Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Путаница из литургии и закона по правилу Первозакония до сих пор проявляется в восточных религиях, особенно в исламе и христианстве, в пренебрежительном отношении к закону, который «как дышло, куда повернул – туда и вышло». Основной упор – на религию, которая «содержит» в себе закон. А в каком виде она его «содержит» я уже сказал на примере «иисусовой смоковницы». То есть, закон до сих пор является только придатком религии, притом все более «мешающим» ей, так что с ним нигде на Востоке не церемонятся. Он все еще не стал самостоятельной человеческой ценностью, никакого отношения к религии не имеющей. И прошу не путать имитацию законности с самой законностью, например, в России. Эта имитация предназначена не для внутреннего использования, а для наружного, дескать, глядите, Запад, какие мы законопослушные, как мы высоко ставим закон! На самом деле сплошь и рядом его нарушая по простому телефонному звонку из Кремля, любой муниципии или просто от бандита.
Было бы ошибкой думать, что иудаизм на Западе остался без нравственности в литургии богу Яхве. Он просто исчез из Декалога, но в менее значимых разделах Пятикнижия нравственность как принадлежность «хорошего человека» осталась. Только она стала выглядеть несколько однобоко, она стала как бы принадлежностью внутреннего мира евреев, дескать, нравственность хороша только в своем кругу, за этим кругом о ней можно не беспокоиться. В работах по критике Э. Ренана это у меня отчетливо видно. Собственно, и у самого Ренана это видно, но несколько завуалировано.
В результате всего этого евреи на Западе до самого последнего времени не перемешались как, например, в России среди аборигенов, составив ее власть под «псевдонимами», и в конечном виде оказались в еврейских гетто. Но окружающий мир вскоре заметил, что все самые высокие достижения науки, техники и искусств, рождаются именно там, в гетто, вспомните хотя бы Фрейда из венского гетто. И все нити управления банками, крупными производствами потянулись именно туда. Пришлось гетто ликвидировать, что, безусловно, способствовало еще большему расцвету Запада.
Вот поэтому я и говорю, что моисеево Второзаконие, то, которое истинное Второзаконие, а не то, за которое нам историки выдают Первозаконие, явилось величайшим достижением на Земле. И именно эта идеология, разделившая собственно идеологию и закон по разным сусекам, сегодня по кусочку отщипывает от «азиатской формации» страну за страной, например, Японию и Южную Корею. А «азиатская формация» этому всячески сопротивляется. Но, «процесс пошел» как говорит М.С. Горбачев, и его теперь уж не остановить.
Осталось сказать о некоторой путанице, нагроможденной историками вокруг понятий «закон» и «литургия». Эта путаница, я думаю, создана специально, чтобы прикрыть истины, ранее видимые невооруженным взглядом. Дело в том, что историю Запада переписали католики, а сам католицизм ввел первый банкир Козимо Медичи, «выкупив» древние рукописи у Магомета II – завоевателя Константинополя. Козимо – первого «отца народов» мы до сих пор считаем из уроков в школе основателем Возрождения, тогда как на самом деле – это самая мрачная, самая людоедская личность в истории Европы. Подробностями полны мои другие работы.
Дело в том, что западноевропейские евреи, потомки Моисея, взяв в свои руки финансовую и торгово–промышленную власть в Европе, не посягали на веру народов, населяющих этот континент. И до самого Медичи здесь процветало многобожие и матриархат (подробности в других работах). И именно Козимо Медичи ввел новый порядок, порядок католицизма, переписав, вернее сфальсифицировав, все древние книги, и закрепив их каноном печатного станка. Именно тогда возникла путаница с Перво- и Второзаконием. И именно тогда вместо понятия «литургия» в «еврейских» книгах появляется так называемый «закон» в смысле церковный закон, что равносильно литургии «с привкусом» морали–нравственности Первозакония. В конечном счете, закон в смысле юриспруденции был отождествлен с законом в смысле полулитургии – полунравственности. И стало совершенно непонятно, где закон, а где нравственность? Другими словами Медичи «перевел» Западную Европу в «азиатскую формацию». И народом править стало так же легко, как и во всем остальном мире. О преодолении этого недоразумения у меня сказано в других работах.
Пришла пора однозначно сказать, что величайшее просветление, выражающееся в разделении юриспруденции и литургии и провозглашении закона как самостоятельной ценности, дал нам на Земле именно Моисей. Сегодня лежащие на разных чашах весов всемирного принципа жизни набор идеологий, не столько уже церковных сколько партийных, объединяющих группы людей, и единая как гиря юриспруденция как самостоятельное проявление равенства абсолютно всех людей перед законом, и составляют основу так называемой западной демократии.
Отсюда следствия.
Первое. Набор идеологий – это тоже весы, грубо говоря, одного рода идеологии – на одной чаше весов, идеологии другого рода – на другой чаше. И каждая из этих идеологий то и дело перемещается с одной чаши на другую. Причина этих перемещений столь многообразны, что составляют всю нашу жизнь, поэтому их исследованию могут быть посвящены вообще все книги на Земле. И весы идеологий все время качаются, и вряд ли когда–нибудь остановятся. Главное же то, что эти весы идеологий подчиняются «гире» юриспруденции на первичных весах.
Второе. Идеологии вопреки закону сохранения массы возникают из ничего, вернее, из человеческих голов в виде готовых рецептов, и постепенно загружают чашу весов первичных, и она начинает перетягивать гирю юриспруденции. Приходится к большой гире юриспруденции добавлять время от времени маленькие гирьки в виде конкретных законов и методов их исполнения.
Третье. Если все идеологии, как крайний случай, переберутся с одной чаши вторичных весов на другую, то первичным весам будет ни жарко, ни холодно. На них равновесии это не отразится. Но крайних случаев не бывает согласно теории вероятности, точнее – вероятность их исчезающе мала. Ибо они охраняются законом большой гири, и любая из них не может окончательно победить, так как поступают все новые и новые идеологии, падающие без разбора на разные чаши вторичных весов. Получается, что первичные весы закона как бы заставляют вторичные весы находиться в положении близком к равновесию, хотя им это равновесие ни к чему. Это и называется независимостью суда.
Из этих следствий – главный вывод. Тогда, когда какая–нибудь идеология вместо того, чтобы мирно соревноваться между себе подобными на вторичных весах, получает возможность подкладывать свои гирьки на первичные весы закона, тогда заканчивается соревнование под контролем первичных весов. И вторичные весы вообще исчезают, остаются первичные весы, на которых на одной чаше единственная идеология, а на другой чаше гирьки закона, которые по своему усмотрению подкладывает или убирает сама эта идеология. То есть, и первичные весы исчезают, ибо какой смысл взвешивать, когда заранее известен результат, притом такой, какой нужен.
Исчезает взвешивание, исчезает соревнование на весах, исчезает соревнование – исчезает стимул быть «тяжелее». Зачем быть «тяжелее» в натуре, когда можно просто объявить, что я тяну на тонну, на тысячу тонн, на миллион тонн, я равновесен Вселенной. Тех, кто не верит, надо уговаривать, обманывать, заставлять, и попросту уничтожать. Что получается? Получается остановка развития, деградация, распад, отсталость от остального мира, мира с двоичными весами. Перво–наперво тогда устанавливается граница, так называемый железный занавес, который охраняется только изнутри. Вот вам и Великая китайская стена, и наши русские засеки и засечные черты, но об этом у меня – в других работах.
Самое же главное – эта система конечна, безысходная, тупиковая. И ничто ее не возродит, так как нет весов, взвешивать прогресс, а без взвешивания не узнать, есть ли он? Недаром у русских, плохо умевших считать извечно, есть слово тьма, много, но, сколько точно, не знаем. И сегодня не знаем, сколько это, тьма? То ли тысяча, то ли десять тысяч, то ли сто тысяч. В общем, – бесконечность, почти Вселенная.
Система Первозакония, исповедуемая людоедской властью, в которой идеология (литургия) и закон (мораль) не находятся на разных чашах весов, а свалены в кучу, а о весах вообще неизвестно, очень легка для внедрения в умы, но об этом у меня в других работах. Сознание людей соткано из страха и надежды в виде абстрактной справедливости, и когда они представлены кучей, в них очень хочется верить. Тем более что действительно думать умеют единицы из миллионов. Остальные просто ассоциируют, простите, как кошка и собака: звонок – еда, гудок – будут бить.
Легкое для внедрения быстро завоевывает пространства, потому и оказалось на трех четвертях Земли, а беззаконие позволяет эту штуку эффективно охранять. Но это искусственное образование, далекое от природы, умственное так сказать. Недаром в Северной Америке, куда торговцы с Первозаконием в руках не доплыли раньше европейцев, преобразившихся на основе Второзакония, существовала вполне сносная первозданная демократия индейцев. Да и сегодня еще существует кое–где на остальных континентах, куда не попало Первозаконие. Эта демократия сурова, но совершенно справедлива для их уровня развития. Или, во всяком случае, легко объяснима жизненной необходимостью.