– В самую грязь, – вздохнул богатырь и подчинился.
Спешился и Мутило – он грязи не боялся.
– Ну и сам выкатывайся, – сказал Жихарь Колобку.
– С какой стати? Я нынче содержимое переметной сумы… И запомните – нет теперь среди нас ни князей, ни водяных, а есть равноправные члены торгово–промышленного товарищества «Колобок и сыновья»…
– Какие мы тебе сыновья? – разом взревели от обиды человек и водяник.
– Ну, должны же мы как–то называться. Вот мы и будем товарищи, поскольку товар у нас общий… К тому же объявим, что мы – с ограниченной ответственностью, то есть вообще ни за что не отвечаем!
– Мой товар–то… – булькнул Мутило.
– Тогда сам и торгуй… Козленка за два гроша…
– Быстро ты нас обратал, горбушка катючая, – проворчал богатырь. – Гляди, люди–то добрые уже с ярмарки идут…
Действительно, впереди вдоль обочины, старательно обходя дорожную грязь, которая так и норовила распостраниться пошире, двигались два рослых мужика, тащили на плече толстое короткое бревно. Бревно было какое–то странное и пестрое.
Вблизи бревно оказалось человеком, одетым в красный парчовый кафтан. Штаны у него были короткие, ножки пухлые, лицо бритое, а голова венчалась длинными кудрявыми волосами.
– Это что – невольника несут? – нахмурился Жихарь. В своем княжестве он никакой работорговли не допускал, хоть и терял на этом немало.
Но мужики нисколько не походили на заморских купцов, охочих до здешних добрых девиц и красных молодцов: обычные деревенские мужики, судя по платью, зажиточные и не привыкшие тратить деньги на что попало.
– Невольников не носят, – сказал Мутило. – Невольники сами носилки таскают…
– Здравствуйте, люди, – сказал Жихарь и поклонился не по–княжески.
Кланяться по–княжески он так и не научился, сколько ни билась бедная Карина, – запутался во всяких четвертьпоклонах, поклонах вполоборота и так далее.
– Здорово, коли не шутишь, – хмуро сказал старший из встречников (отец и сын, догадался Жихарь). – Тоже грабить будете или по–хорошему разойдемся?
С этими словами он обернулся к младшему, они сняли ношу и поставили ее столбом. Несомый застыл в этом положении. Волосы рассыпались у него по плечам и оказались чуть не до пояса.
– А уже грабили? – обрадовался Жихарь случаю навести справедливость.
– Пробовали, – важно сказал старший, снял войлочную шапку и начал ей обмахиваться от жары. – Сам Кидала пробовал, только ничего у него не вышло.
– Покупка ему наша не по нраву пришлась, – добавил младший и покосился на отца: мол, по делу ли подал голос.
– Что за Кидала? – насупил брови богатырь.
– Скоро сам увидишь, – заверил старший. – Он там всегда стоит. Стража его иногда гоняет, да ведь круглые сутки за ним не уследишь. Вот он и поджидает пеший люд, да и конных не пропускает. Поэтому мимо него лучше ходить целым обозом. На обозы он посягать боится.
– Разбойник? – уточнил Мутило.
– Тела у него на трех разбойников достанет. Немал–человек. Отберет у прохожего казну или товар, а самого в колючие кусты как кинет! Пока из кустов выцарапаешься, Кидалы и след простыл.
– Нас не кинет, – заверил Жихарь. – А это, что ли, ваша покупка и есть? Кто таков? Кто велел людей продавать?
Мужик нахлобучил шапку на прежнее место.
– Лишних людей нам не надо: нас самих девать некуда. А мы, молодец, старинное пророчество исполняем.
– Какое такое пророчество? – вскинулся на всякий случай многоборский князь.
– А вот жил в додревние года один провидец и стихотворец, очень любил мужика, заботился о нем, князей же всячески срамил и порочил. И сложил заклятье такое: эх, эх, придет ли времечко? Приди, приди, желанное!
– И пришло времечко–то?
– Да покамест нет, – досадливо сказал мужик. – Времечко придет, желанное наше, когда мужик не Блюхера и не вот этого облома, а совсем других с базара понесет. Как их… Имена какие–то чудные… Одно на белку похоже, другое на утку… Но еще, видно, не пора… Блюхера мы уже носили с базара, он еще потом врагом народа оказался, а вот с этим покуда не разобрались…
Жихарь и Мутило внимательным образом оглядели мужицкое приобретение, и даже Колобок высунулся из сумы. Толстое лицо облома с пухлыми губами ничего особенного не выражало, глаза были пустые и бесцветные.
– Эт–то кто же такой? – снова спросил Жихарь.
– Да гляди лучше – это же Милорд! Неуж–то не узнаешь?
– Какой Милорд?
– Глупый, какие же еще Милорды бывают? Мы нарочно просили, чтобы поглупее выбрали…
– Выбрали что надо, – похвалил Мутило. – У иного пескаря морда умнее бывает…
– И какая от него польза? – не унимался Жихарь.
– А такая, что все надо делать по порядку: сперва Блюхера с базара понести, потом Милорда Глупого, а уж после того придет желанное времечко, не раньше…
– И что будет?
– Вот привязался! – осерчал мужик. – Сказано тебе – пророчество исполняем!
Отцы наши так делали, и деды, и пращуры… Каждый год, как проклятые, таскаем это добро с базара… Да что с вами разговаривать, все равно не поймете!
– Погоди! – Жихарь даже ухватил мужика за рукав. – А что он умеет?
– Все, что Глупому Милорду положено: ржаное вино пить, овсяную кашу лопать, в кости играть, спорить на денежный заклад, верхом кататься, девок портить, морями владычествовать, машину за машиной изобретать, чтоб работе помочь…
– Ну, таков–то я и сам Милорд, – сказал Жихарь. – А говорить–то он умеет?
Мужик почесал шею.
– Ну поговори, коли хочешь, денег не возьмем… Если речь его поймешь.
– Говори, говори, – зашептал Мутило, обрадовавшись дармовщине.
– Милорд, – сказал Жихарь. – Милорд… Кажется, знаю я, по–каковски с ним надо разговаривать… Не зря с Яр–Туром столько времени горе мыкали…
Милорд, вонтаю ай ту ю один квесченз задать: ху ю ты такой есть итыз?
– Какие вы, люди, грубые, – посетовал Мутило. – Первый раз видишь Милорда, и сразу такие гадостные словеса развел… Языки бы вам повырьшать!
Известно – нечисть не терпит человеческих ругательств.
Но Милорд был такой глупый, что ни капельки не обиделся, улыбнулся и открыл рот: – У меня, джентльмены, всегда было доброе имя, и мне нож острый, когда теперь, всякий раз, стоит мне перешагнуть порог дома, как то один, то другой настырный лихоимщик хватает меня за рукав: «Вы не забыли о моем счете, сэр? За вами должок – тысяча фунтов. Надеюсь, сэр, вы не заставите с ним долго ждать». А приятно мне, когда ростовщики обмениваются моими векселями в пивных и кофейных?
Жихарь худо–бедно язык Милорда понимал, про Колобка и говорить нечего – одно слово, Гомункул! Мутило же и мужики недоуменно глядели друг на друга, как бы ища поддержки.
Разговор про долги да займы богатырю не понравился: сразу вспомнилось, как закладывал кабатчику Невзору свою славу. Поэтому он попробовал повернуть беседу в другую сторону:
– А нау ли ю кинга вашего, какой ту ми бразером приходится?
И получил достойный ответ:
– Людям, особенно сангвинического темперамента, свойственно предаваться надеждам, и среди различных перемен в ходе общественных событий надежды эти редко не имеют под собой почвы; даже в безысходных обстоятельствах, когда, казалось бы, нет никаких оснований на что–либо рассчитывать, они тем не менее склонны делать вид, будто не все еще потеряно, и стараются заставить противника думать, что располагают неведомыми ему ресурсами. Именно такую позицию заняли в последние месяцы те, кого, за неимением лучшего выражения, мне приходится называть членами поверженной партии. С момента ее падения помянутые джентльмены тешат себя надеждами, действительными и мнимыми.
Когда убрали графа Сандерленда, они надеялись, что ее величество не пойдет на дальнейшие изменения в составе кабинета, и осмелились исказить ее слова, адресованные иноземным державам. Они надеялись, что не найдется человека, который осмелился бы предложить роспуск парламента. Когда же произошло и это, да к тому же еще некоторые перемещения при дворе, они попытались нанести удар по государственным кредитам…
– Хватит! Хватит! Стоп! – закричал Жихарь. – Ай ю про кинга аскаю! Как хи там ливствует, здоров ли?
Милорд недоуменно прокашлялся и сказал:
– Подданный далеко не всегда властен над поступками своих монархов и не всегда может спросить, каких людей те понимают, какие партии приближают к себе. Так пусть они не нарушают конституцию, пусть они правят по закону, чтобы тот, кто им служит, не был замешан ни в одном противозаконном действии и чтобы от него не требовали ничего не совместимого с правами и законами его страны…
– Вот говорил я побратиму: как станешь королем, так и начнешь не по правде жить, – вздохнул Жихарь. – Не такой уж этот Милорд глупый, как может показаться.