Читать интересную книгу Белая гардения - Белинда Александра

— Миссис Никхем! — раздался голос Веры, и ее пальцы защелкнулись у меня на руке. — Нам нужно немедленно вернуться в гостиницу. Похоже, ваш грипп дал обострение. Посмотрите на себя. У вас горячка.

От ее прикосновения мне сделалось дурно. Я с трудом удержалась на ногах. Все казалось слишком нереальным. Меня собирались забрать на допрос в КГБ. Я посмотрела на людей, спешащих в зал занять свои места, и заставила себя не закричать.

Все равно никто не придет нам на помощь. Ловушка захлопнулась. Самое разумное, что мы можем сделать сейчас, — это подчиниться, но от этого решения мне не стало спокойнее. Я глубоко вдохнула, приготовившись к тому, что будет дальше.

— Грипп? — изумился Иван. Он провел рукой по моей блузке и повернулся к Вере. — Я принесу одежду. В гостинице могут вызвать врача?

Вот, значит, как они это делают, думала я. Вот как проводят аресты там, где полно людей.

— Отдайте ребенка мне, — сказала Вера Ивану. Ее лицо по-прежнему оставалось невозмутимым. Я слишком плохо ее знала, чтобы предположить, на что еще способна эта женщина.

— Нет! — закричала я.

— Подумайте о здоровье ребенка, — чеканным, каким-то незнакомым голосом произнесла Вера. — Грипп чрезвычайно заразен.

Иван передал Лили Вере. Когда ее руки сомкнулись на тельце дочери, внутри меня что-то надломилось. Глядя на них, я поняла, что поиски матери могут привести к тому, что я потеряю дочь. Будь что будет, подумала я, только бы с Лили ничего не случилось.

Я обернулась к седовласому мужчине. Он не сводил с меня глаз; на его лице застыла гримаса, словно он видел перед собой какую-то мерзость.

— Это товарищ Горин, — представила его Вера. — Возможно, вы видели его в гостинице.

— Зимой в Москве грипп может быть очень опасен, — произнес он, переступая с ноги на ногу. — Вам нужно полежать, отдохнуть, пока вы не почувствуете себя лучше.

Он стоял со скрещенными на груди руками, и его переваливание с одного бока на другой в иных обстоятельствах могло бы показаться даже смешным. Со стороны все выглядело так, будто он боится меня. В конце концов я решила, что во всем виновата его нелюбовь к иностранцам.

Вернулся Иван с одеждой, накинул пальто мне на плечи. Вера покрепче завязала шаль на лице Лили, превратив его в маску. Горин удивленно наблюдал за ее действиями. Он отошел еще на шаг и сказал:

— Я должен вернуться на свое место, а не то пропущу второе действие.

«Словно паук, который прячется в свое гнездо, — подумала я. — Оставляет грязную работу Вере».

— Забери Лили, — шепнула я Ивану. — Забери Лили, пожалуйста.

Иван недоуменно посмотрел на меня, но выполнил мою просьбу. Когда я увидела, как Лили перешла из рук Веры в руки отца, в голове у меня снова прояснилось. Пока мы спускались по лестнице, Вера делала вид, что поддерживает свою спутницу, хотя на самом деле она прижимала меня к перилам, не давая вырваться. Я заставляла себя идти вперед, но все время смотрела под ноги и останавливалась на каждой ступеньке. От меня они ничего не узнают, решила я, но вдруг вспомнила рассказы о том, что в КГБ и детей опускают в кипящую воду, чтобы развязать язык матерям, поэтому ноги у меня снова сделались ватными.

Военных перед театром уже не было, остались только такси. Впереди, вжав голову в плечи, с Лили на руках шел Иван. Один из таксистов, заметив, что мы движемся в его сторону, бросил на снег сигарету и хотел уже сесть в машину, но Вера остановила его, покачав головой, и подтолкнула меня к черной «Ладе», припаркованной у тротуара. Водитель сидел в машине, нахохлившись, спрятав голову в высоко поднятый воротник. Я вскрикнула и остановилась.

— Это не такси, — попробовала я сказать Ивану, но язык заплетался, как у пьяной.

— Это частное такси, — вполголоса произнесла Вера.

— Мы — австралийцы, — заявила я, вцепившись ей в плечо. — Я сообщу в посольство. Вы не имеете права!

— Вы такие же австралийцы, как я — пакистанка, — ответила Вера, открыла дверь и толкнула меня на заднее сиденье за спиной водителя.

Иван с Лили на руках сел с другой стороны. Я бросила на Веру полный возмущения взгляд, но она рывком наклонилась и просунула голову в салон. Я отпрянула: казалось, что она собирается влепить мне пощечину, но вместо этого Вера взяла полу моего пальто и засунула мне под ногу, чтобы ее не прищемило дверью. Я остолбенела. Так могла бы сделать заботливая мать, но никак не агент КГБ, производящий арест. После этого Вера, засмеявшись, обняла меня. В этом смехе чувствовались искренняя радость и облегчение.

— Ну, Анна Викторовна, нет вам прощения! — воскликнула она. — Вы — точная копия своей матери, и мне вас обеих будет не хватать. Хорошо, что я знаю, как информаторы КГБ боятся микробов, иначе вырвать вас из их рук было бы намного сложнее. — Женщина снова засмеялась и захлопнула дверь.

«Лада» рванулась с места и понеслась в ночь. Я развернулась, чтобы посмотреть в заднее окно. Вера своей твердой офицерской походкой шагала обратно в театр. Я сжала руками виски. Господи, что происходит?

Иван наклонился вперед и сказал водителю адрес нашей гостиницы. Водитель не произнес ни слова, хотя мы уже выехали на проспект Маркса и теперь двигались в противоположном направлении, к Лубянке. Наверное, Иван тоже заметил, что мы едем в другую сторону, потому что почесал затылок и, обратившись к водителю, повторил название гостиницы и ее адрес.

— Моей жене очень нехорошо, — добавил он. — Ее нужно показать врачу.

— Со мной все в порядке, Иван, — сказала я ему. Но мне было так страшно, что собственный голос показался каким-то чужим.

Иван впился в меня взглядом.

— Аня, что это у вас было с Верой? Что происходит?

В голове у меня все перемешалось. На плечах еще ощущалось прикосновение рук Веры, но самих объятий из-за пережитого потрясения я не помнила.

— Нас везут на допрос, но они не имеют права этого делать, пока мы не обратимся в посольство.

— А я думал, что везу тебя к матери.

Голос, раздавшийся с переднего сиденья, прозвучал так неожиданно, что я поперхнулась. Не нужно было смотреть на лицо водителя, чтобы понять, кто это.

— Генерал! — воскликнул Иван. — А мы уже и не надеялись увидеть вас!

— Я собирался появиться завтра, но нам пришлось изменить план.

— Это, наверное, из-за Лили, — предположил Иван. — Извините. Мы не думали, что…

— Нет, — прервал его генерал, едва сдерживая смех. — Все из-за Ани. Вера сказала, что с ней пришлось трудно, она привлекала к себе внимание.

Я поежилась. Мне бы следовало извиниться за свои дурацкие страхи, но я могла лишь смеяться сквозь слезы.

— Кто же такая Вера? — спросил Иван, глядя на меня и качая головой.

— Вера — лучшая подруга матери Ани, — ответил генерал. — Она готова на все, чтобы помочь ей. Эта женщина потеряла двух братьев во время сталинских репрессий.

Я с силой надавила пальцами на глаза. Все вокруг меня завертелось, как карусель. Я менялась. Менялся мой внутренний мир. Брешь в душе, которую я так долго пыталась заполнить, теперь начинала расползаться, но вместо боли в нее хлынуло счастье.

— Я надеялся, что вы досмотрите балет до конца, — продолжил генерал, — но ладно уж.

Слезы ручьем текли у меня по щекам.

— Так, значит, у него все-таки счастливый финал, — дрожащим голосом произнесла я.

Пятнадцать минут езды по ночной Москве, и генерал останавливает машину у старой пятиэтажки. У меня к горлу подступает плотный, как камень, комок. Что я скажу ей? Какими будут наши первые слова после двадцатитрехлетней разлуки?

— Вы должны вернуться к машине через полчаса, — говорит генерал. — Вишневский организовал сопровождение, и вам придется уехать сегодня же.

Мы закрываем за собой двери автомобиля и провожаем «Ладу» взглядом. В эту секунду я понимаю, как глупо было считать генерала обычным человеком. Это ангел-хранитель.

Затем мы с Иваном проходим в арку. Слышно, как под ногами чавкает талый снег. Через пару минут оказываемся в едва освещенном внутреннем дворе.

— Это на верхнем этаже? — уточняет Иван, открывая железную дверь подъезда, которая глухим ударом захлопывается за нами. Кто-то для изоляции обтянул дверной косяк одеялом. В подъезде почти так же холодно, как и на улице. И едва ли светлее. Две лопаты прислонены к стене, под ними лужицы растаявшего снега. Лифт не работает, и мы пешком проходим пять лестничных маршей. Ступеньки все в грязи, пахнет сыростью. Из-за тяжелой верхней одежды поднимаемся взмыленные, еле дыша. Вспоминаю, как генерал рассказывал, что у матери больные ноги. От мысли о том, что она не может выйти из квартиры без посторонней помощи, у меня ноет сердце. Прищурившись, я замечаю в тусклом свете, что стены выкрашены в серый цвет, но богатая лепнина на потолке и дверные проемы еще сохранили следы росписи: сказочные птицы и цветы свидетельствуют о том, что здание когда-то знавало лучшие времена. В углу каждой лестничной площадки окно, но почти во всех окнах вставлены дешевые матовые стекла, а то и вовсе листы фанеры.