Читать интересную книгу О себе (сборник) - Эдвард Радзинский

Жена. Совсем перестала спать. (Достает из степного шкафа лекарство, глядит на себя в зеркало, глотает. Уходит.)

Свет в ванной остается гореть, освещая всю остальную «квартиру». Он и Она в его комнате.

Он. Ты что? (Проводит по ее глазам.)

Она. Ну что вы! Когда дети плачут, они это делают для других. Здесь не для кого. (. А слезы сами текут по ее лицу, по Она все-таки произносит слова — не всхлипывая, а только медленно.) Вы не обидитесь, если я уйду?

Он. Ты никуда не пойдешь.

Она. Знаете, я сейчас немного посплю. Умираю — хочу спать. А потом я уйду.

Он. Ты считаешь, что… они…

Она. Я запрещаю вам вмешиваться в мою жизнь. Я никому этого не позволяю… Только помолчите, я посплю три секундочки, ладно?

Долгая-долгая пауза, наконец-то Она сумела совсем успокоиться.

Вскакивает.

Все! Я выспалась, больше не хочу. Я хочу вина!

Он. Зачем тебе вина?

Она. Испугались? Я так люблю, когда вы пугаетесь. Я хочу напиться! Я хочу напиться! Слышите!

Он. Тебе не надо напиваться.

Она. Ха-ха! А вы без юмора: учить праведности вами же сотворенную грешницу… Ну хорошо. Я, пожалуй, еще немного у вас побуду. (Нежно-нежно.) Мне не так долго осталось с вами встречаться… Мне, может, не очень долго осталось жить. Не верите? (Серьезно.) Я не переживу этого лета. Кстати, они — это она.

Он. А твой отец…

Она. Разучитесь задавать мне вопросы. (Опять нежно-нежно.) Она читала мне вслух сказки! Все детство! Миллион сказок! Она очень красивая, и она принадлежала мне, только мне!.. И вот однажды… она перестала читать, и я стала сама их придумывать. Как я люблю свое лето… Знаете, в чем между нами огромная разница? В том, что у вас уже было это лето … И вот однажды я узнала, что она — не моя, она мне изменила. Учтите, я даже не возненавидела его, он ниже моей ненависти. Я возненавидела ее! Я не могла смотреть на нее без презрения! У нее голос меняется, когда она разговаривает с ним по телефону! Я все время вспоминаю историю: тигр любил укротительницу и загрыз ее, когда она полюбила! Но самое жуткое: недавно я прочла ее письмо. Она — богиня! Красавица! Рожденная, чтобы ее боготворили! Писала неизвестному! И готова была боготворить его, только чтобы не быть одной… то есть не быть со мной!

Он. Это мы ей звонили?..

Она. Не мы, а вы! Послушайте, я рассказала вам все это только потому… что у меня ощущение, что все, что знаю я, — знаете и вы. И я путаюсь! Просто чтобы не путаться… Который час?

Он. Четыре.

Она. Прекрасно. Еще, пожалуй, четверть часа. Я уже совсем не хочу спать. Знаете, ночью я оживаю. Возлюбленная ночь… Но именно в этот час, знаете, перед рассветом, у меня появляется ощущение такого трагизма — как будто мне осталось жить всего лишь до восхода! И так не хочется уходить. Я люблю ночь за нереальность, или моя нереальность от ночи? (Вдруг.) Пожалейте меня! (Бешено.) А, все равно! Моя ночь! Милый! Милое чудо! (Смеясь.) Слушайте! Слушайте! Помните, я говорила, что не боюсь никого и никто не сумеет причинить мне боль? Помните? Знаете почему? Потому что самая страшная боль исходит от меня самой. И самое дикое, что я эту боль предчувствую задолго. И, предчувствуя, я уже заранее ее переживаю. Так что, когда эта боль наступает, — мне уже не больно. Невероятная дикость получается: то, что я чувствую во время, предшествующее боли, — куда страшнее, чем сама боль… Знаете, отчего я сейчас так переживаю? (Шепчет.) Я чувствую: Я вас потеряю.

Он. Ну что ты еще выдумала?

Она. Я хорошая, слышите? Я хорошая! Скажите: я хорошая, да? Я все равно хорошая? Да? Да?

Он. Да, да!

Она. И понимаете, то, что я сейчас скажу вам, — это не фантазия: я знаю точно — я жила раньше… очень давно… иначе я не могла бы так точно вас предчувствовать. Вы верите?

Он. Верю.

Она. Нет, вы попросту хотите спать… У меня есть теория: в Новый год я должна стричься. Дело в том, что кончики моих волос хранят память года. Определенная их длина соответствует определенному страданию. И оттого вместе с кончиками волос уходят мои беды… Поэтому 31 декабря я прихожу в парикмахерскую, но там на меня смотрят как на идиотку: говорят, у тебя стричь нечего. Но я жду! Я жду! И где-то в десять вечера они сдаются и стригут меня, только чтобы отвязаться. А в этом году мне было так плохо, что я не дождалась Нового года и прямо перед вами решила состричься! И когда я состриглась, я вдруг странно поняла: случится! И я вышла из парикмахерской — ожидая. И в половине шестого я впервые раскрыла вашу дверь.

Он. А тот, в розовых джинсах, он… был?

Она. Эх вы — «был — не был»!.. Он похож на меня, может, поэтому я не люблю его. Я даже думаю, что он сейчас стоит за окном. (Засмеялась.) Я знаю, вы не верите.

Рассвет. Он просыпается, вскакивает, бросается в невидимую кухню, возвращается: Ее нет. В это время Она тихонько на цыпочках проходит через комнату матери. Мать неподвижно лежит на кровати с открытыми глазами. Она проходит в свою комнату, закрывает дверь и застывает. Она молча оглядывает комнату, будто видит ее впервые, потом в какой-то странной панике начинает передвигать вещи в комнате. Входит Мать. Она стоит около кровати и глядит на Мать.

Мать (жалко). Возвращайся, когда захочешь… Но только возвращайся… а то я не сплю! (Уходит.)

И тут Она начинает рыдать громко, в голос. В кухню входит Маленький джазисти молча начинает крушить инструменты. Звук падающих на пол инструментов.

Затемнение.

Вечер. Она звонит с лестничной клетки. В своей комнате О и. Поднял трубку.

Он. Алло… Она молчит.

Алло… Это ты? Она молчит.

Где ты?

Она. В пространстве.

Он. Почему ты ушла?

Она. Я ушла, чтобы вы не запомнили меня такой… Он. Как ты добралась домой?

Она Я уже уходила от вас очень поздно, но вы не интересовались этим вопросом.

Он. Я жду тебя с утра! Я…

Она. А раньше вы не ждали меня с утра. (Засмеялась.) Как все просто оказалось. Скажите мне, пожалуйста, еще раз, что я хорошая.

Он. Ты хорошая, ты очень-очень хорошая.

Она … «Несмотря на то что ты, кажется, не сдала экзамен».

Он (кричит). Как не сдала?!

Она. Можете меня поздравить.

Он. Почему не сдала?! (Орет.) Любой тупица…

Она. Опять вы испугались! Я написала сочинение, очень интересное… но грязное. В этом была вся беда: я переписывать органически не могу. Дело в том, что мне мучительно повторять одно и то же. Например, если я рассказываю разным людям, то всегда с такими изменениями, что когда они собираются вместе и начинают вспоминать, что и кому я говорила, — мне приходится убегать. И вот, когда я переписывала сочинение…

Он. Послушай, а ты не можешь прийти и все это мне рассказать?

Она. Нет… И вот, когда я переписывала, меня захватила одна идея. Я вдруг представила себе идеальное нормальное существо — такое, каким хотели бы меня видеть вы и она… то есть здоровое, без нервов, и несколько похожее на упрощенное животное. И тут я сделала вывод: для меня ценность человеческого существования определяется его индивидуальным отклонением от нормы. Но тут я пошла дальше. Мне показалось, что не труд создал человека.

Он (в ужасе). А что?

Она. Только не бойтесь: лень! Оттого что одной обезьяне стало лень целый день искать себе пищу, она задумалась: что бы такое сделать, чтобы ничего не делать и быть сытой. И придумала орудие. И появился человек. И так мне это понравилось… Я все это записала.

Он (в ужасе). В сочинении?!

Она. Правда, когда я решила обсудить эту мысль со всех сторон, — мне не хватило времени.

Он. Что же теперь?

Она. Не кричите!.. Не знаю. Ну ладно! Теперь я сказала вам самое страшное — для вас. Но еще осталось сказать самое страшное — для меня.

Он. Что?! Что еще?!

Она. Если вы будете так пугаться…

Он. Приходи!.. Я прошу тебя!

Она. Попросите еще, пожалуйста.

Он. Я прошу!.. Я умоляю…

Она. Нет… Если я приду, я не смогу вам все сказать. А так смогу. (Засмеялась.) Я счастлива… Я, кажется, счастлива… Вы знаете, я всегда прихожу к вам — прощаться. Каждая наша встреча для меня последняя. Представляете, что я переживаю?.. Я не знаю, как я это выдерживаю…