Я проснулся в своей комнате. На то, чтобы понять, что Хайморелл каким-то образом догадался о ловушке, понадобилась лишь доля секунды. Над стоявшим на столе аппаратом вился легкий, похожий на сигаретный, дымок. Я было протянул руку к прибору, но быстро ее отдернул. Выдернул из розетки шнур питания, внимательно осмотрел аппарат и обнаружил в переплетении проводов маленькую коробочку с предохранителем. Примерно через полчаса она взорвалась; да, Хайморелл тоже постарался исключить ненужный риск.
Я не посмел проглотить таблетку из пузырька. Вместо этого подкатил на коляске к шкафу, в котором хранил запас, и хотел было открыть новый пузырек, но испугался. Вроде бы ничего подозрительного, но, если вдуматься, так и должно быть… Я швырнул пузырек в камин, снял трубку телефона и позвонил своему врачу. Того, судя по тону, моя просьба не слишком обрадовала, однако вскоре он пришел и принес с собой лекарство.
Как же быть? Воткнуть в подлокотник кресла намазанную ядом иголку? Или заразить себя каким-нибудь вирусом с инкубационным периодом в несколько дней? Нет, чересчур рискованно. А что касается яда… Инвалиду его не продадут, значит, нужно найти посредника, который согласится нарушить закон. Если даже кто-то и согласится, впоследствии такого человека могут обвинить в пособничестве самоубийце. Динамит тоже не годится, а вот выключатель с часовым механизмом, мне, пожалуй, удастся раздобыть без проблем.
Так и вышло. Я продумал все вплоть до мельчайших подробностей. Нацелил свой пистолет, сохранившийся с войны, на то место, где находилась моя голова, когда я работал с прибором. Торчащее из книжной полки дуло можно было заметить лишь, если знать, куда смотреть. Пистолет должен был выстрелить, когда Хайморелл возьмется за ручки прибора – и после того, как сработает выключатель. Я установил механизм на два часа, по истечении которых прибор станет смертельно опасным. Если у меня ничего не выйдет с первой попытки, этого срока вполне достаточно, чтобы разрядить пистолет.
Я подождал три дня – ведь Хайморелл, без сомнения, боялся спать, поскольку не знал, сработала или нет его мина, – а потом включил аппарат и добился своего с первой же попытки. Однако спустя три дня я вновь очутился в инвалидной коляске.
Хайморелл, разрази его гром, был чересчур осторожен. Должно быть, он заметил проводок, что тянулся к часовому механизму. Впрочем, я тоже разгадал оставленную им загадку – если бы не сообразил оторвать провод, расплавился бы вместе с аппаратом. (Ловко он придумал – установил термостат, который должен был сработать, когда в комнате понизится температура.) Мой пистолет и часовой механизм исчезли. Я обыскал комнату: пистолета так и не нашел, а механизм обнаружил в шкафу. Там же находились ударный капсюль, порох – должно быть, из пистолетных пуль, бумага и промасленная тряпка.
Убедившись, что других сюрпризов в комнате нет, я принялся устраивать новую западню. Если использовать мину вроде тех, какие ставили немцы… Эти мины, как правило, пропускали первые шесть грузовиков колонны и взрывались под седьмым. Неплохо, неплохо. Подготовка заняла у меня пару дней, после чего я вновь уселся за аппарат.
Признаться, эта игра изрядно мне надоела, однако она могла закончиться только тогда, когда кто-то из нас двоих перехитрит другого. Перенос состоялся. В те два дня, которые я бодрствовал, ожидая очередной пакости со стороны Хайморелла, мне в голову пришла любопытная идея. Я поспешил поделиться ею с Клитассаминой.
– Послушай, а что, если мне переселиться в тело кого-нибудь из слабоумных? Попытавшись поймать меня, Хайморелл попадет впросак, потому что в моем кресле тогда окажется какой-нибудь дурачок. Мы оба останемся здесь, и все наконец-то уладится.
Она покачала головой:
– Терри, тебе нужно отдохнуть, а то ты уже совсем запутался. Хайморелл ловит твое сознание. Ему безразлично, в чьем теле оно находится.
Клитассамина была права: мне следовало отдохнуть. На третьи сутки я плюнул на Хайморелла и лег спать. Проспал без малого четырнадцать тамошних часов – и проснулся в том же месте.
Замечательно! Я не мог поверить, что Хайморелл упустил такой случай… Значит, с ним что-то случилось. Выходит, моя ловушка сработала, и теперь я могу спать спокойно.
Шли дни, все оставалось по-прежнему. Я окончательно перестал бояться сна, почувствовал себя полноправным человеком будущего и начал подыскивать себе в нем подходящее местечко. Мне вовсе не хотелось уподобляться тем, кто дожидался «шанса на спасение», ничего не предпринимая для того, чтобы этот шанс появился.
– Вы никогда не задумывались о том, что шанс можно создать? – спросил я однажды у Клитассамины.
Она улыбнулась – как мне показалось, немного печально.
– Я знаю, какие чувства ты сейчас испытываешь. Сама пережила то же самое в первые два поколения. Ты еще молод, Терри.
Она смотрела на меня с легкой завистью. Не знаю, что изменило в тот момент направление моих мыслей. Возможно, включилось подсознание. Поглядев на Клитассамину, я словно прозрел – и ужаснулся тому, что увидел. Молодость и совершенное тело оказались оболочкой, под которой скрывалась неизмеримо древняя, уставшая женщина. Я казался ей ребенком, и обращалась она со мной соответственно. Ее веселил мой юношеский задор – вероятно, она вспоминала себя в мои годы. Однако теперь она устала от меня. Я понял, что очарование Клитассамины искусственное, что у нее нет ни единого естественного движения или жеста, что она – великая притворщица.
– Я тебе больше не нужен, – сказал я, не сводя с нее взгляда. – Я перестал тебя развлекать. Ты хочешь, чтобы вернулся Хайморелл.
– Да, Терри, – согласилась она.
Следующие два дня я прикидывал, как быть. Этот мир – изнеженный, умирающий – мне никогда не нравился. Теперь, утратив возлюбленную, я внезапно почувствовал, что задыхаюсь в нем и что перспектива бесконечного «продления жизни» ничуть меня не прельщает.
Ну и положеньице: в прежнее тело вернуться, по-видимому, невозможно, а новая жизнь, оказывается, немногим лучше. Похоже, смерть имеет вполне разумное объяснение. Во всяком случае, она явно предпочтительнее этакого вот бессмертия.
Но я зря беспокоился. Бессмертие мне, как выяснилось, не грозило. Я лег спать в зеленой комнате и проснулся в больничной палате.
До сих пор не могу понять, каким образом Хайморелл все это устроил. Должно быть, наша игра надоела ему не меньше моего. Скорее всего, он изготовил сразу два аппарата, с помощью которых и осуществил тройной перенос. Он вернулся в свое собственное тело, а в моей инвалидной коляске очутился какой-нибудь слабоумный. В результате я лишился доступа к аппарату.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});