Читать интересную книгу Статьи - Игорь Шафаревич

Не являются ли эти тенденции, воскрешаемые в современной литературе, тоже подготовкой чего-то аналогичного, может быть, каких-то новых форм "раскрестьянивания"? В 20-е годы одной из основ тогдашней идеологии был взгляд на Россию как на нечто второстепенное, не имеющее самостоятельной ценности, а важное лишь как элемент некоторой общемировой программы, как поле для проведения экспериментов. И вот сейчас, оказывается, провозглашаются те же принципы. Когда только появился "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына, одним из первых с критической статьёй выступил Рой Медведев. И он привел там такой аргумент: марксизм, как и всякая наука, имеет право на эксперимент. Это не вскользь брошенная фраза, а заголовок целого раздела. И он с тех пор никогда не брал этих слов назад. То есть то, что нормальный человек считает омерзительным в применении к кролику или собаке, провозглашается приемлемым по отношению к целой стране, многомиллионному народу!

Такое право на социальные эксперименты, по сути, признаётся в статье Г. Померанца в журнале "Век XX и мир". Он говорит, что экспериментаторы-энтузиасты 20-х годов действовали всего-навсего "от нетерпения сердца", что это были романтики, что, по крайней мере, мы должны поставить им в заслугу, что они действовали не ради спецснабжения.

Это принципиальный вопрос, требующий внимательного рассмотрения: что представляет собой большую опасность? Люди, которые готовы производить массовые расстрелы ради корысти, или же те, для кого само участие в убийствах является достаточной наградой?

Появление таких людей было связано с наступающей катастрофой, а теперь их реабилитация (не юридическая, а именно моральная) является очень тревожным признаком. Я думаю, что в полпотовской революции, когда за три года было уничтожено три четверти мужского населения страны, руководители были именно романтиками, они совершали невиданный в истории геноцид "от нетерпения сердца". И я не знаю, стремился ли сам Пол Пот к спецснабжению? Вдруг окажется, что он жил аскетом. Неужели тогда он будет вызывать симпатии?

Там же автор требует, чтобы стихи Багрицкого: "Если скажет солгать солги, и если прикажет убить - убей" - трактовались не как аморализм, а как особый вид морали. Согласен, но тогда надо признать, что это та же самая мораль, которая породила Треблинку. В данном случае была Треблинка для мужиков, но ведь это не должно влиять на нашу оценку?

- От романтики великих идей к романтике великих убийств?

- Я думаю, что тут одно и то же. Одно течение.

- На Западе широко известна ваша книга о социализме. Я прочитал её, и на меня она произвела глубокое впечатление, прежде всего нетрадиционностью вашего подхода к истории человечества. В частности, вы затрагиваете духовные причины некоторых "до боли знакомых" социальных явлений. В связи с этим хотелось бы узнать, как вы относитесь к тому, что во всем мире сегодня происходит угрожающий процесс порабощения духа. Претензии "денежного мешка" на мировое господство осуществляются в полном соответствии с пророчеством Достоевского: некая грубая материя, пусть в самых привлекательных, комфортных, благополучных формах машинной цивилизации, приобретёт невиданную власть над духом. Согласны ли вы с мыслью, что Россия остаётся оплотом духовности в мире?

- Нет, не согласен. Мы все, и Россия, и Запад, как мне кажется, находимся на пепелище. Мы в страшном положении, если посмотреть со стороны, оно вообще может показаться безнадёжным. И здесь ситуация в высшей степени интернациональна. У каждого из нас сохранились какие-то следы, какая-то память о предшествующих тысячелетиях, опираясь на которые мы можем найти выход. Она, эта память, разная, и выходы разные. Люди ищут, протестуя, борются, иногда трагически ошибаясь. Это и так называемые "зелёные" на Западе, и движение фундаментализма в Иране. Всё это взрыв протеста против подчинения человека технической цивилизацией, против того, что называется модернизацией. Или возьмём происходящее в Латинской Америке - так называемую теологию освобождения, или то, что у нас происходит, чувство, которое мы испытываем. У нас, мне кажется, оплотом духовности, на котором можно что-то построить, до сих пор является деревня. Почти четверть населения у нас проживает в деревне, а в Америке - три процента. Деревня ещё крепко связывает нас с почвой, природой, космосом. Это источник сил, исходя из которых мы можем сохранить здоровые начала жизни. Если, конечно, остановим уничтожение "неперспективных" деревень, если не станем заводить у себя американского фермерского хозяйства, которое сведёт самостоятельное население к трём процентам.

С этим связан и предшествующий вопрос, который вы ставите. В мире действительно происходит господство материи над духом. Это в некотором отношении верно, но в каком-то отношении я с этим не согласен. На самом деле всё происходит не от материи, а от духа. Дело лишь в том, какой этот дух. Ещё в сборнике "Из-под глыб" я писал, что люди стремятся к отличиям, не имеющим чисто биологического значения. Например, кольцо, вставленное в нос, или расшитый золотом мундир, или дорогая машина ценятся не ради их физических качеств. В наших условиях роскошная машина - это то же кольцо в нос, только в современной форме. И так происходит почти со всеми другими знаками статуса, престижа. Общество создает какие-то символы, в борьбе за которые человек подталкивается в том или ином желательном для общества направлении. Ещё Юм сказал, что в жизни решают "не интересы, а мнения". Если говорить с вашей точки зрения: не материя, а дух. Только духи эти, повторяю, бывают разные.

Дух, который сейчас захватывает мир,- это дух покорения силы атома, покорения Космоса, создания искусственных существ, создания даже искусственных людей. Сейчас уже тысячи людей созданы в пробирках. Создаётся природа искусственная, заменяющая живую.

Недавно я прочитал в "самиздате" очень интересную рукопись, в ней говорится, что среди тридцати тысяч пословиц Даля из всех качеств на первом месте ставится спасение, а на втором - терпение. Часто они соединяются: за терпение Бог даёт спасение. Терпение или дух терпения - это борьба не с внешними силами, а с самим собой, то есть перенесение центра тяжести не на природу, а на себя. Это некий принцип, который обеспечивает равновесие между человеком и природой.

В каких свойствах реализуется насилие над природой? В словах могущественный, господствующий, победитель, сильный, гордый. Если же мы посмотрим на противоположные качества, то получим очень старые, известные нам категории: нищие духом, миротворцы, милостивые. Звучит как экологический призыв: блаженны кроткие, ибо они наследуют Землю. Действительно, Земля в самом буквальном смысле требует не повелительного отношения, не концепции покорителей, а концепции кротости; требует психологии человека, который готов принять или услышать руководство природных или сверхприродных сил. Ещё отцы церкви так говорили: телесный труд - это есть листья, хранение же сердца - это есть плод. То есть телесный труд - есть некоторое средство, но не сама цель. А наши "народники", специалисты по земледелию, уничтоженные по процессу "крестьянской партии". Чаянов, например. Он говорил, что в основе крестьянской культуры лежит другой принцип выгодности, чем в технологической цивилизации, другая оценка выгодности хозяйства. Под "выгодностью" подразумевалось сохранение того уклада жизни, который был не средством для достижения большего благополучия, а сам являлся целью. "Выгодность" крестьянского хозяйства определялась его связью с природой, с крестьянской религией, с крестьянским искусством, с крестьянской этикой, а не только полученным урожаем.

Мы не знаем точного запаса сил природы, заложенной в нас природой мудрости. Только природа способна дать нам возможность построить жизнь на других принципах, но для этого надо подчиниться духу природы.

- В последние годы в нашем обществе заметно снизился авторитет науки, в том числе академической. Произошло это не столько из-за недостаточной отдачи, выражаясь языком наших экономистов, сколько из-за неспособности к самокритике, самоограничениям в тех сферах, которые грозят опасностью для человека. У людей возникло ощущение, безнравственности самой науки, а не только отдельных ученых. Это относится и к гуманитарным, и к естественным дисциплинам, равно потерявшим свой былой нравственный авторитет. Что вы можете сказать об этом?

- Произошла страшная и трагическая деформация науки. Помню разговор на заседании Отделения физико-математических наук, секретарём которого был тогда физик, академик Лев Андреевич Арцимович. После его отчётного доклада я ему сказал: "Вы заметили, что двумя нашими наибольшими успехами назвали запуск спутника и создание большого ускорителя? Никакой же закон природы не был открыт. Это не было познанием природы, как раньше формулировалась цель науки. Вам не кажется, что что-то изменилось?" Он ответил: "Ну что вы, я это давно заметил. Наука обрела совершенно другой смысл. Законы природы уже почти все открыты, а появилась новая, очень увлекательная наука, смысл которой заключается в изменении самой природы при помощи этих известных законов".