Мериатон вздрогнула, опустила голову и, когда он поднялся и повернулся уходить, пронзительно вскрикнула:
– Сменхара!
Он недоверчиво обернулся, но, увидев выражение ее лица, упал на колени и широко раскрыл руки. Она упала в его объятия, и они долго стояли, крепко обнявшись и раскачиваясь из стороны в сторону, пока ее слезы не иссякли. Потом они сидели, держась за руки и не глядя друг на друга.
– Египет благословит меня, если я убью его, – прошептал Сменхара, и она сжала его руку, отрицательно мотая головой.
– Он мой отец, и я люблю его, – ответила она. – Тебе лучше уйти. Атон рассказывает ему обо всем. Может быть, бог скажет ему, что мы были здесь с тобой сегодня. Прощай, Сменхара.
Она нащупала корону и надела ее на лоб. Кобра угрожающе сверкнула на него своими хрустальными глазами. Он почтительно поклонился и ушел.
В тот же вечер Хайя, сопровождавший раба, который нес императрице запечатанный кувшин вина, увидел, как царевич выскользнул через задний вход в коридор, по которому рабы доставляли из кухни кушанья в личные покои фараона. Благополучно передав вино своей госпоже, он прошел за ним, подозвав по дороге людей из охраны Тейе, и нашел Сменхару, который стоял в тени, укрывшись от глаз стражи у дверей фараона. Он поклонился.
– Как хорошо, что я нашел тебя, – учтиво обратился он к царевичу. – Матушка желает, чтобы ты дождался в ее покоях.
Сменхара вздохнул:
– Хорошо. Но она, вероятно, еще несколько часов пробудет на празднике. Я подойду позже.
– Прошу прощения, царевич, но она не захочет ждать. Я попросил этих людей проводить тебя к ней.
На лице Сменхары появилось выражение покорного понимания.
– Ты назойливая старуха, Хайя. Вот возьми. – Он снял с пояса маленький скимитар и бросил его управляющему.
Хайя невозмутимо поймал его, и меч исчез в объемных складках его одежды.
– Царевич может скоротать время, обсуждая с солдатами текущее состояние обороны Ахетатона, – сказал он. – Императрица подойдет через некоторое время.
Хайе понадобилось всего лишь несколько осторожных слов, чтобы объяснить ситуацию Тейе, как она тут же покинула зал и устало направилась к себе. Сняв парик и драгоценности, она облачилась в ночную сорочку, велела удалиться Пихе и служанкам и приказала проводить к ней Сменхару. Сын вошел и поклонился, а потом робко стоял, держа руки за спиной. Тейе смиренно взглянула на него.
– Хорошо, что у Хайи такой зоркий глаз, иначе ты был бы уже мертв сейчас, – сказала она с раздражением. – Какое невероятное ребячество! Почему ты никогда не видишь дальше своего носа?
– Ты говорила, что Мериатон будет моей! – выпалил он гневно – Ты просила меня быть терпеливым! Я был терпелив, как никто другой, и что из этого вышло? Я вручил тебе свое будущее, а ты разрушила его.
– Я не говорила, что Мериатон будет твоей, – спокойно напомнила она. – Я сказала, что однажды ты станешь фараоном и тогда сможешь жениться на ней. Подумай, Сменхара! Твой дядюшка, и Хоремхеб, и я каждый день расточаем тебе хвалы перед фараоном. Твое время еще придет. Тогда у тебя будет и царевна, и все, что пожелаешь.
Он сжал кулаки и непокорно уставился на нее.
– Я не хочу ждать! – воскликнул он. – Я не хочу больше выслушивать эту болтовню о терпении! Я потерял ее, и это твоя вина!
Тейе шагнула вперед и, взяв его за плечи, сильно встряхнула.
– Хорошо же, тогда смотри, сможешь ли ты подобраться к фараону достаточно близко, чтобы убить его! – выкрикнула она в ответ. – Ты – капризный, испорченный ребенок, и твой царственный отец отвернулся бы от тебя, если бы услышал тебя сейчас. Я говорю с тобой вовсе не ради того, чтобы слушать собственный голос. Меня тошнит от тебя. Египет достоин лучшего выбора, чем угрюмый избалованный мальчишка, который ждет не дождется, чтобы ему бросили конфетку. Иди, проверь, сколько времени потребуется страже фараона, чтобы вспороть тебе живот. Так тебе и надо!
Он стряхнул с плеч ее руки.
– Я ненавижу тебя, потому что ты всегда права! – выкрикнул он в ответ. – Ты права, и ты бессердечна. Неужели моя боль ничего не значит для тебя?
– Конечно, значит. – Она отвернулась от него в изнеможении и повалилась на ложе. – Но ты не станешь мужчиной, пока не научишься скрывать любую боль, справляться с любым разочарованием и продолжать идти избранным путем. Боги не доверяют рабам.
– Тебе следовало бы стать жрецом – Он скривил губы. – Можно я пойду?
– Ступай, дурачок.
Она не стала ждать, пока за ним закроются двери, а со вздохом выпрямила на ложе свое ноющее тело и почувствовала, как мышцы медленно расслабляются. Для нее решение фараона тоже было ударом. Весть о внезапном решении Эхнатона взять в жены свою дочь была горьким потрясением, но она, в отличие от Сменхары, понимала, что, в конце концов, это ничего не значит. Гораздо важнее было, кто будет наследником, и Тейе знала, что должна направить слабеющие силы на это, и ни на что другое.
Мериатон быстро привыкла к диадеме царицы и к новым обязательствам и привилегиям, которые сопутствовали царскому венцу. Более зрелая, чем юноша, которого она любила, она глубоко спрятала свои чувства, пытаясь обрести удовольствие в управлении. Теперь уже это были отец и дочь, которые целовались и ласкали друг друга, тесно прижимаясь, перешептывались, стоя в колеснице или сидя под балдахином в носилках. Мериатон стояла рядом с ним у окна явления – более хрупкая, более юная копия Нефертити, – улыбалась и махала толпе горожан, пока Эхнатон делал заявления, выражал любовь к своему народу и осыпал золотом милости тех управителей, которым довелось незадолго до того восхвалять его. Обладание Мериатон, казалось, принесло ему зыбкое успокоение. Его здоровье улучшилось, и в храме он публично возблагодарил Атона за возвращение жизненной силы.
С Мериатон не произошло таких заметных изменений. Внешне она оставалась красивой, жизнерадостной девушкой, заботливой со своим отцом-супругом, надменной с прислугой и любезной с придворными, и только доверенные слуги знали, что она разговаривает во сне и часто просыпается в слезах. Осведомители донесли Тейе, что свергнутая царица в северном дворце истерично хохотала, узнав, что ее место заняла ее собственная дочь, и радовалась, что не все вышло так, как хотела императрица. Тейе никому не сказала об этом весьма ценном сообщении. Она рассматривала ситуацию как временную. Как и многие другие, она полагала, что Эхнатон со временем может смягчиться и освободить царицу, определив для Мериатон место в гареме, которое прежде занимала ее сестра Мекетатон.
Но однажды, когда она направлялась вместе с Бекетатон к своей ротонде в храме, она услышала глухие тяжелые удары молота по камню. Носильщики замедлили ход, и она нетерпеливо подняла занавеси, готовая прикрикнуть, чтобы они поторапливались, но увидела, что они вместе с солдатами эскорта оказались затерты в густой толпе. Белая каменная пыль облаком вздымалась над ними так, что было трудно дышать. Бекетатон, чихнув, изящно прикрыла ротик, но Тейе, снедаемая любопытством, не беспокоилась об удобствах.