация. Перед вторжением в Советский Союз Верховное командование немецких вооруженных сил (ОКВ) и Верховное командование армии (ОКХ) даже не попытались заглянуть в будущее. Старшие командиры вооруженных сил и военные специалисты всех отраслей прежде всего должны были детально изучить климат и местность, а также социальные, экономические, политические и военные условия на потенциальном театре военных действий или хотя бы в тех нейтральных и союзных государствах, где существуют аналогичные условия… В результате выяснилось, что они просто не понимали, с чем им предстоит столкнуться, и, похоже, смотрели на всю кампанию слишком легкомысленно».
В последний раз Гитлер изложил свое видение ситуации в письме Муссолини от 21 июня 1941 года, в котором информировал дуче, что принял решение начать войну против СССР, так как «уже нет иного пути для устранения этой опасности. Дальнейшее выжидание приведет в этом или следующем году к гибельным последствиям». Гитлер утверждал: «…Советская Россия и Англия в равной степени заинтересованы в распавшейся, ослабленной длительной войной Европе. Позади этих государств стоит в позе подстрекателя и выжидающего Североамериканский Союз. После ликвидации Польши в Советской России проявляется последовательное направление, которое – умно и осторожно, но неуклонно – возвращается к старой большевистской тенденции расширения Советского государства». Поскольку битва за Англию потребует использования всех германских ВВС, Германия должна быть застрахована «от внезапного нападения с Востока или даже от угрозы такого нападения… Если обстоятельства вынудят меня бросить против Англии немецкую авиацию, возникнет опасность, что Россия со своей стороны начнет оказывать нажим на юге и севере, перед которым я буду вынужден молча отступать по той причине, что не буду располагать превосходством в воздухе… Положение в самой Англии плохое, снабжение продовольствием и сырьем постоянно ухудшается. Воля к борьбе питается, в сущности говоря, двумя факторами. Эти надежды основываются исключительно на двух факторах: России и Америке. Устранить Америку у нас нет возможностей. Но исключить Россию – это в нашей власти». Признавая, что борьба будет тяжелой, фюрер не сомневался в «крупном успехе».
Как заметил генерал Г. Блюментрит, «приняв это решение, Германия проиграла войну».
Поскольку полная победа социализма в одной стране невозможна, пока существует капиталистическое окружение, участие большевиков в войне было предрешено. Гитлер еще сидел в тюрьме, когда Сталин на Пленуме ЦК ВКП(б) 19 января 1925 года, сделав вывод о неизбежности в будущем новой войны, заявил, что «в связи с этим не может не встать перед нами вопрос о нашем вмешательстве в эти дела»: «Если война начнется, то нам не придется сидеть сложа руки, – нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашу весов, гирю, которая могла бы перевесить». Но прежде требовалось создать мощную военно-экономическую базу, которая стала бы надежным фундаментом для войны с «капиталистическим окружением». Поэтому, выступая с отчетным докладом на ХV съезде партии в декабре 1927 года, генсек вновь заявил о нарастании угрозы войны и поставил задачу: «учесть противоречия в лагере империалистов, оттянуть войну» до того момента, пока «не назреют вполне колониальные революции» либо «пока капиталисты не передерутся между собой».
Выполнение этой задачи до поры до времени требовало лавирования между великими державами, чтобы воспрепятствовать их консолидации на антисоветской основе и использовать их технические возможности для модернизации экономики. Сделав ставку на ускоренное военно-экономическое развитие СССР, советское руководство было вынуждено налаживать экономические связи со странами Запада, что требовало определенной маскировки своих намерений. В этих условиях было принято решение о снижении «революционной активности», в частности о сворачивании «боевой работы» (диверсий и подрывной деятельности) за рубежом, что было лишь дипломатической тактикой, а не отказом от идеи «мировой революции».
В 30-е годы, в связи с началом открытой борьбы ряда великих держав на пересмотр Версальско-Вашингтонской системы, международная обстановка существенно изменилась. Советское руководство в это время умело использовало официальные дипломатические каналы, нелегальные возможности Коминтерна, социальную пропаганду, идеи пацифизма, антифашизма для создания имиджа главного борца за мир. Кто громче всех кричит «Держи вора!» – общеизвестно.
Вот тезисы речи Калинина от 20 мая 1941 года: «Большевики – не пацифисты… они всегда стояли, стоят и будут стоять за справедливые, революционные, национально-освободительные войны. Пока социализм не победит во всем мире или, по крайней мере, в главнейших капиталистических странах, до тех пор неизбежны… войны. Капиталистический мир полон вопиющих мерзостей, которые могут быть уничтожены только каленым железом священной войны». Кстати, и песня о «священной войне» уже написана, но время премьеры еще не настало. Чем еще обогатил сокровищницу человеческой мысли «всесоюзный староста»? Пожалуйста: «Нельзя безотчетно упиваться миром – это ведет к превращению людей в пошлых пацифистов… Если мы действительно хотим мира, то для этого мы должны из всех сил готовиться к войне».