Читать интересную книгу Картонные звезды - Александр Косарев

Обливаясь ледяным потом от одолевавших меня страхов, поплелся обратно, благо фляга была почти полна. Ах, с какой жадностью пила моя любовь, как благодарно заглядывала мне в глаза, как трепетно гладила мои руки. У меня просто разрывалось все внутри, но я улыбался ей в ответ своей страшной заросшей рожей, словно бравый оловянный солдатик, в душе ненавидя самого себя.

Вечернюю зорьку мы встречали в тесном кругу, сгрудившись, словно лучшие друзья, вокруг маленького костерка. Бамбуковые побеги, пара плодов хлебного дерева и несколько крошек от того оплавленного комка, который Лау Линь нашла у вертолета, составили наш так называемый ужин. Все грустно молчали, ибо праздные разговоры как-то не будили воображение, а тратить и без того невеликие силы на пустую болтовню никому не хотелось. Тяжелее всего, как я тогда полагал, было именно мне. Мои невольные спутники боролись только с усталостью и болью, мне же приходилось бороться еще и с собственной совестью. То ледяной озноб, то жар волнами прокатывал по моей спине. Голова гудела так сильно, что я ощущал, как время от времени закладывало уши.

Оба спутника тоже были плохи. Хоть я был в то время небольшим специалистом в области военной медицины, но вид обоих огнестрельных ранений мне крайне не нравился. Да и по грустному виду обоих было понятно, что, несмотря на щедро поедаемые ими обезболивающие препараты, ранения причиняют им сильную боль. Желая немного развеять гнетущую атмосферу, я предложил поиграть в «города». Дичь, конечно, но ничего более умного мне в голову не пришло. Неожиданно идея моя нашла отклик, особенно тогда, когда мне удалось объяснить правила игры. Конечно, вначале дело шло туговато. Я помнил названия только городов родного СССР, американец припоминал в основном названия населенных пунктов соседних штатов, а Лау Линь, как истинная женщина Востока, то и дело называла совершенно неслыханные нами названия. Но постепенно все вошли во вкус, послышались даже шутки. Я просто диву давался. Мне их поведение было непонятно. Еще вчера мои спутники по несчастью были злейшими врагами и при случае были готовы уничтожить друг друга, а сегодня они, оба находясь на волосок от смерти, уже подшучивали друг над другом. Смотреть на это было и больно и горько, но… и смешно тоже. Поддерживая по мере сил общее веселье, я, как бы между прочим, спросил у Юджина, сколько ему лет.

— Двадцать девять, — ответил он, — почти.

— И где после средней школы учился?

— Окончил высшую школу. Потом провел еще четыре года в колледже.

— А на работу, как там у вас устраиваются, — не сдержал я любопытства, — я слышал, что только через биржу труда?

Юджин механически кивнул, но тут же возразил.

— Большинство, верно, — сказал он будто через силу, — через биржу проходят. — Но мне было легче. Мой отец военный летчик, заслуженный пилот, — подчеркнул он. — И когда на аэродроме, где он служил, открылась вакансия, он мне посодействовал в трудоустройстве.

— А у нас семейственность не приветствуется, — отозвался я.

— Семейственность?

— Ну, это когда близкие родственники работают на одном предприятии.

— Что же здесь плохого?

— Считается, что старший будет всячески покрывать безделье младшего.

— Как это? — поразился американец. — У нас считается наоборот, что старший будет всячески передавать свой опыт молодому. Ведь он напрямую заинтересован в успешном карьерном росте родственника!

— А у вас как? — попытался я вовлечь в разговор и Лау Линь.

— Ой, — отмахнулась она, — о чем вы говорите! У нас, куда человека направит партия, там он и работает. Все для фронта, все для победы.

— А вот вы, американцы, — повернулся я к радисту, — в самом деле, зачем напали на Северный Вьетнам? Что он вам плохого сделал?

— Ваша пропаганда все представляет не так, как на самом деле, — отчаянно закрутил он ладонями. — В действительности, все происходит ровным счетом наоборот. Мы противостоим объединенной агрессии, которую осуществляют регулярные войска северян, китайцев и русских. Наш конгресс и президент страны Линдон Джонсон не могут позволить тоталитарным государствам диктовать свою волю государствам демократическим! Свобода человека, его полная экономическая самостоятельность — основа, на которой базируются фундаментальные понятия демократии!

— Ну, ты и загнул, — прокомментировал я его довольно эмоциональное выступление. — Это какая же в Южном Вьетнаме демократия? Ваши нечистые на руку ставленники по-наглому грабят простых людей, а вы их поддерживаете. Непонятно, почему не дать возможность народу самому выбрать себе руководителей? А после обе части страны сами договорятся по-хорошему. Без вас.

— Кто бы говорил о честных выборах! — воскликнул, видимо крепко задетый за живое, Юджин. — Хотите сказать, что и у вас, в СССР, — ткнул он в мою сторону пальцем, — тоже есть выборы?

— А как же, — кривовато усмехнулся я, — разумеется, есть. Я, правда, на них не хожу…

— Почему же так?

— Да там выбирать не из кого. Всегда предлагается один кандидат.

— Что я говорил! Нет в тоталитарных государствах демократии, — засветился от счастья Юджин, — и быть не может.

— Зато у нас безработицы нет и негров на столбах не вешают! — вспомнил я неубиенный аргумент капитана Крамаренко, которым он вооружил нас на бесконечных политзанятиях.

В результате столь страстного спора о преимуществах той или иной государственной системы, мы едва не передрались, и Лау Линь, как самая мудрая из нас, еле-еле погасила назревающий скандал.

Настала ночь. Душная, тревожная. Перепрятав пистолет за пазуху, я обнял девушку и, то проваливаясь в сон, то внезапно просыпаясь от постоянно накатывающих на меня кошмаров, промучился до половины четвертого. В горле першило от сухости, и я первым делом потянулся за фляжкой. Поболтал ею в воздухе — пусто.

«Надо пойти набрать хоть сколько-то воды», — и я осторожно, боясь потревожить спящую девушку, поднялся с увядшей подстилки. Походив по влажному, если не сказать насквозь сырому лесу, я быстро наполнил по вчерашней методике питьевую емкость. Приложил ее горлышко к губам и незаметно для себя выхлебал добрую половину. Это здорово меня взбодрило и даже заставило сделать что-то вроде зарядки. Я размял плечи, постучал кулаками по прессу.

Как все же здорово, что за два года до армии судьба привела меня в спортзал ДСО «Труд». И надо же было такому случиться, что там преподавал тяжелую атлетику мой однофамилец (между прочим, бывший олимпийский чемпион). Просочился в его секцию я, конечно же, по нахалке, уж больно был слаб, хил и на перспективного тяжелоатлета не тянул просто никак. Но, когда меня спрашивали, кто я такой, то я, не таясь, называл свою фамилию, и любопытствующие тотчас же отходили, понимающе кивая головами. Ничего не понимал только я, до тех, разумеется, пор пока мне на глаза не попалась стенгазета, с фотографией моего знаменитого однофамильца. Только тогда стало понятно, что меня все принимали за родственника нашего тренера. Как бы то ни было, а занимался я усердно, до седьмого пота. Уж больно мне было стыдно быть таким худым и слабосильным, особенно в старших классах. Вспомнив свои многочасовые упражнения, я тихо порадовался за себя, тут же решив тащить обоих моих спутников так долго, сколько смогу.

Но благие мои намерения стали довольно быстро улетучиваться, едва я принялся поднимать своих спутников с земли. У Юджина явно поднялась температура, а Лау Линь так ослабела, что не могла даже самостоятельно перекатиться на волокушу. Пришлось продвигать их по очереди, что было крайне утомительно, несмотря на то что растительность стала чуть пореже и движение наше не было осложнено необходимостью постоянно прорубаться сквозь непроходимую чащу. Часам к восьми утра я устроил первый привал, который в глубине души назвал последним. Почему последним? Да потому, что я рассчитывал к этому времени выйти если не на Саму плантацию, то хотя бы на вершину холма, с которого и начался наш последний поход. Уложив и напоив своих подопечных, я выдал им последний резерв продовольствия: по таблетке глюкозы, по две таблетки анальгина и по маленькому кусочку спеченной массы. Это было все, чем мы на тот момент располагали.

— Вот и все! Сейчас пойду искать плантацию, — объявил я, решив, что именно теперь необходимо произвести тщательную разведку местности. — Лежите спокойно, часа через два я вернусь.

Ответом мне было тревожное, нет, просто гробовое молчание. И Юджин, и Лау Линь смотрели на меня так, будто прощались со мной навеки.

— Вы что такие кислые? — спросил я, присаживаясь на корточки.

— Вы не вернетесь, — проронил радист, протяжно вздыхая. — Не потому, что не хотите, я не хотел вас обидеть, просто больше не найдете нас. В таком-то лесу…

Он умолк, даже не договорив, и голова его устало свесилась набок.