Да, Бруно переживал только о себе. О ком еще переживать в этом мире, как не о себе?
Так оно и шло два последних дня: Маэстро вздыхал, Кассан нарезал круги по комнате, неодобрительно качал головой на каждый вздох и все раздраженнее просил не вздыхать. Бруно чувствовал, что, если так пойдет и дальше, к вечеру одному из них двоих точно захочется дать другому по морде. Не скандалить же с покладистым дю Бономэ, который повода для недовольства «дорогим» постояльцам вообще не давал.
Когда Кассан наре́зал очередной круг, Бруно решил, что вот сейчас точно не вытерпит. Но вместо этого поднялся из-за стола, зашел к себе, оделся и вышел из «Спящей сельди», не сказав ни слова. Захотелось проветрить зудящие мозги. А пистолет? Пистолет у него в кобуре висел уже неделю, с той ночи, как Бруно побывал в роли приспешника огненного демона, разверзшего, если верить газетам, на Речной улице огненные врата в саму Бездну. С пистолетом Бруно обращаться научился и не сомневался, что воспользуется им вновь при первой же необходимости, если кто-то окажется слишком дерзким. По крайней мере, свое отражение Маэстро дерзить уже отучил.
Он бродил по Лявиллю около часа, вздыхая на проклятые туфли. Потом как-то так получилось, что вышел на широкую оживленную улицу и вроде бы побрел обратно к гостинице, однако заметил краем глаза едущий экипаж. Пустой. С извозчиком особо незадачливого вида, совершенно точно не заработавшего сегодня ни нидера.
Бруно нащупал в кармане кошелек. Денег осталось не так много, но сердце отчего-то повелело помочь бедному работнику мелкой компании, которая, если опять же верить газетам, в последнее время испытывала серьезные трудности из-за возросших аппетитов гиганта транспорта, постепенно объявляющего монополию на перевозки в Анрии.
Маэстро нашел благовидный повод, решив, что хватит мучить ноги, да и быстрее получится вернуться. Он сел в остановившуюся карету и скомандовал:
— К площади Байштана.
Только когда извозчик хлестнул лошадей, Бруно понял, что совершает очередную глупость.
***
Бармен в кантине «Esturión borracho», иначе «Пьяный осетр», был тем же, что и в прошлый раз, однако Бруно не узнал.
— Buenas tardes, señor, — приветствовал он.
— Buenas, buenas, — отозвался Маэстро, оглядываясь в зале. Сегодня в кантине народу было больше, чем в прошлый раз, но никого особо подозрительного Бруно не замечал. — Я к Эльзе.
— К Эльзе? — переспросил бармен.
— Да, к Эльзе, — держа себя в руках, сухо повторил Бруно. — Или что, ее опять нет?
Бармен огладил черные усики, вежливо улыбнулся:
— Угадали, señor.
— А когда будет, ты, конечно, не знаешь, — сказал Маэстро.
Бармен виновато развел руками.
— Понятно, — Бруно поскреб за ухом.
— Если хотите…
— Не-а, не хочу, — нетерпеливо перебил бармена Маэстро. — Adiós.
— Adiós, señor, — вежливо простился бармен.
Бруно вышел из «Осетра» не оборачиваясь, перебежал дорогу и пристроился у фонтана на площади Байштана, спрятавшись за вычурной морской живностью. Площадь, как и в прошлый раз, была оживлена, шумела детскими голосами и воркованием прикормленных голубей, плеском воды под гитарный аккомпанемент уличного музыканта у постамента статуи грозного фельдмаршала. Бросали в шляпу неохотно, однако гитариста это мало смущало — он трудился ради искусства.
Бруно просидел на борту бассейна фонтана с четверть часа, выглядывая из-за мраморных рыбин на кантину. Пару раз заметил на веранде бармена, разносящего напитки посетителям, прячущимся от солнца в тени навеса. Маэстро даже показалось, что бармен как будто бы смотрит на площадь, как будто бы кого-то там выискивает. Хотя это могло быть просто совпадением, бармена мог привлечь громкий детский смех или резкий окрик матери, когда ее чадо лезло в фонтан или гналось за несчастным голубем, не ожидавшим предательства и подвоха со стороны руки кормящей.
Затем Бруно решительно встал. Одну глупость сегодня он уже сделал, зачем останавливаться?
Маэстро сунул руки в карманы сюртука, приблизился к гитаристу и кинул ему в шляпу мелочь не считая. Музыкант поклонился с благодарной улыбкой и заиграл со всей страстью и чувством, провожая музыкой Бруно к парадной трехэтажного дома, в котором располагался «Пьяный осетр».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})***
Дверь в квартирку сапожника на третьем этаже была заперта, хотя иного Бруно и не ожидал. Он постучался. Стук разнесся по лестничной клетке гулким эхом. Маэстро прислушался — шагов за дверью естественно не расслышал. Он постучался еще раз, обождал и постучался вновь. Эльзы дома действительно не было.
Бруно поскребся за ухом. Он делал глупость. Большую глупость, сам не понимая, зачем. Но останавливаться было уже поздно: зря, что ли, выложил четыре кроны за проезд от Лявилля до Пуэсты? И пистолет. Зря, что ли, он висит в кобуре на поясе под сюртуком? Поразительно, насколько человек чувствует себя увереннее, совершая глупость, когда его поддерживает заряженный пистолет.
Бруно постоял немного на лестничной клетке, держа руки в карманах. Очень хотелось курить, но последнюю сигару Маэстро прикончил еще два дня назад, а купить все никак не мог сподобиться.
Ему показалось, что где-то очень тихо скрипнула дверь. Затем хлопнула дверь в парадную. Бруно замер, слушая чьи-то шаги по лестнице. Кто-то поднимался. Кто-то грузный и нерасторопный, пыхтя, как котел на плите. Бруно сжался, считая шаги. Рука непроизвольно полезла под сюртук и нащупала рукоять пистолета.
Через минуту на клетку поднялся тучный, обливающийся потом мужчина с обширной проплешиной в седеющих волосах. Он остановился, согнулся, упершись в колени, и громко выдохнул. Обтер лицо, стряхнул крупные капли пота прямо на пол, разогнулся и посмотрел на Бруно, отступившего к двери квартиры Эльзы. Поиграв жидкими бровями, мужчина облизнул губы и кивнул на дверь соседней квартиры. Бруно перевел на нее взгляд и отрицательно помотал головой. Мужчина выдохнул, вроде бы даже с облегчением, широко улыбнулся, подмигнул и грузно прошагал к квартире, откашлялся, огладил плешину, расправил плечи, приосанился и, наклонившись к двери, постучался. На удивление осторожно, вежливо, как бы извиняясь.
— Carmelita… — протянул он неожиданно высоким, тонким голосом с менншинским акцентом. — Carmelita, ábrela… Soy yo, tu bebé.
Бруно шагнул по стенке в сторону лестницы, не сводя глаз с широкой спины. Мужчина был очень увлечен, сладострастно взывая к Кармелите, и вовсе не замечал, как Маэстро ретировался. Уже внизу Бруно услышал, как стук стал настойчивее, а зов — обиженно-разочарованным. Похоже, кто-то сегодня остался без любви за сколько-то крон в час.
Бруно выскользнул на улицу, почти не скрипнув даже парадной дверью. Прошелся по тротуару и обернулся, открыто глянув на окно квартирки на третьем этаже. Естественно, никто не выглянул. И даже никаких сов Бруно не заметил.
Он почесался за ухом, подергал мочку и поскреб щетину на щеке, размышляя, достаточно ли совершил уже глупостей за день или нужно еще?
***
Пройдя от «Осетра» сотню ярдов, Бруно сделал над собой большое усилие, чтобы не остановиться. Прошел еще пару шагов, напрягая мышцы шеи, изо всех сил стараясь не вертеть башкой.
На углу соседнего дома стояла смуглая брюнетка. Невысокая, круглолицая, в черно-красном платье с открытыми плечами и без рукавов. Бруно непроизвольно облизнулся, скользнув по красавице взглядом. В последнее время он слишком уж болезненно реагировал на женщин. Становилось все труднее пройти мимо женской особи и не пялиться на нее, словно не кормленный неделю пес.
Тем хуже стало, когда он услышал оклик грудным голосом:
— Espera, guapo.
Бруно нерешительно остановился. Обернулся. Смуглая красотка широко улыбалась, упираясь в крутые бока. Маэстро ткнул себя в грудь. Девушка утвердительно кивнула, улыбнувшись еще шире и однозначнее.
— ¿No quieres divertirte un poco? — спросила она.