Он молниеносным движением поймал ее руку.
— Прошу прощения. У меня тоже есть дело. — Его глаза были черны как ночь. — К вам.
— Отпустите сейчас же мою руку, — приказала она, улыбка сбежала с ее губ.
— Или что? Вы вытащите пистолет и прострелите мне сердце? Объявите меня грубияном? О нет, мадам. Вы выглядите слегка… бледной. — Он наградил ее пугающей улыбкой. — Думаю, немного свежего воздуха вам не повредит.
Взяв ее под локоть, он потащил ее через толпу, по-прежнему улыбаясь знакомым, кивая при встрече с представителями французской знати. Все смотрели на них во все глаза. С невероятной скоростью обмахиваясь веерами, дамы вовсю обсуждали возмутительную самоуверенность и дерзость, которые демонстрировал английский герцог. Эву охватила ярость, но она не доставит удовольствия Блэкхиту, устроив сцену. О нет, она будет с достоинством идти рядом с ним. На ее лице Застыла улыбка, хотя каждая клеточка души жаждала нанести ему какое-нибудь серьезное физическое увечье. Жаждала унизить его так, чтобы он запомнил навсегда.
Жаждала узнать, каков он в постели.
«Хватит!»
Он направился прямо к дверям. Все еще сжимая ее локоть, он провел ее мимо последней группы гостей на улицу. Ночь была морозной. Ясная, холодная луна сияла в темно-кобальтовом небе. Он отпустил ее ровно настолько, чтобы снять плащ и набросить его на плечи своей спутницы, а затем, приподняв бровь, предложил ей руку.
Будто у нее есть какой-нибудь выбор! Дрожа от ярости, Эва подчинилась. Молча он провел ее мимо замерзшего фонтана, где с рук каменного херувима свисали сосульки. Под ногами хрустел мерзлый гравий, дыхание облачками срывалось с губ. Напряжение нарастало. Напряжение — и неукротимое плотское влечение, которое Эва изо всех сил старалась подавить.
Старалась — но тщетно.
Блэкхит отвел ее на некоторое расстояние от дома, затем, к ее удивлению, отпустил.
— Не уходите, пока не выслушаете меня.
Эва в смущении сделала шаг назад, чтобы между ними была какая-то дистанция, и поправила у себя на плечах его бархатный плащ. Он хранил тепло его тела. Ее кожа ощущала его ласкающую тяжесть, пропитанную неповторимым мужским запахом герцога. Она едва удержалась, чтобы не зарыться в него носом.
— Слушаю вас, — осторожно произнесла она, пытаясь не замечать, как бьется сердце, как в предвкушении лихорадочно покалывает все тело. — Что вы хотите?
Он посмотрел на нее потухшим взглядом.
— Вашей помощи.
Из всех причин, по которым сильный опасный мужчина может утащить женщину в ночь, об этой Эва могла подумать в последнюю очередь. Его ответ совершенно сбил ее с толку. Заставил почувствовать неожиданное разочарование. Несколько секунд она находилась в замешательстве и едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Сама мысль о том, что это самонадеянное, всеми манипулирующее чудовище просит помощи, казалась забавной.
— Моей помощи, — усмехнулась она, бросив на него лукавый, сожалеющий взгляд. — Да, Блэкхит, вы нашли к кому обратиться. Честь и хвала вашему остроумию.
— Уверен, что за определенную плату вы дадите мне все, что угодно.
— Некоторые вещи нельзя купить.
— Да, некоторые вещи можно только дать, — холодно отозвался он. — Я знаю, что вы делаете все, чтобы доказать мне свою бессердечность, но я не совсем в этом убежден.
Она томно улыбнулась.
— Нет? После того, что я сделала с вашими братьями? После того, что я едва не сделала с вами? Вам нужны иные доказательства?
— Помогите мне, и я буду считать, что все забыто. Лишь ради семьи я искал вас.
Эва подняла бровь.
Он чуть отодвинулся от нее, несомненно, пытаясь обуздать враждебность, которую, естественно, должен испытывать к ней. Она почти воочию видела, как он старается взять себя в руки. Спрятаться под маской безупречного аристократизма, которую будет носить независимо от того, какие чувства испытывает. Но нет. Она ошибалась. В молчаливом величии ночи его глаза были темнее глубин океана, и на мгновение, всего лишь на одно мгновение, он позволил ей увидеть на их дне душевную муку, боль, которую, как она думала, он не в состоянии ощущать.
Что-то в ее душе смягчилось в ответ на это откровение. Значит, в нем есть что-то человеческое.
Приятно.
— У меня есть сестра, — продолжал он, глядя в ночь. Он стоял к ней спиной. — Ее зовут Нерисса. Она для меня дороже всего на белом свете.
Эва ничего не сказала, просто смотрела на него с возрастающим недоумением.
— Она молода и романтична, к тому же безнадежно влюблена в парня, который не имеет ни малейшего желания остепеняться. — Он повернулся и, снова предложив ей руку, пошел. «Замерз», — подумала Эва. Неудивительно — отдав ей плащ, он остался в шелковой рубашке и легком жилете. Но он ни разу не поежился, не застучал зубами, его ровный голос не дрогнул от холода. «Железное самообладание», — отметила Эва. — Две недели назад этот ее кавалер, граф Брукхэмптон, отравился в Испанию на английском корабле «Сара Роз». Неподалеку от побе режья Франции судно было атаковано и потоплено американским капером.
Она почувствовала, что смягчается, — опасная вещь. Это испугало ее, а потому она отреагировала насмешливой враждебностью.
— Ах да, — растягивая слова, проговорила она. — Я действительно слышала об этой убедительной победе моей страны.
На скулах герцога заходили желваки, но он не показал, что задет.
— Лорд Брукхэмптон в числе тех, кто, как опасаются, утонул вместе с кораблем. Моя сестра безутешна.
— Зачем он вообще поехал в Испанию? Лицо Блэкхита застыло.
— Это не важно. Важно найти его и привезти в Англию. Живым и невредимым.
— Что ж, тогда я поспрашиваю рыб и крабов в Ла-Манше, не встречали ли они его.
На этот раз герцог не смог сдержать злости. Он резко повернулся к ней, его глаза были так черны и страшны, что Эва бессознательно отшатнулась.
— Это мерзко с вашей стороны. Сейчас речь идет о жизни человека.
— Речь идет об англичанине, который мечтает убийствами, голодом и кнутом поставить американцев на колени.
— Если вы так считаете, то просто глупы, — холодно ответил он. — По всей Англии есть друзья Америки. Люди, которые хотят, чтобы эта война закончилась, которые выступают против американской политики Джорджа, которые готовы принять требования вашей страны.
— И вы в их числе? — спросила она ядовито-сладким голоском.
Его глаза метали молнии.
— Две мои невестки — американки. Мой брат Чарлз, которого вы чуть не убили, служил в армии в Бостоне. Там он понял и полюбил американцев. Он обязан им жизнью. Да, мадам, могу заверить вас, что я — один из них, и чем скорее закончится этот проклятый конфликт, тем счастливее я буду себя чувствовать.