Мы увидели огни «Херувима». Яхта ближе подошла к берегу. Ее прожектор осветил пристань, затем дорогу, ведущую к большому дому.
Мы спустились со скалы и по берегу направились к причалу. Справа от нас небо светилось, пульсируя. Силуэты деревьев выделялись на фоне огня, как на японской гравюре.
Погребальный костер Сатаны.
Мы добрались до причала. Прожектор осветил нас. Мы смело шли вперед. Баркер сел в лодку, стоявшую у причала. На яхте, по-видимому, решили, что мы направляемся к ним. Они продолжали освещать нас прожектором.
Мотор лодки заработал. Я помог Еве спуститься в нее, потом спрыгнул следом. Баркер запустил мотор на первую скорость, а потом и на полную. Лодка рванулась вперед.
Луны не было. Над водой стелился туман. Огонь погребального костра Сатаны бросал зловещий отсвет на медленные волны.
Баркер направился к яхте. Неожиданно он резко свернул влево и повел лодку прочь от «Херувима». Мы услышали крики с палубы. Туман сгустился. Луч прожектора скоро исчез из вида. Он потерял нас и повернул опять к причалу.
Баркер направил лодку к берегу Коннектикута. Он передал мне руль, а сам занялся мотором. Ева прижалась ко мне. Я обхватил ее рукой и привлек еще ближе. Ее голова опустилась мне на плечо.
Мысли мои вернулись к горящему замку. Что там произошло? Может быть, звук взрыва и огонь привлекли зрителей, добровольцев-пожарных из соседней деревни, полицию? Вряд ли. Место такое уединенное, к нему так трудно добраться. Но завтра, конечно, придут люди. Что они обнаружат? Как воспримут найденное? И сколько человек спаслось?
А те, кто остался в доме Сатаны? Те, кто погиб от рук рабов и от бомб Кобхема? Среди них были люди, занимавшие высокое положение. Чем обернется их исчезновение? Газеты долго будут этим заниматься.
Сатана! В конечном счете он — шулер. Преданный, в конце концов, им же крапленой картой. Если бы он играл свою игру в семь отпечатков честно, он был бы непобедим. Но он не захотел, власть его основывалась на лжи. А власть не может быть крепче, того, на чем она основана.
Ложь Сатаны предала его.
Шулер — да, но и много, много больше…
Будет ли нас преследовать месть, хотя он и погиб?
Что ж, придется рискнуть.
Я отбросил печальные мысли и решительно повернул от прошлого к будущему.
— Ева, — прошептал я, — все, что я имею, это те шестьдесят шесть долларов и девяносто пять центов, которые у меня были, когда я впервые тебя встретил.
— Ну и что? — спросила Ева, удобнее устраиваясь у меня в руках.
— Не хватит для медового месяца, — сказал я. — Конечно, есть десять тысяч, что я получил за дело в музее. Но я не могу их взять. Придется передать музею. От «анонимного дарителя».
— Конечно, — равнодушно сказала Ева. — О, Джим, дорогой, как хорошо быть свободной!
Баркер продвинулся вперед и взял у меня руль. Я еще крепче обнял Еву. Далеко впереди светились огни какого-то коннектикутского города. Они пробуждали болезненные воспоминания. Я вздохнул.
— Все сокровища — погибли! — Я застонал. — Почему мне не хватило ума схватить корону или скипетр с золотого трона? У меня была возможность.
— Вот корона, капитан, — сказал Баркер.
Он порылся в кармане. Вытащил корону и положил Еве на колени. Драгоценности сверкнули. Мы посмотрели на них, потом на Баркера, потом снова на них — не веря своим глазам.
— Корона погнулась немного, — весело продолжал Баркер. — Пришлось согнуть, чтобы сунуть в карман. Взял и скипетр, но он выскользнул. А подобрать времени не было. Впрочем, я подобрал несколько других красивых вещиц.
И он высыпал две пригоршни колец, ожерелий и необработанных жемчужин. Мы смотрели, лишившись речи.
— Разделите пополам, если вы с мисс Евой остаетесь вместе, — сказал Гарри. — Надеюсь, они не поддельные.
— Гарри! — прошептала Ева, почти не дыша. Она наклонилась и поцеловала его.
Он замигал и отвернулся к рулю.
— Напоминает мне о Мэгги! — печально прошептал он.
Я почувствовал что-то круглое и твердое в кармане. Бомба Кобхема! С легким покалыванием под корнями волос я осторожно опустил ее в воду.
Огни берега приближались. Я собрал драгоценности с колен Евы и повернул ее лицом к себе.
— Совсем как мы с Мэгги! — хрипло прошептал Гарри. Я прижал губы к ее губам. Жизнь показалась такой сладкой!
Но губы Евы слаще.
Дьявольские куклы мадам Менделип
Предисловие
Я — врач, специалист по нервным и мозговым болезням, занимаюсь вопросами болезненной патологии и в этой области считаюсь знатоком. Я связан с двумя лучшими госпиталями Нью-Йорка и получил ряд наград в своей стране и за границей. Я пишу о том, что действительно произошло. Пишу, рискуя быть узнанным, не из честолюбия, не потому, что хочу показать, что компетентные наблюдатели могут дать о тех событиях вполне научное суждение.
Лоуэл не мое имя. Это псевдоним, так же как и все остальные имена в этой книге. Причины вы поймете позже. Я мог изложить эту историю в форме доклада в одном из медицинских обществ, но я слишком хорошо знаю, с какой подозрительностью, с каким презрением встретили бы мои коллеги эту историю, настолько противоположны общепринятым мнениям многие причины и следствия из фактов и наблюдений, которыми я обладаю.
Но теперь, ортодоксальный медик, я спрашиваю самого себя, нет ли причин иных, чем те, которые мы воспринимаем? Сил и энергий, которые мы отрицаем только потому, что наша узкая современная наука не в силах объяснить их? Энергий, реальность которых проявляется в фольклоре, в древних традициях всех народов. Энергий, которые мы, чтобы оправдать наше невежество, относим к мифам и суевериям.
Мудрость — наука неизмеримо древняя, рожденная до истории, но никогда не умиравшая, никогда целиком не исчезавшая. Секретная Мудрость, хранимая ее беззаветными служителями, переносившими ее из столетия в столетие. Темное пламя запрещенного знания, горевшее в Египте еще до постройки пирамид, прячущееся под песками Гоби, известное сынам Эда (которого Аллах, как говорят арабы, превратил в камень за колдовство за десять тысяч лет до того, как Авраам появился на улицах Ура в Халдее), известное Китаю и тибетским ламам, шаманам азиатских степей и воинам южных морей. Темное пламя злой мудрости, мерцавшее в тени скандинавских замков, вскормленное руками римских легионеров, усилившееся неизвестно почему в средневековой Европе и все еще горящее, все еще живое, все еще сильное.
Довольно предисловий. Я начинаю с того момента, когда темная мудрость, если это была она, впервые бросила на меня свою тень…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});