Когда они пришли к нему и спросили, не шатался ли поблизости от того места, где он стоял, какой-нибудь мальчишка или оборванец постарше, не терся ли около него, он ответил «нет», таких там не было, он даже не помнит, чтобы к нему вообще кто-нибудь там подходил. «Да-а, — сказал Уилл, — тогда трудновато будет найти воров, если вообще это возможно. Однако, — сказал Уилл, — если вы считаете, что игра стоит свеч, я могу поближе сойтись с этими мошенниками, хотя не хотелось бы, чтобы меня с ними видели, однако я проникну к ним, и если это проделал кто-нибудь из их шайки, десять против одного, я что-нибудь да разузнаю».
Тогда Уилла спросили, знает ли он, какую награду предложил господин тому, кто вернет ему бумажник; Уилл ответил «нет» (хотя у входа и слышал об этом), тогда они сказали, что он обещал за это сто фунтов. «Это слишком много, — возразил Уилл, — и если вы доверяете это дело мне, я или раздобуду бумажник за меньшее вознаграждение, или если не сумею, то вовсе ничего не возьму». Тут господин, у которого украли бумажник, сказал другому: «Передай ему, что, ежели он сумеет раздобыть его за меньшее вознаграждение, разницу получит он». На что Уильям, как они его называли, сказал, что будет рад оказать господину такую услугу и получить за то награду. «Так вот, молодой человек, — говорит один из присутствующих, — что бы вы ни назначили этому юному виртуозу, совершившему кражу, ибо, клянусь, такое проделать мог только виртуоз, он получит свое в пределах ста фунтов, а вам господин желает вручить, помимо всего, пятьдесят фунтов за ваши старания».
«Поверьте, сэр, — говорит Уилл с самым серьезным видом, — все получилось совершенно случайно: я проходил мимо дверей в таверну и, увидев толпу, спросил, что произошло, однако, если благодаря моим усилиям несчастный господин получит назад свой бумажник со всем его содержимым, я буду очень рад; и, признаюсь, сэр, не так я богат, чтобы отказываться от пятидесяти фунтов, они мне весьма пригодятся». Вслед за этим он условился, куда должен прийти и кому сообщить, если он что-либо выяснит, и так далее.
Уилл задержался там так надолго, что я, как мы с ним решили, пошел домой; он не возвращался до самой ночи; мы еще раньше догадались, что не стоит идти от них прямо ко мне, на случай если они захотят последовать за ним и сцапать меня. Уговор был такой: если встреча окажется безуспешной, он вернется через полчаса, если задержится, то мы встречаемся в обычном месте наших вечерних свиданий на Розмэри-Лейн.
Вернувшись, он передал мне весь разговор, особенно напирая на то, в каком отчаянии находится господин, у которого пропал бумажник, и выразил полную уверенность, что если мы вернем его, то получим за это кругленькую сумму.
Весь вечер мы совещались и составили такой план: назавтра он у них не появится, а придет лишь послезавтра, но ничего им существенного не сообщит, а скажет лишь, что напал на след и надеется достичь успеха, словом, изобразит все дело как можно сложней и создаст видимость всяческих препятствий. Когда на третий день он встретился с пострадавшим господином, тот уже начал волноваться, почему Уилл долго не появляется, и сказал, что Уилл, верно, водит его за нос и напрасно, дескать, они были столь легковерны тогда, что отпустили его, даже толком не расспросив.
Уилл принял оскорбленный вид и сказал, что, если его принимали не за того, кто он есть, только потому, что он взял на себя смелость предложить им свои услуги, они могли бы уже понять, что ошиблись на его счет, поскольку он ведь сам добровольно вернулся к ним. Но если они полагают, что следовало бы допросить его, что ж, пожалуйста, пусть допрашивают хоть сейчас, а сообщить он хотел только то, что ему известно, где обитает кое-кто из молодых мошенников, прославившихся как раз подобными проделками, и, поговорив с ними, а затем предложив им деньги и всякое такое, он уверен, что заставит их выложить друг о друге все, что нужно, и таким образом соберет все сведения, которые, если это будет необходимо, он готов повторить хоть перед самим мировым судьей; и, наконец, последнее: он потерял день, а то и два, стремясь услужить им, а за все свои старания не заработал ничего, кроме подозрений, и это-то после всего, что он для них сделал, так что пусть теперь они ищут свое добро сами, как хотят.
Тогда они пошли на попятный и спросили его, есть ли хоть малейшая надежда вернуть пропажу, на что он ответил им, что, не для хвастовства будь сказано, он кое-чего добился, и благодаря ему бумажник, векселя и прочее не сожгли; однако он не станет им ничего рассказывать, пока они не будут любезны ответить на один-два его вопроса. Они сказали, что готовы, если сумеют ответить, и попросили сказать, что его интересует.
— Послушайте, сэр, — сказал он, — как можете вы рассчитывать, что хоть один жулик, обчистивший вас на такую порядочную сумму, явится, чтобы отдать себя в ваши руки, признается, что все ваше богатство у него и вот он его вам возвращает, если вы не гарантируете ему выплату обещанного вознаграждения и не дадите заверение, что его не задержат, не станут задавать ему вопросов и не призовут к ответу перед судом?
В ответ ему пообещали дать все возможные гарантии.
— Не знаю, — сказал он, — не знаю, что за гарантии! Когда бедный малый окажется в ваших когтях и выложит вам ваше богатство, вы имеете все основания тут же схватить его, как вора. Да он и есть вор. Вы заберете свое богатство, а его отправите в тюрьму, и чем же тогда можно будет исправить положение?
Такой поворот дела поставил их в тупик, и они попросили его, не может ли он постараться заполучить все в свои руки, и тогда они выплатят обещанные деньги ему еще до того, как он выпустит из рук добычу, а когда он уйдет от них, они обещают еще полчаса не покидать комнаты.
— Нет, господа, — сказал он, — так не пойдет. Если бы вы раньше так говорили, вместо того чтоб ни за что ни про что грозиться арестовать меня, я бы вам поверил, но теперь ясно, что у вас на уме, и ни я, ни кто другой не может быть уверен в своей безопасности.
Чего только они не предлагали, но все было напрасно; наконец кто-то из присутствующих измыслил способ обеспечить ему безопасность, посулив под залог долгового обязательства на тысячу фунтов, что не тронут его, чего бы ни случилось. Но Уилл отговорился тем, что это их все равно ни к чему не обяжет, да и обязательство это никакой цены не имеет, ибо стоит только показать им добычу, и они ее схватят, а подумаешь, дело, сказал он, отправить какого-то жалкого воришку под суд? В виде награждения, так сказать. На это они не знали, что и возразить, сказали только, чтобы он сам взял у того мальчишки, если это мальчишка, украденное, а они тогда выплатят все обещанные деньги ему. Но он лишь рассмеялся и сказал: «О нет, господа, я ведь не вор! И совершенно не желают брать на себя такую роль в расчете на вашу милость».