Читать интересную книгу Человек видимый - Чак Клостерман

Тут я сказала, что принимаю его возражения, и извинилась. Затем объяснила ему истинные причины моего желания встретиться с ним: я просто не верю тому, что он мне рассказывает, а также считаю, что ему нужна помощь другого рода. Кроме того, у меня сложилось о нем представление как о неплохом и весьма умном человеке, понимающем, что у него серьезные проблемы с психикой, но ему еще не поздно вернуть себе здоровье. Я добавила, что, очевидно, я не тот специалист, который может ему помочь, но могу связать его с нужным человеком. И еще раз подчеркнула — скорее всего, он уже сам это понимает. Игрек выслушал меня, не перебивая, а затем сказал следующее:

— Это интересно, Вики-Вик. Признаться, я не ожидал услышать от вас столь откровенное мнение обо мне. Удивлен не собственно вашим мнением, а тем, что вы решились его высказать. Я действительно изумлен. И все же я предполагал нечто в этом роде.

Я ведь уже говорил, кто я и почему к вам обратился. Но, оказывается, вы мне не верите. Вы думаете: «Это какой-то новый вид психического расстройства». А может, вы думаете, что это уже известное врачам расстройство, но, так сказать, осовремененное. Вот что говорит вам разум. Вы же врач, психоаналитик, так что считаете себя в некотором роде человеком науки, а им свойствен рационалистический взгляд на вещи. То есть вы считаете себя рационалистом, который помогает людям изменить их искаженное представление о действительности на нормальное. Ведь в этом и состоит ваша работа, не так ли? Ваша работа — разговаривать с людьми, которые воспринимают свою жизнь нерационально, и попытаться склонить их в сторону рационального взгляда. Этика не позволяет вам советовать, как они должны рассуждать и что чувствовать, хотя именно этого они от вас и ждут. Вы можете только задавать им наводящие вопросы, чтобы заставить их разговаривать с самими собой. «Если они услышат, что говорят, — думаете вы, — они поймут, насколько превратно их представление о вещах». Вы думаете, что у них нереальные отношения с миром, что они слишком углублены в себя, в свой внутренний мир. Вот как вы должны рассуждать, чтобы делать свою работу. Поэтому, когда я звоню вам по телефону и говорю, что совершал все эти странные и невероятные поступки, объясняю, что я совсем не такой, как те люди, с которыми вы имели дело, вы не можете поверить мне на слово. Ваша самоидентификация говорит вам, что в мои невероятные истории положительно нельзя верить и что я самый обыкновенный человек, просто живущий в мире иллюзий. Поэтому вы просите меня прийти к вам в офис. Вы хотите доказать самой себе, что у меня совершенно иные проблемы, чем те, которые я обрисовал вам два месяца назад. Но, честно говоря, мне кажется, вы понимаете, что я говорил вам правду. Не думаю, что я сказал хоть что-то, во что вы не верите. Только вы никогда это не признаете, иначе нарушатся ваши отношения с реальностью. И вы стараетесь избежать конфликта. Возможно, вы надеетесь, что, если вы потребуете моего личного присутствия, а я откажусь, это по-дожит конец нашим отношениям. А может, вы думаете, что я приду к вам и признаюсь, что все это было изощренной мистификацией, подстроенной кем-то из ваших коллег, и тогда вы испытаете одновременно и смущение, и облегчение. В данный момент вы находитесь в странном положении: вы не позволяете себе поверить в то, во что на самом деле верите. И, желая найти выход из этого тупика, вы меняете условия нашей совместной работы. Но это абсолютно неверное решение. И я это прекрасно понимаю.

Позвольте мне рассказать вам одну историю. Не знаю, поможет ли она вам понять, в какой мы ситуации, но все-таки попытаюсь. Это было в Кливленде несколько лет назад. Кажется, с тех пор прошло три года. В Кливленде я провел четыре месяца, наблюдая за его жителями, выбранными наугад. Это было трудно, потому что в Кливленде буквально все водят машину. Как в Лос-Анджелесе. Найти подходящий объект было невероятно трудно. Ведь мне нужно было днем отыскать незапертую машину, провести в ней несколько часов в ожидании хозяина, а потом затаиться на заднем сиденье, пока он едет домой. Затем необходимо было как-то пробраться в дом, который по большей части оказывался где-то за городом, в Лейквуде, Мэйфилде или Кливленд-Хайтсе. С одной стороны, проникнуть в отдельно стоящий дом легче, чем в квартиру, поскольку в современных домах имеется много уязвимых мест для доступа. Механика этого дела очень проста. Но, с другой стороны, зачастую наблюдение за человеком в пригороде заканчивается тем, что вы оказываетесь в совершенно пустынной и незнакомой местности. В случае непредвиденных обстоятельств мне приходилось бесконечно долго добираться до центра города, где я временно снимал квартиру. Порой я был вынужден пешком проделывать весь обратный путь, так как в Кливленде попросту отсутствует общественный транспорт, а было бы слишком рискованно похитить чужую машину. Но сейчас все это уже не важно. Я хочу рассказать вам об одном парне, за которым я наблюдал почти неделю. Его звали Брюс.

Первый раз я обратил внимание на Брюса в баре. Бары — отличное место для выбора объекта. Если человек, за которым вы начали следить, хотя бы слегка выпил, можно действовать более смело. В автомобиль пьяного хозяина легче проникнуть. Достаточно заставить его споткнуться, когда он открывает дверцу со стороны водителя. Вы наступаете ему на ногу и одновременно толкаете плечом. И не важно, что он чувствует этот толчок — он всегда думает, что это ему просто показалось. Пьяные во всем винят себя. Если пьяный не видит, кто его толкнул, он сразу решает, что, видимо, нагрузился больше, чем думал. Иной раз такой подвыпивший парень упадет на землю и хохочет над собой — ему нравится, что он до того накачался, что на ногах не стоит. Вот в этот момент вы и проникаете на заднее сиденье. Ну а затем вам приходится ехать с человеком, который слишком пьян, чтобы осознать, что кто-то сбил его с ног. Это, конечно, опасно. Но в принципе люди вполне сносно водят машину в пьяном состоянии, как, например, в Кливленде. Еще я узнал, что закон слишком строго относится к выпившим водителям, во всяком случае в Огайо.

Но Брюса мне не пришлось сбивать с ног. С ним вообще не было хлопот. Я наткнулся на него ближе к вечеру в одном ирландском баре. Дело было осенью, солнце уже садилось. Он выпивал со своими приятелями по работе — это было сразу понятно, потому что они ввалились в бар целой компанией и называли друг друга по именам. Их было пятеро, всем лет под тридцать. Я смотрел на них в окно и прикидывал, за кем буду следить. У двоих были обручальные кольца, поэтому я сразу их отверг. Помните, я слежу за людьми, когда они находятся в одиночестве. Это мой принцип. Из трех оставшихся двое показались мне подходящими кандидатами, третий парень был слишком красивый и слишком общительный. Я подумал, что у него дома может оказаться любовница или какая-то случайная девица. Он мне не подходил. Мне нужен был человек, вряд ли имеющий друга, который в любое время мог бесцеремонно ввалиться к нему в дом. Брюс был похож на такого. У него был грустный и рассеянный взгляд человека, который в колледже часто прогуливал занятия. Кстати, как и у парня, что сидел рядом. Они выпили по три и четыре пива, практически не разговаривая. Никто из пятерки не напился. Вышли они тоже все сразу. Сначала я нацелился на другого одиночку, тихого парня, не Брюса. Он был более смуглым, носил толстые очки и какую-то дикую стрижку. Такого типа ребята в подростковом возрасте увлекаются ямайской музыкой. Преимуществом Брюса было то, что у него отсутствовали какие-либо особенности. Он был самым обычным американским парнем. По его внешности ничего нельзя было понять.

Поскольку мой объект не был слишком пьян, а на дворе еще не совсем стемнело, я решил, что лучше отвлечь его, когда он откроет дверцу водителя. Я думал дождаться, когда он станет забираться на сиденье, и в этот момент изо всей силы ударить по заднему бамперу его «ниссана». Я рассчитывал на то, что он вылезет из автомобиля посмотреть, что там стукнуло, в этот момент я и заберусь в салон через открытую дверцу. Честно говоря, такие вот задумки проходят успешно лишь в четверти случаев, но что делать? Так и учишься на своих ошибках. Однако на этот раз все сложилось на удивление удачно, мне даже не пришлось исполнять свой план, так как Брюс открыл дверцу и вдруг медленно пошел в сторону. Дверца оставалась распахнутой секунд пятнадцать — двадцать. Он подошел к одному из своих приятелей и сказал: «Так мы будем делать ставки или нет?» Тот ответил: «Даже не знаю. Анкуан Болдин вечно получает какие-то травмы. Давай я посмотрю расписание и еще подумаю». Все прошло просто замечательно. К тому моменту, когда Брюс включил зажигание, я уже удобно расположился на заднем сиденье. Брюс был рассеянным. Рассеянный Брюс. Я бы сказал — это было все равно что отнять у ребенка конфету, только дети поднимают визг. Так что провести Брюса оказалось еще легче.