— Доброта Вашего Величества не знает границ, — ответил Джориан.
— Чепуха, мой мальчик! Мы же друзья, а не только монарх и подданный. Эвелик! Проводи господ в ванную комнату и принеси им все необходимое.
Королевская ванна представляла собой огромную посудину из начищенной меди. Обливаясь и намыливаясь, Джориан тихо разговаривал с Карадуром, который рядом мыл лицо и руки.
— Карадур, а король вполне нормален, как ты думаешь?
— Да. Помимо его увлечения гастрономией...
— Да нет. Я вот подумал, не предпочитает ли он женщинам мальчиков или мужчин.
— А, понятно! Нет, не думаю. Среди иразцев не редки подобные наклонности, но Ишбахара, насколько я знаю, никогда ни в чем таком не обвиняли. В молодости у него было несколько жен, одни умерли, других он отверг, две остались. Но больше ни о каких предметах королевского вожделения я не слыхал. По правде, мне кажется, сейчас у него лишь одна страсть — редкие блюда. А что тебе вдруг взбрело в голову?
— С чего бы ему приближать к себе какого-то ремесленника-чужеземца, вроде меня? Беседовать по душам... Какой смысл?
— Может, ты просто ему нравишься, сынок. А может, это как-то связано с намерениями Сахмет.
— Да? Ну что ж, поглядим. Между прочим, эта ванна, кажется, прекрасно подошла бы нам для полета в Ксилар. Если груз распределить по дну равномерно, она будет куда надежнее обычного ковра-самолета или метлы.
Карадур с сомнением покачал головой.
— С таким весом справится разве что очень сильный демон. К тому же демоны не любят вселяться в медь и серебро: знают, как трудно оттуда выбраться.
— А как насчет Горакса, который спрятан у тебя в перстне? Я не встречал демона сильнее.
— Увы, долг Горакса передо мной почти исчерпан. Сослужит мне еще одну службу — и свободен, может отправляться восвояси. Поэтому я выпущу его только в случае крайней необходимости.
— А когда нас преследовала сегодня толпа, это не было случаем крайней необходимости, как тебе показалось?
— Ты прав. Я тогда растерялся и даже не вспомнил о Гораксе. Голова дырявая стала!
* * *
После очередной чрезвычайно обильной трапезы у короля Ишбахара Джориан спросил:
— Чем кончились беспорядки, Ваше Величество?
— К счастью для Ираза, пошел такой сильный дождь, что толпа разбежалась. Убито не так много народу, ограблено и сожжено лишь несколько домов. Просто ужас эта вражда! Не знаем, как с ней покончить. Попробуйте устриц, их привезли в замороженном виде с берегов Швении.
— Почему бы просто не прекратить скачки, сир?
— Насколько помним, один из наших предшественников, Хирпалам Второй, пробовал это сделать. Тогда враждующие группировки объединились, приволокли беднягу Хирпалама на ипподром и разорвали на куски — долго рвали, чтоб каждому досталось. Меня такая участь не устраивает, хых, хых.
— Простите, что я вмешиваюсь, но, по-моему, Вашему Величеству придется рано или поздно осадить их. Впрочем, меня это, конечно, не касается. Скажите, сир, почему госпожа Сахмет хочет, чтобы я участвовал в службе в честь богини Луны?
Король испуганно поглядел на него.
— Она уже сказала? Погоди минутку.
Он сделал знак всем присутствующим, кроме Джориана и Карадура, — в том числе охранникам и слуге, который пробовал блюда перед подачей, — чтобы они покинули комнату. Затем спросил полушепотом:
— Тебе известно, что ждет в Пенембии короля, страдающего половым бессилием?
— Я слышал об этом, сир.
— Это правда. — Король показал вверх, на массивную скобу, с которой свисала лампа. — Чистая правда. Лампу снимут, и мы сами должны будем закинуть веревку на эту виселицу. Залезть на стол, покрепче завязать узел и опрокинуть стол... Так они избавляются от неугодного монарха, не прикасаясь нечистыми руками к священной особе.
— Значит, вашему величеству эти божественные обязанности...
— Не под силу? Можете вы поклясться, что будете молчать?
Джориан и Карадур торжественно поклялись.
— Наша жизнь в ваших руках, — продолжал Ишбахар. — Я не доверил бы ее вам, господа, но отчаянное положение заставляет принимать отчаянные меры. Вот уже несколько месяцев госпожа Сахмет недовольна тем, как мы выполняем наши обязанности. И по правде говоря, мы бы с радостью отказались от этих игрищ: с нашей комплекцией осуществлять совокупность затруднительно, да и пыл юности давно уж угас.
Как видите, наша жизнь находится в руках госпожи Сахмет. Стоит ей только сказать словечко своему официальному мужу, верховному жрецу Чолишу, и он тут же нанесет нам визит со священной веревкой. Она воздерживается от этого шага по двум причинам: во-первых, терпеть не может верховного жреца Чолиша и не хочет доставлять ему удовольствие, во-вторых, я пообещал ей вместо себя сильного юношу с железным концом, и она пока молчит о моей непригодности. Ты и будешь этим юношей.
— Надеюсь оказаться достойным такой чести, — ответил Джориан. — У нас в Кортолии одному королю довелось столкнуться с такими же трудностями.
— Как? Расскажи.
— Это был король Финджаниус, который правил сразу после окончания «темного века», наступившего, когда Старую Новарию захватили дикие племена швенов. В Кортолии существовал обычай: когда короля по той или иной причине признавали неспособным править, его призывали главные жрецы королевства и вручали ему кубок с ядом. И говорили, что если он не выпьет, порвется волшебная связь между ним и страной, урожай засохнет и начнется голод.
Так вот, Финджаниуса послали в Оттомань учиться в академии. Тогда это было совсем новое учреждение, преподавателей можно было по пальцам пересчитать, и зданий, увитых плющом, которыми там сейчас так гордятся, еще не построили. Финджаниус понабрался в академии новых и, как тогда говорили, еретических мыслей. Вскоре после возвращения из Оттомани он занял трон, так как его дядюшка, старый король, скончался.
Примерно год Финджаниус, управляя Кортолией, старался воплотить свои лучшие намерения. Он был молод, традиции не очень-то чтил и ввел много новшеств, например, позволил подданным, завидев короля, не стучать девять раз лбом об землю; не запрещал им говорить с Его Величеством до того, как сам к ним обратится. Из-за этого последнего обычая он чуть не проиграл военную кампанию против Осарии: никто из офицеров не осмеливался предупредить короля о засаде.
Именно Финджаниус ввел в Кортолии общественные бани и убедил народ без стеснения приходить туда, независимо от пола, возраста и занимаемого положения. Более того, он сам следил, как идет дело, не брезговал дурачиться и резвиться вместе с подданными, окачивая их брызгами, толкая в воду и позволяя окачивать и толкать себя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});