В связи с характеристикой экономической составляющей нормативных представлений россиян нельзя не упомянуть и о феномене патернализма. Именно в этом вопросе ярче всего видно, что существующая в российской культуре модель «должного» социума, которая обеспечивает устойчивость существующей в России модели общества и отторжение всех институтов, которые пытаются в него «имплантировать», вступила в фазу своего разложения. Характерная для российской культуры нормативная модель взаимоотношений личности, общества и государства в ее современном варианте уже не предполагает безусловной и безоговорочной жертвенности со стороны рядовых членов общности. Она носит консенсусный характер и предполагает, что каждая из сторон выполняет свои обязательства только в том случае , если их выполняет и другая сторона . Поскольку же, с точки зрения россиян, в последние два десятилетия принципы функционирования данной модели постоянно нарушаются, то и сами они не собираются их соблюдать. Более того, такое поведение государства ведет не только к увеличению разрыва между «должным» и «сущим» в восприятии россиян и тем самым к делигитимизации государства, но и к постепенному изменению тех норм, на которых основана легитимность самого существования этакратических обществ для их членов.
Такая динамика связана с тем, что к числу главных функций государства в рамках существующей в российской культуре нормативной модели относится не только адекватное выражение текущих и стратегических интересов макрообщности, но и забота о минимальных текущих нуждах членов этой общности, для чего, собственно, государству и нужно занимать «ключевые высоты» в экономике. Последовательная реализация этих функций – основа легитимности власти государства и встречной готовности граждан выполнять требования власти, их «послушания». Таким образом, мы имеем здесь дело не просто с патерналистскими ожиданиями, а с распространенностью среди населения норм, отражающих так называемые патрон-клиентские отношения . Отношения, при которых государство получает от населения мандат легитимности на практически необъятные властные и имущественные права одновременно с делегированием ему ответственности за положение его граждан и принятие решений, касающихся страны в целом. И если оно не выполняет своих обязательств, то граждане предъявляют ему претензию за недостаточное к ним внимание (рис. 7), а со временем и отказывают ему в легитимности его власти.
Как видим, позиции россиян и в этом вопросе, как и в вопросе о роли государства в экономике, принципиально отличаются от позиций представителей западной культуры. В то же время по другим компонентам их экономических воззрений (убежденности в том, что конкуренция – это хорошо, так как стимулирует людей напряженно работать, что благосостояние каждого может увеличиваться за счет роста благосостояния всего общества, а не за счет ухудшения положения других людей и т.д.) население нашей страны мало чем отличается от жителей «старой Европы».
При этом динамика взглядов россиян в тех двух принципиальных моментах, которые отличают их «экономический менталитет» от взглядов на базовые принципы развития экономики жителей «старой Европы» и США (т.е. в распространенности патерналистских ожиданий и представлениях о ведущей роли государства в экономике) говорит о разной природе этих моментов. В отличие от практически не меняющегося отношения к роли государства, распространенность патерналистских ожиданий – это реакция на ситуацию, когда большинство населения мало что может сделать для улучшения своего положения из-за реальных структурных ограничений. А также на то, что в преддверии российских рыночных реформ доминировала норма, согласно которой ответственность за собственное самообеспечение в большей степени должны нести сами люди [121] .
Рисунок 7. Распространенность патерналистских настроений у граждан разных стран мира (% от числа опрошенных)
Решающую роль в этом переломе сыграли 1990-е годы. Именно тогда произошел не просто фактический уход государства от обязательств перед своими гражданами, но и смена политической риторики с провозглашением государством, по сути дела, лозунга «спасение утопающих – дело рук самих утопающих». И хотя с изменением политической риторики, а отчасти и реальной внутренней политики в 2000-х годах произошла некоторая реанимация старых норм, скепсис в отношении «заботы» государства о своих гражданах продолжает доминировать в массовом сознании. Он усиливается тем больше, чем больше реальный жизненный опыт убеждает людей в том, что в предлагаемой государством системе «правил игры» подавляющее их большинство не способно самостоятельно справиться со своими проблемами, так как решающую роль в ней играют не столько личные усилия, сколько связи и везение. Показателен в данном отношении качественный разрыв между представителями самой активной в трудовом отношении возрастной когорты 31–40 лет (или работающими в целом), которые на собственном опыте видят, чем определяется в современной России занятие благоприятных структурных позиций, и пожилыми людьми, чьи суждения в этом вопросе определяются чисто нормативно, из усвоенной когда-то и не скорректированной сегодняшним опытом системы взглядов (рис. 8). Это выразительное свидетельство того, что причины распространенности в России патерналистских ожиданий надо искать не столько «не в тех нормах», сколько «не в той реальности». Убеждение респондентов, что они смогут сами обеспечить себя и свою семью, и поэтому не нуждаются в материальной помощи со стороны государства, доминирует только в одной возрастной группе – до 25 лет включительно. В группе 26–30 лет доля сторонников как этой точки зрения, так и убеждения, что без материальной поддержки со стороны государства им и их семьям выжить сложно, практически выравнивается. А после 30 лет перевес в пользу второго из этих альтернативных суждений становится очень значителен (14% и более).
Рисунок 8. Оценки россиянами факторов, влияющих на их возможности с помощью собственных трудовых усилий улучшить свою жизнь (% от числа опрошенных)
Не удивительна в этих условиях и динамика приоритетов интересов макро-и микрообщностей в сознании россиян за последние 20 лет. Так, в 2000 году 87% респондентов говорили о том, что, принимая важные для себя решения, они руководствовались бы частными (своей семьи или личными) интересами, и лишь 13% декларировали, что исходили бы из интересов государства или своего производственного коллектива. Затем, под влиянием надежд на изменение ситуации со сменой власти в стране, картина несколько сдвинулась в сторону приоритетности интересов государства и коллектива. Однако в 2010 году подавляющее большинство россиян вновь поставили на первые строчки своих приоритетов интересы семьи (60%) или собственные интересы (20%), и лишь 20% продекларировали готовность руководствоваться в серьезных для них вопросах интересами государства (4%) или коллектива (16%).
При этом среди занятых в государственном и муниципальном управлении ни один (!) респондент не сказал, что он руководствовался бы в этом случае интересами государства и лишь 6% руководствовались бы интересами коллектива, а в так называемой бюджетной сфере эти показатели составили 1 и 14% соответственно. В промышленности и энергетике они составляли 4 и 15%, в сельском и лесном хозяйстве – 3 и 18%, в финансовой сфере – 4 и 18%. Это ли не наглядное подтверждение того, что существовавшая ранее нормативная модель, основанная на идее «служения» государству/державе, потерпела уже полное фиаско? Постепенное размывание ее легитимности в нормативно-ценностной системе населения России лишь отражает уже совершившийся факт полного исчезновения соответствующих норм из сознания ключевой для успешной реализации этой модели группы – государственных служащих.
Таким образом, главным следствием фактического «ухода» государства в 1990-х годах не только из экономической, но и из социальной сферы, отражающим изменения, произошедшие в этот период в сознании работников самого государственного аппарата [122] , стало то, что характерная для российской культуры нормативная модель взаимоотношений личности, общества и государства в итоге делегитимизировалась в глазах населения. В самом деле, зачем делегировать государству столько прав, если оно не выполняет своих базовых обязанностей? Да, учет в последнее десятилетие властью хотя бы на уровне деклараций ожиданий населения, в отличие от эпохи Б. Ельцина, способствовал временному расширению делегирования ей права действовать от лица и в интересах общества. Однако это право, во-первых, уже не столь бесспорно и сакрально, как раньше. Во-вторых, многие конкретные нормы, на которых строится характерная для России нормативная модель взаимоотношений человека, общества и государства, начали терять в последние 15 лет свою популярность или ослабевать. В-третьих, легитимизация в последние годы права государства защищать интересы общности даже в ущерб интересам и правам отдельного человека диктуется в ряде случаев уже утилитарными и прагматическими соображениями, утрачивая характер культурной нормы.