Иван. Приведи мне Магнуса… Сам лезь на стены… Пробейся к нему… Возьми живого…
Снова вспыхивает свет и грохочет пушка.
Малюта. Достану, приведу живого… Поди взгляни войска готовы, и фитили горят у пушкарей, и стрелы на тетивы наложены.
Иван и Малюта идут в глубину, в туман. Из шатра, поставленного по другую сторону сцены, выходит Вяземский, глядит в сторону уходящего с Малютой Ивана.
Вяземский. С дружком своим не расстается…
Висковатый. Поздно спишь, Афанасий…
Вяземский. Да сырость проклятая, разломило, ноют раны мои…
Висковатый. А зачем озорничаешь – без спросу шатер близко царского шатра поставил?
Вяземский. Иван Михайлович, ведь скучно стоять на болоте-то с лягушками. А ко мне вчерась жена приехала.
Висковатый. Сомневаюсь – хочет ли государь видеть тебя близко…
Вяземский. А вы все тому и рады, что государь меня ознобил! Псы цепные! Чем я перед ним провинился? Не лаской веет, в глаза не допускает взглянуть. За что? Бывало – Афонька да Афонька, часу без меня не мог… Что ж я – опальный?
Висковатый. А жену возишь за собой – зачем? По турецкому обычаю, что ли?
Вяземский. Да скучает без меня, глупая, – все плачет…
Висковатый (подьячим). Кончили? Ступайте кашу есть, опосля скличу.
Подьячие уходят.
С огнем играешь, Афанасий, не сносить тебе головы. (Уходит.)
Вяземский (вдогонку ему). Погоди – рано меня хоронишь… Как бы опять не стал у меня блюда за столом лизать!..
Из глубины возвращается Иван.
Иван (Вяземскому). Почему ты не на коне?
Вяземский. Великий государь…
Иван. Ступай к своему полку… (Оглянув его, злобно усмехнулся.) Иди к Малюте, скажи, – велю тебе быть с ним, когда на стены полезете… Щитом его прикрывай, – за каждую его рану ответишь. А убьют тебя, красавца, церковку на костях поставлю…
Вяземский. Великий государь!
Иван. Иди…
Вяземский. Позволь челом бить на последней милости… Болен я, саблю едва могу поднять… Убьют – так уж ты не оставь ее-то… Призрей ее-то… Как отец родной. Она ведь как дитя малое…
Иван. Афонька! Ты чего путаешь?
Вяземский. Чую, сложить мне голову… Для того и велел привезти ко мне государыню-княгиню мою…
Иван. Анну!
Вяземский. Анну, Анну…
Иван. Где она?
Вяземский. В шатре.
Иван. В шатре? Своей волей приехала?
Вяземский. Сама, сама пожелала. У нее ведь ни отца, ни матери, – сиротка… Она, как птичка, к гнездышку жмется…
Иван. Отдаешь ее в дочери мне? А ну, как я отец окажусь дурной, – ее не по-отцовски начну ласкать?
Вяземский. Господи, она – дурочка, на всякую ласку согласна…
Иван. Так и сговорились с ней, что согласна?
Вяземский. О чем гневаешься-то?.. Не понимаю, государь…
Иван. Все понимаешь!.. Змий!.. Сводник, растлитель!.. Жене твоей, что ли, медной крышей терем покрыть? Покрою… Ожерелье жемчужное в два пуда на шею повесить? Повешу, чтоб удавилась… Продал, продал непродажное… Или не поверить тебе? Своему виденью верить?
Вяземский (шепотом). Мне для тебя-то разве чего-нибудь жалко? Самое дорогое отдаю… И чиста, и кротка, и бела… Зайди в шатер, поговори с ней…
Иван. Нет, Афанасий… Не пойду в шатер, – я мертвый… И тебе тоже нехорошо быть живым…
Вяземский. Государь, я же по глупости если что сказал… Смилуйся…
Иван. Не кричи… Умирай тихо… (Левой рукой схватывает его за лицо, правой прижимает к себе с такой силой, что Вяземский задыхается.)
Из шатра появляется Анна. Кидается к Ивану, отталкивает его, обхватывает руками мужа.
Анна. Кто ты – у меня мужа отымать! Уйди, злой человек… (Обернув голову, глядит на Ивана, – вскрикивает.) Он! Это он!
Вяземский. Тихо, тихо, Анна…
Анна (Ивану). Черными глазами не сверкай… Царь… Казни нас обоих…
Иван. Анна, подойди ко мне…
Вяземский. Ну что уцепилась, глупая… Подойди к государю…
Иван. Аннушка, подойди ко мне.
Она отпускает мужа и, притянутая взглядом Ивана, подходит к нему. Иван низко ей кланяется.
Милая, красе твоей кланяюсь…
Анна. Иван Васильевич, не надо, нехорошо… (Обернулась к мужу, но он ушел в шатер.)
Иван. Успеешь к мужу… Побудь еще. Глядеть на тебя – сердце стонет… Какими словами обласкать тебя, голубка? Во сне блаженном такие-то живут…
Анна. Ох… Что ты так-то убиваешься… Чай, мне жалко… Стыдно мне… Ах, батюшки…
В это время – усиливающийся шум ветра в вершинах сосен. Из тумана – крики: «Ветер, ветер, ветер!»
Иван. Дивно, Анна!.. Ты вышла из шатра – и развеялся туман… Счастливая… А я еще не мертв, не жалей меня, не стыдись, что мучаешь. Слышишь, ветер, – знак добрый…
Крики, звон оружия. Туман развеивается клочьями, сквозь них проступают зубцы башен. Тяжело ударяют русские пушки. Из шатра выбегает Вяземский в шишаке и кольчуге, пристегивая саблю.
Вяземский. Анна!
Анна не оборачивается, глядит на Ивана. Он, как кулачный боец, уперся в бока, следит, как в тумане проходят ратники с лестницами, другие – тащат гуляй-город. Трубы, грохот пушек. Из-за царского шатра выбегают опричники, среди них – Басманов, Суворов, Темкин.
Басманов. Эй, конюхи, коня государю!
Темнота. Снова – свет. Солнце висит низко. Над башнями – черный дым пожара. Из царского шатра слуги вынесли и поставили на ковер золоченый стул с орлом на спинке, с грифонами наместо подлокотников. Трубят рога, литаврщики бьют в огромные литавры, похожие на котлы. Приходят воины с добычей и складывают ее у царского места, около которого стоит В и с к о в а т ы й. На другом конце сцены у своего шатра стоит Анна.
Висковатый (ратникам). Дрова сваливаешь? Клади бережнее. Положил, имя сказал писцу и отступи в сторонку, – никого не забудем… (Кому-то – невидимому за кустами.) Сотник, присматривай, чтобы шлемы с головами не приносили, головы бы из шлемов вынимали и прочь выбрасывали… Эка, варвары!..
Анна (глядя в сторону крепости). Вон он! Как молния, сверкнул! Конь под ним прыщет, рвы, канавы между копыт пускает. Стал у ворот, конь в землю по колена врос, – вот как его конь встал у ворот. Пленные все ниц упали, стяги, знамена перед ним наклонилися… А он – грозен – глядит, на шлеме солнце горит…
Висковатый. Чего ты, княгиня, как из сказки причитываешь? Ушла бы в шатер.
Анна. У его у буланого коня дым из ноздрей, пламя изо рта, – видела своими глазами.
Висковатый. Нынче государь грозен. Победа большая. Пощады городу нет, – не то что в прошлые годы…
Анна. Повернул коня, опять скачет.
Висковатый. А ты все-таки уйди, – бабе здесь не место: народ разгоряченный. Собери мужу попить, поесть, а поглядишь в щелку.
Анна уходит в шатер. Входит Басманов с черным знаменем, на котором нашит белый крест.
Басманов. Куда поставить? Висковатый. Прислони к стулу.
Басманов. Где у тебя писец? (Обернулся к писцу.) Пиши: десятник первой опричной сотни, Федор Басманов, с бою взял знамя магистра ливонского.
Висковатый. Хвастай умеренно, Федор.
Басманов. Ладно. Причем при взятии знамени двух рыцарей-знаменосцев рассек на-полы…
Входит Суворов, гоня перед собой на аркане трех рыцарей: Розена, Штейна и Вольфа.
Суворов. Налетел на них, понимаешь, как закричу по-татарски, одного сбил конем, другого – булавой по башке, он и руки раскинул, грохнулся с седла, третьего сдернул арканом… Ахнуть не успели – я их скрутил. Где писец?
Висковатый. Рыцари или так – латники?
Суворов. Латники! Эх ты, чернильная душа! Первейшие германские рыцари, – королевских кровей… (Рыцарям.) Гляди веселей, – чего там! Опосля поднесу зеленой, русской, по чарке…
Рыцари кивают ему, повторяя: «Русский – хорошо, водка – хорошо».
(Толкает их к писцу.) Говорите имена, дьяволы…
Входит Т е м к и н, волоча Козлова.
Темкин. Злого черта добыл! Всю кольчугу на мне иссек саблей. (Писцу.) Имени он не говорит, пиши приметы. Это птица особенная.
Козлова замечает Шуйский и протискивается ближе к нему.
Темкин (Козлову). Ты кто – поляк, литовец, русский?
Шуйский (Темкину). Убей его, это вредный человек.