нужна Мила, бабушка Аланы. Проходи. А это кто? — сощурила она белесые глаза, вглядываясь в Даора.
— Это мой друг, мы путешествуем вместе, — выдохнула Алана.
— Не пущу, — сказала старуха прямо. — Не хватало Миле еще горя, мужчин незнакомых в дом водить. Пусть остается здесь.
— Хорошо, — легко согласилась Алана.
Даор смотрел на ее прямую спину и чуть движимые ветром кончики волос. Что-то, глушащее раздражение от внезапной преграды, шевельнулось внутри, и вместо того, чтобы просто зачаровать старуху, он обратился к Алане так не подходящим ей желтоземельным именем:
— Хелки, я подожду тебя здесь.
И сам укутался отводящей глаза завесой. Алана недоуменно моргнула, не понимая, куда он делся, но стоило Даору взять ее за руку, сообразила и осторожно кивнула.
Они вошли вместе, держась за руки, как влюбленные. Пальчики Аланы были немного влажными от волнения, и иногда она чуть сжимала их на его крупной ладони, Даор едва заметно отвечал ей тем же.
Внутри было очень тепло и сухо. Массивная каменная печь, занимавшая не меньше шестой части всего пространства большой комнаты, трещала сгорающими за открытой дверцей дровами, пахло ягодами, фруктовым брожением и смолой. У горячей, обмазанной глиной стены примостились два низких кресла, покрытых плетеными покрывалами, а перед ними на полу стояли три таза: один с алыми гроздьями калины, второй — с гнилыми ягодами и черенками-зонтиками, и третий — с плавающей в воде чистой ягодой.
Из одного из кресел им навстречу поднялась другая старушка. Эта была полнее и прямее, и глаза ее оставались цепкими и внимательными, хоть и красными от слез. В не по возрасту твердых руках она сжимала большой зонтик кровавых ягод.
— Это Хелки, подруга Аланы, — представила ее подруга Алану. — Говорит, весточку принесла. Оттуда!
Алана смотрела на вторую старушку во все глаза. Даор ощущал, как внутри нее птицей в силке билось встревоженное сердце, и как она не знала, что сказать, и как ей хотелось обнять бабушку.
— Бабушка Мила, — наконец сказала она. — Алана столько рассказывала о вас. Я так рада вас видеть и передать ей, что у вас все хорошо.
Мила бросила калину в таз с необработанной ягодой и опустилась обратно в кресло.
— Что тебе нужно? — не слишком дружелюбно спросила она.
Алана неуверенно сделала вперед несколько шагов, отпустив руку Даора, и присела перед старушкой.
— Алана очень хотела знать, как у вас дела… Просила передать, что у нее все хорошо, что она останется в Приюте обучаться.
— Ой, — сказала сгорбленная старушка. — Наша Алана? Неужто шептать будет?! Вот Роза удивится! У нас тут — и шепчущая! Быть не может!
Мила же не отвечала. В глазах ее стояли слезы.
— А что она еще говорила? — тихо спросила она Алану.
— Что очень благодарна маме за то, что отправила ее в Приют, пусть и тайно, — Алана понизила голос. — И что настояла на ее отъезде. И что была счастлива узнать, что с мамой и Евой все в порядке, что перечитывала то письмо десятки раз.
Старушка наклонилась к ней ближе, вглядываясь в лицо.
— Ты оставь нас с девочкой, пожалуйста, — обратилась она к подруге. — Мне надо с ней один на один побеседовать.
— Ну уж могла бы… — заворчала та, накидывая куцее пальтишко. — Тогда сама с калиной заканчивай.
— Спасибо, — вслед ей крикнула бабушка Аланы, но та только махнула рукой.
Мгновение — холодный ветер ворвался в комнату с открытой дверью, — и старуха с необычной ловкостью пропала. Даор слышал, как она подошла к лошадям и что-то пробурчала себе под нос и как заспешила прочь.
— Алана очень тебе доверяет, раз рассказала о письме и о том, как попала в Приют, — сказала старушка Алане. — Очень.
— Да, она сказала мне, чтобы я вам доказала, что мне можно доверять, — отозвалась Алана. — Просила передать, что та дощечка, которой вы заделали в том году большую мышиную нору, была из яблони, поэтому трудно пилилась.
Старушка резко выдохнула и поднесла к глазам сухие, покрытые красным соком руки.
— Как еще дела у Аланы? — спросила она.
— У нее все хорошо. Она нашла настоящих друзей. Ее никто не обижает. Она больше не прислуживает, — ответила Алана с нежностью. — Там огромная библиотека, и она постоянно читает. Теперь знает все об историях древних родов.
— Роза говорила, что началась война, что напали на Приют Тайного знания, — удивила старушка Даора. — Там все хорошо?
— Напали на другую ветвь Приюта. Все хорошо, — сорвался голос Аланы, и вдруг Даор понял, что никогда не спрашивал ее, боится ли она войны. Для него самого происходящее было естественным и даже интересным, но девочка наверняка относилась к этому иначе. — Пожалуйста, бабушка Мила, расскажите, как дела у мамы Аланы, у Евы? Где они? Алана думала, вы живете теперь все вместе.
Старушка некоторое время молчала, продолжая смотреть Алане в глаза. Даор ощутил, как комом к горлу девушки подступает паника, и аккуратно положил ей руку на плечо. Алана едва заметно вздрогнула, но не обернулась.
— Вила умерла, — наконец сказала старушка и тут же, словно по щелчку, сложилась в рыданиях.
Бледная Алана осела на пол.
— Что? — едва слышно прошептали ее губы. — Когда? Что… произошло?
— Черная леди ее убила! — прорвалось сквозь рыдания старушки. — Она, она… Ее тело не дали даже похоронить, мы потом тайно…
Герцог попытался снова коснуться ее, но Алана отбросила его руку, будто это был ядовитый гад.
— Почему Юория ее убила? — голос девочки был бесстрастным, словно в нем потушили свет.
— Не называй ее по имени! — шикнула на нее Мила. — Она сказала, что Вила была предательницей и открыла двери красным, которые убили семью мастера Оливера. Ее вывесили… Ее долго… — голос все время срывался. — Ее долго клевали вороны…
Алана сидела на полу и смотрела куда-то вниз. Оглушительность обрушившейся на нее боли ослепила и Даора, готового сейчас собственноручно растерзать Юорию. Усилие, с которым он не дал себе обнять девочку, было невероятным. Ее пораженное, бледное, безэмоциональное лицо, потухшее, несчастное, вся ее разбитая поза… Из-под ладоней, неподвижно лежавших на полу, заструилась сила — и доски пошли едва заметно трескаться в такт ее пульсации. Даор аккуратно закрепил дерево, понимая, что