Читать интересную книгу Адъютант императрицы - Грегор Самаров

— Значит, вам известно, что произошло? — спросила императрица. — Вам известно его преступление?

— Да, да, — воскликнула Аделина, — теперь я знаю! Я знаю, как ужасно окончилось его предприятие. После того страшного вечера я долго лежала в бреду, в горячке, но когда я поднялась после болезни, я узнала все; я узнала также, что он предстал перед судом, что судьи вынесли приговор и представили его на усмотрение вашего императорского величества. Тогда я со всей силой отчаяния кинулась к Фирулькину и стала молить его помочь мне; он согласился на мою просьбу, он привел меня сюда, к этому вельможе, и обещал мне его помощь и защиту. Государыня, милостивая, пожалейте меня, пожалейте, пока еще не поздно! Дайте Василию возможность искупить свою вину в далекой ссылке, но ради Бога, ради всемогущего Бога, подарите ему жизнь, подарите надежду!

Императрица долго стояла, раздумывая и внимательно смотря на молодую девушку; Фирулькин также опустился на колени и прошептал:

— Милости, ваше императорское величество, милости! И я также прошу помиловать того, кого я так горячо ненавидел! Я простил ему и сделаю все, чтобы заставить Аделину забыть ее горе!

— И я прошу милости, ваше императорское величество! — вмешался также и Потемкин. — Подумайте только, какими дьявольскими сетями опутали бедного молодого человека!

Императрица все еще продолжала стоять, не произнося ни слова; тихое сияние исходило из ее глаз. Она еще раз любовно погладила по голове девушку, взяла ее за руку и проговорила грустно и торжественно:

— Милость к грешнику в руце Божией, дитя мое. Он будет милосердно судить его, милость не в руках людей и даже не в руках императрицы. Приговор суда был справедлив, на земле нет больше места для того, кто так бездумно поднял руку, чтобы потрясти основы порядка и безопасности государства. Я утвердила приговор и, как императрица, не могла поступить иначе.

— О, ваше императорское величество, — воскликнула Аделина, — возьмите ваше решение обратно! Ведь и Господь ставит милость выше справедливости!

— Господь всемогущ, дитя мое, — возразила Екатерина Алексеевна, беря за руку Аделину, — Господь может воскресить и мертвых, а я этого не могу; час тому назад я получила извещение, что приговор приведен в исполнение.

Одно мгновение Аделина молча смотрела на императрицу, как будто с трудом уясняя себе значение этих ужасных слов, затем из груди ее вырвался страшный крик, глаза закрылись и она упала в обморок.

Потемкин поднял ее на руки и положил на софу. Императрица сама смочила ей виски холодной водой и вылила на нее все содержимое из своего флакона.

Фирулькин также поднялся; дрожа, стоял он рядом с софой, со сложенными на груди руками глядя на смертельно бледное лицо Аделины, и простонал:

— Боже мой, Господи, и она также умрет!.. И во всем несчастье виноват этот ужасный человек, обманувший и предавший меня!

Екатерина бросила на Фирулькина угрожающий взгляд, от которого тот вздрогнул, а затем снова с материнскою заботливостью повернулась к Аделине.

Но Потемкин удивленно покачал головой; казалось, он ничего не понимал, но не решался ни задать вопроса, ни сделать какого‑нибудь замечания.

Прошло не мало времени, пока Аделина снова открыла глаза. Государыня со страхом вглядывалась в ее лицо; казалось, она боялась, что от ужасных ударов судьбы у бедняжки помутится рассудок. Но взор Аделины был холоден, ясен и спокоен; невыразимая скорбь лежала на ее детски нежном, бледном личике. Тем не менее она поднялась без особого усилия, твердо и прямо встала.

— Господь вложил меч правосудия в руки вашего императорского величества, — промолвила она, свободно глядя на императрицу. — Ему вы должны будете отдать отчет в этой юной жизни, вина которой перед Его престолом будет, вероятно, весить легче, чем на весах земных судей. Вас я благодарю, — продолжала она, протягивая руку Фирулькину, — я забыла все зло, когда‑то причиненное вами. Вы хотели спасти Василия, и я буду с благодарностью молиться за вас, пока буду нести бремя жизни. Быть может, так лучше; быть может, так моя душа скорее найдет мир, чтобы последовать за ним.

И она повернулась к дверям.

— Стойте, — воскликнула Екатерина Алексеевна, — остановитесь, дитя мое! Мы не так должны расстаться с вами. Я должна была наказать виновного, но я сделаю все, что в моей власти, чтобы принести вам утешение!

Она схватила девушку за руку, чтобы удержать ее.

— Утешение! — сказала Аделина. — Утешение — у Бога, у Него я буду искать его.

— Говорите, говорите, — воскликнула Екатерина, — каждое ваше желание будет исполнено! Что вы думаете делать теперь?

— Если вы, ваше императорское величество, хотите оказать мне еще одну милость, — ответила Аделина, — то дайте мне возможность как можно скорее уехать за границу и вернуться на родину, там, в одном из монастырей, я буду искать мира моей душе; со светом я уже свела счеты.

Императрица долгим взором посмотрела на нее.

— Хорошо, дитя мое, — медленно произнесла она, — ваше желание будет исполнено, в собственном моем экипаже, на императорских подставах, вас перевезут через границу; Фирулькин проводит вас домой, через час все будет готово.

— Благодарю вас, ваше императорское величество, — сказала Аделина, холодно и принужденно кланяясь.

Императрица обняла ее.

— Итак, ступайте теперь, дитя мое, — проговорила она. — Благословение Божие да будет с вами на всех путях ваших, и если когда‑нибудь Небо пошлет вам надежду и счастье — вы еще так молоды, а юность не должна приходить в отчаяние, — то не проклинайте императрицы, которая так жестоко должна была рассеять грезы вашей юной жизни.

Сказав это, государыня поцеловала Аделину в лоб.

Та с ужасом вздрогнула от ее прикосновения, протянула трясущемуся от страха Фирулькину руку и уверенным шагом вышла из комнаты.

Императрица еще долго оставалась вдвоем с Потемкиным. Ими были разосланы гонцы со спешными приказами в разные стороны, и час спустя императорская карета, запряженная четверкой лошадей, с почтальоном на козлах, стояла у квартиры молодой актрисы.

Аделина в коротких словах рассказала все случившееся матери и объявила ей свое решение немедленно же возвратиться во Францию.

Госпожа Леметр напрасно пыталась отговорить ее: она проклинала Мировича, бывшего, по ее мнению, виновником всего несчастья, в гневе она проклинала князя Орлова и самое императрицу, но ни одна черта не дрогнула при этих словах на бледном, усталом лице Аделины; машинально собирала она свои вещи, и, когда подъехала карета, она, не заботясь о матери, спустилась по лестнице. Когда же та, все еще сердито ругаясь, но уже убедившись, что ничего не поделать с решением дочери, утвержденным самой императрицей, также уселась наконец в экипаж — лошади тронулись, и карета вскоре выехала на дорогу, которая шла к прусской границе и на которой были всюду приготовлены подставы для проезда императорских курьеров.

Когда императрица вышла от Потемкина, чтобы отправиться к нетерпеливо ожидавшему ее обществу, ей доложили, что на взмыленной лошади во двор только что прискакал военный министр граф Чернышев и просит государыню императрицу принять его.

С дерзким блеском в глазах Екатерина выслушала это Донесение

— Попросите графа отправиться в Эрмитаж, — сказала она, — я там приму его.

Она еще раз вернулась к Потемкину, между тем как изумленный граф Чернышев исполнил переданное ему приказание.

Гости, смущенные долгим ожиданием государыни, с удивлением смотрели на бледного и угрюмого военного министра, в запыленном мундире входившего в блестящие залы Эрмитажа. Все с жадным любопытством столпились вокруг него, но он холодно и коротко обрывал всякий разговор и даже на вопросы великого князя отвечал односложно и уклончиво.

Но недолго суждено было мучиться обществу, так как вскоре после появления Чернышева раскрылись двери императорских покоев.

Как и всегда, Екатерина Алексеевна появилась в сопровождении Зораиды и Николая Сергеевича Салтыкова, но, ко всеобщему изумлению, за императрицей в парадной форме, с гордо поднятой головой шел Потемкин. Узкая черная повязка над глазом делала его не менее привлекательным.

Императрица милостиво отвечала на почтительные поклоны собравшихся; она обняла великого князя и поцеловала в щеку принцессу, затем прямо направилась к графу Чернышеву, сразу понявшему ее знаки, и среди наступившей тишины проговорила:

— Вы хотели говорить со мной, граф Захар Григорьевич, я слушаю вас, говорите!

Граф Чернышев вынул из кармана мундира бумагу и, подавая ее императрице, произнес:

— Имею честь вручить вам, ваше императорское величество, прошение князя Григория Григорьевича Орлова, в котором он просит отставить его от всех занимаемых им должностей, придворных и государственных. Князь намеревается для поправления своего расстроенного здоровья поехать за границу, и если вы, ваше императорское величество, дадите ему на это разрешение, то он скоро отправится в путь.