Сторонний наблюдатель, оказавшийся бы в этот час в горной долине, увидел бы престранную вещь. Сначала какой-то юноша прыгал, скакал и изгибался вблизи ручья, но затем он, двигавшийся поначалу как деревенский увалень, стал откалывать коленца, на которые были бы способны не всякие жонглеры и акробаты. А затем он начал меняться.
Сначала сторонний наблюдатель мог бы подумать, что ему просто мерещится всякий бред. В самом деле, юноша двигался так быстро, что нельзя было точно различить, сколько у него рук — две или четыре. Но потом стало видно, что все-таки четыре. Вот, разорвав рубашку, показалась еще пара. Новые руки были длинными и свободно изгибались во всех направлениях. Да и можно ли назвать их руками? Поначалу их цвет почти ничем не отличался от цвета кожи Стэфана, но затем они стали темнеть, покрываться блестящей чешуей и бить в воздух так, будто бы атаковали кого-то невидимого. На их концах вместо пальцев были головы шипящих змей, плюющихся ядом.
Он стал выше ростом и продолжал расти дальше. Одежда рвалась на нем и скоро превратилась в лохмотья. Пробиваясь наружу, кожу разрывали когти и шипы. Плечи раздались вширь, кожа потемнела, стала твердой как камень, мышцы заиграли, налились сталью. Когда он закричал, его крик обернулся низким рычанием. Вместо языка во рту помещалось что-то, напоминающее пилу со многими зубчиками. Из глотки изрыгался огонь. На плечах вспухли и увеличились черные почки. По мере того, как тело его продолжало расти, почки раскрывались и возникали новые. Это были головы. Головы почти человечьи — с раскосыми глазами, широкими губами, длинными клыками. На груди звенело ожерелье из черепов. Основных рук теперь было шесть, а змей, вырастающих из спины и извивающихся в воздухе — бесчисленное количество. Ногти на пальцах превратились в изогнутые когти. Ног стало четыре. Единственным предметом одежды, не считая ожерелья и золотых браслетов на руках, была набедренная повязка, представлявшая собой металлический диск со множеством цепочек и шнурков, привешенный к веревке, обвитой вокруг пояса. Из груди, на месте сосков, и ниже, там, где были ребра, выходили длинные когти, напоминающие беспорядочно шевелящиеся лапки насекомых. В верхней части живота было еще одно лицо с огромной пастью.
Из движения, из того, что возрастало в нем, родилось имя. Его имя. Он засмеялся. Он стал единым целым. Наконец-то.
Он танцевал. Он был огромен. Захохотав, он вытянулся и стал ростом с гору. Он схватил одну из гор, отломал у нее вершину и зашвырнул высоко в воздух. Его пальцы крошили камень, как творог. Языки пламени нисходили с небес и ласкали его кожу. Он был уже не просто в танце, но и управлял им, питал его своей силой. Начинался небывалый шторм. Небеса, казалось, сошли с ума. Он продолжал двигаться и реветь, призывая огонь из земных недр. Скоро это место станет огнем и ветром — и больше ничем. Станет одним бесконечным, свободным движением.
…В ту самую минуту на вершине горы появились двое. Неторопливо они стали спускаться вниз, к долине, где танцевал терафим. Видя, какие разрушения вызывает его танец, один из этих людей начертал в воздухе некий знак. Повинуясь неведомой силе, раксшас, опоясанный бурей и ветрами, поднялся в воздух и во мгновение ока скрылся из глаз.
Спутник этого человека, высокий и беловолосый, спросил:
— Куда ты отправил его, наставник?
Сказал первый:
— В нижние области Сущего, называемые также Преисподней. Нечего пока ему делать на поверхности. Пусть порезвится в аду. Там он найдет то, что теперь ему больше по нраву — огонь и ветер.
Спросил второй:
— А сможешь ли ты так же легко призвать его обратно, когда захочешь?
Сказал первый:
— Конечно. Ведь я дал ему имя.
Тогда Принц Каджей (а вопрошающим был именно он) задумался и через некоторое время задал другой вопрос:
— Наставник, не опасаешься ли ты, что со временем чары, подчиняющие этого демона могут истаясь? Ведь ты сотворил могущественного, способного, может быть, противостоять даже и Лорду — не опасаешься ли ты, что рано или поздно тебе самому придется столкнуться с тем, что сотворил?
Сказал Мъяонель:
— Нет, не опасаюсь. Потому как я вовсе не накладывал на него никаких подчиняющих чар.
Удивился Армрег и промолвил:
— Каким же образом ты управляешь им? Каким образом заставляешь подчиняться себе?
— Его ведет некий ритм энергий, который он называет танцем, — ответил Мъяонель. — Моя же Сила объемлет этот ритм.
Сказал Принц Каджей:
— Что необыкновенного было в том юноше? Ведь это уже не первые Земли, которые посетили мы, но только здесь ты, наконец, осуществил то, что задумал.
Сказал Мъяонель:
— Помнишь, когда мы только обнаружили этого человека, я указывал тебе на особого вида кристалл, заключенный внутри его магического естества? В этом рождении и, возможно, в следующем, с этим человеком, скорее всего, не случилось бы ничего необыкновенного. Однако со временем продолжавшаяся огранка его Камня Воли достигла бы такой степени, которая способна привлечь Силу. Также можно сказать, что в некоторой степени такой кристалл сам является зерном будущей Силы. В том человеке она была еще не развита, не оформлена, не явлена никак в его обыденной жизни. Я позволил ей развиться, но вместе с тем, сделал частью своей Силы, ибо те элементы, которыми я питал ее, заставили ее измениться, превратившись в дополнение к тому волшебству, которым обладаю я сам. Поэтому я и не беспокоюсь о том, что этот терафим выступит против меня. Для него это так же невозможно, как невозможно человеку прыгнуть в небо. Он для этого не Предназначен.
Сказал Принц Каджей:
— Пусть так. Пусть он не способен напасть на тебя. Но если ты вызовешь его в разгар битвы, а он повернет не в ту сторону или вовсе не пожелает участвовать в войне?
Сказал Мъяонель:
— Как же он может пожелать не участвовать в войне? Ведь его суть — разрушение. С великой радостью станет он танцевать в том месте, куда я позову его. Ты напрасно беспокоишься, Армрег. Он более не мыслит, как мыслит свободное существо. Теперь он скорее стихия, чем индивидуальность. Какая огню разница, где гореть? Когда мы разводим костер в лесу и призываем огонь, духи пламени не воспринимают наш призыв как подчинение или как тягостную обязанность. Скорее, они нас просто не видят, а если и видят — то не интересуются нами. Также теперь и этот демон. Он даже и не знает о моем существовании. Наше с тобой общение, Принц — это общение двух различных существ, соприкасающихся только посредством голоса и слуха, но с ним я общаюсь как Сила с Силой, а ведь стихии взаимопроникают друг в друга.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});