Читать интересную книгу История России с древнейших времен. Книга VII. 1676—1703 - Сергей Соловьев

От города обратимся к селу. Мы видим, что Россия с самого начала образования Московского государства является страною земледельческою по преимуществу, и города здесь носят характер сел, горожане занимаются земледелием, и, таким образом, города московские XVII века напоминают города древлянские, о которых говорится в сказании о мести Ольгиной. Но от господства земледельческих занятий никак нельзя заключать к сознанию общества о важном значении этих занятий, об особенном покровительстве, каким пользовались земледельческая промышленность и люди, ею занимавшиеся. Наоборот, государство земледельческое предполагает неразвитость, первоначальность отношений. Эти первоначальные отношения суть отношения вооруженной части народонаселения, войска, и невооруженной, которая должна содержать войско, непосредственно работать на него, если в то же время не развивается город, промышленность и торговля, которые дают движимое богатство стране, ведут к широте деятельности, просвещению, дают средства к новому, более правильному определению отношений между частями народонаселения. Мы видели, что в Московском государстве кроме членов старой дружины и родов княжеских войсковая масса была создана великими князьями с первоначальною формою содержания, т.е. посредством земельных участков, с которых служилые люди кормились, пока служили; в дополнение к этим земельным средствам служилые люди кормились также с городов и волостей в качестве их правителей. Следовательно, в древней России мы видим эту первоначальную форму отношений между вооруженною и невооруженною частию народонаселения, между мужами и мужиками: мужи непосредственно кормятся на счет мужиков. Вопрос о содержании войсковой массы, на которой основывалась сила внутренняя, которую необходимо было охранять и увеличивать при беспрестанных войнах на востоке и западе, — этот вопрос, разумеется, становится на первом плане, а вместе на первом плане становится вопрос о земельном владении и пользовании. Чтоб иметь возможность сохранять и увеличивать войско, государство должно иметь в своем распоряжении как можно больше земель, которые должны находиться не в дальнем расстоянии ни от столицы, ни от тех границ, которым особенно грозят враги, т.е. от южных и западных, поэтому обширные земельные пространства, которыми могло располагать государство на севере и востоке, не могли служить ему в поместном отношении по отдаленности и малочисленности народонаселения. Итак, несмотря на видимую громадность государственной области, государство могло встретить затруднения относительно поместий; отсюда необходимое столкновение с материальным интересом церкви, которая владела обширным пространством земель в центральной области и постоянно увеличивала их покупкою и дачами на помин души, ибо по недостатку денег при неразвитости страны земля была почти исключительным видом всякого рода дач: государство платило жалованье своим служилым людям землею, частный человек платил в монастырь за помин родительской души землею. Отсюда понятно, почему вопрос о том, следует ли монастырям владеть населенными землями, получает такое важное значение в XV и XVI веке, почему он так привязывается ко всякому движению — церковному и политическому. По тогдашнему умоначертанию большинства нельзя было ожидать, чтоб этот вопрос решен был отрицательно; нудящие потребности государства могли повести и действительно повели только к сделкам, к средним мерам, к ограничению распространения церковной земельной собственности на будущее время. Но дело на этом не могло покончиться. Тяжкие войны, которые Московское государство вело в царствование Иоанна Грозного, разорили служилых людей, и поднялись жалобы на недостаточность кормления от поместий при тяжелой и продолжительной службе, требующей долгого отсутствия помещика из дому. Указан был источник этой недостаточности, малое количество рабочих рук, причем выгоды войсковой массы, мелких помещиков сталкивались с выгодами богатых землевладельцев, которые большими льготами переманивали к себе крестьян с земель мелких землевладельцев, помещиков; последние, лишаемые возможности обрабатывать свои земли, не могли нести обязанностей службы, которая стала теперь так продолжительна. Если поддержание благосостояния войсковой массы было всегда предметом первой важности, то особенно следовало обратить внимание на жалобы помещиков теперь, по кончине Грозного, когда грозила тяжкая борьба с самым опасным врагом, какого не имело до сих пор Московское государство и сила которого была недавно испытана. Попробовали сначала уменьшить переход крестьян уравнением всех земель относительно льгот, отнятием льгот (тарханов), которыми пользовались церковные земли; но эта мера продержалась недолго, и последовало запрещение крестьянам переходить от одного землевладельца к другому. Закон, разумеется, не мог быть строго исполняем: в продолжение всего XVII века слышатся постоянные жалобы мелких землевладельцев на богатых соседей, что те переманивают к себе и укрывают беглых крестьян их. Гоньба за человеком, за рабочею силою производится в обширных размерах по всему Московскому государству: гоньба за горожанами, которые бегут от тягла всюду, куда только можно, прячутся, закладываются, пробиваются в подьячие; гоньба за крестьянами, которые от тяжких податей бредут розно, толпами идут за Камень (Уральские горы); помещики гоняются за своими крестьянами, которые бегут, прячутся у других землевладельцев, бегут в Малороссию, бегут к козакам.

И в XVII веке, как в X, из общества продолжали выделяться люди, у которых «сила по жилочкам так живчиком и переливалась, которым было грузно от силушки, как от тяжелого беремени», и которые шли гулять в поле, в степь. Эти богатыри древности в новейшее время носят название козаков; быт, подвиги богатырей древних сходны с бытом, подвигами козаков, и народное представление верно отождествляет эти два явления, разнящиеся только именем, но и здесь народная песня уничтожает различие, называя, например, Илью Муромца старым козаком. Мы знаем, что в эпохи образования государств выделение подобных людей и образование из них военных братств, дружин с избранным вождем, ведет обыкновенно к образованию государства, к началу исторической жизни, исторического движения для народа; из подобных людей образуется высшее, вооруженное, народонаселение, которое так или иначе определяет свои отношения к остальной, невооруженной, массе народа. Но если государство уже образовалось и, несмотря на то, по особенным условиям, преимущественно местным, продолжается еще выделение подобных людей и образование из них военных обществ подле государства, то это сопоставление ведет, разумеется, к важным отношениям. Прежде всего страна, народ, ослабляется выделением этих людей, особенно ослаблялась Россия, и без того бедная населением, рассыпавшимся на громадных пространствах; с другой стороны, выделением беспокойных сил условливалась беспрепятственная деятельность правительства, беспрепятственная централизация. Но если правительственная деятельность облегчалась внутри уходом богатырей на гулянье в степь, то образование из этих богатырей военных братств подле государства, разумеется, не могло не беспокоить последнее. Ушедши в степь для воли, козаки могли подчиняться государству только номинально, исполняли приказания правительства только тогда, когда это им было выгодно; но при первом разладе их интересов с интересами государства козаки давали резко чувствовать, что они люди вольные. Покойно они жить не могли, они должны были упражнять свою силу, от которой им было грузно, они должны были добывать себе средства к жизни, добывать зипуны , по их выражению. Козаки старые, начальные люди, козаки старинные обыкновенно более стояли за связь с государством, за исполнение требований правительства; но козачество представляло постоянный прилив новых, молодых людей, которым хотелось широко разгуляться и добыть себе зипунов; осторожность стариков, старшин, им не нравилась, и вот иногда, независимо от общей старшины, для самых рьяных искателей зипунов является новый, свой вождь, известный своей удалью (dux ex virtute), и ведет дружину на чужих или на своих. Понятно, что образование подобных обществ на границах государства должно было вести к постоянной борьбе. Если государство слабо, то напор дружин на него увенчивается успехом; мы знаем, чем кончилась судьба Римской империи вследствие напора германских дружин: они вошли в области империи и образовали здесь высшее, т.е. военное, сословие. В XVII веке на востоке Европы произошло подобное же явление: воспользовавшись слабостью Польского государства, гонениями на русскую веру, козачество после долгой борьбы успело взять верх, истребить, вытеснить прежних землевладельцев на Украйне и из своей старшины образовать новое высшее сословие в стране. Борьба кончилась иначе для козачества с другим государством восточной равнины, Русским, или Московским, но борьба шла сильная, отчаянная. В XVI веке русский царь взял Казань и Астрахань; вся Волга находилась теперь в русских руках, и пустынные пространства по западным ее притокам и переплетающимся с ними притокам Дона стали безопасны. Но вместо татар немедленно же поднимается здесь козачество. Его гулянье по Волге не давало безопасности ни своим, ни чужим. Грозный принял сильные меры против богатырей; как обыкновенно бывало, когда козачеству преграждались привычные пути для гулянья, оно бросалось в какую-нибудь другую сторону, в какое-нибудь отдаленное предприятие; так и тут на первый раз, прогнанные с Волги, козацкие шайки бросились на Каму и оттуда проложили дорогу за Уральские горы, погромили улус Кучумов, или так называемое Сибирское царство. При сыне Грозного козачество снова усиливается на Дону, и отношения его к государству нисколько не обещают последнему спокойствия со стороны степи. При Годунове государство снова готовится к решительным мерам против козачества; но является самозванец, наступает Смутное время, т.е. козацкое царство; борьба скоро принимает настоящий свой характер, характер борьбы земских людей Московского государства с козаками, которые являются грубнее литвы и немцев и стремятся утвердить свое господство, возведши на московский престол своего вождя, своего царя. Вопрос ставится ясно: бояре и все лучшие люди московские присягают польскому королевичу, чтоб не быть в рабстве у своих прежних холопей-козаков при торжестве калужского царика. Возбуждение религиозного интереса вследствие замыслов Сигизмундовых, давшее знамя, средоточие для жителей Московского государства, давшее им возможность высвободиться из прежней разрозненности для общего дела, указавшее им единство не народное, не государственное, но религиозное — общую купель, в которой они крестились в православную веру, — это религиозное одушевление, разумеется, главным образом послужило против козаков. Очищение земли от поляков было вместе очищением от козаков. Таким образом, козакам не удалось воспользоваться благоприятными для них условиями, государство восторжествовало; но козачество не отказалось от борьбы. Запертое турками с устьев Дона, оно ждало отважного и счастливого вождя для проложения себе другой дороги. Богатырь-чародей явился — Разин; толпы его перебросились на Волгу, на Яик, в Каспийское море, погромили персидские берега; по Персия была покрепче сибирского юрта Кучумова, и Разин не мог поклониться царю Алексею Михайловичу Персидою, как Ермак Тимофеевич поклонился Грозному Сибирью. Принужденные возвратиться с Каспийского моря, не имея надежды, чтоб Московское государство беспрепятственно стало пропускать их в устья Волги, толпы Разина опрокинулись на государство, поднимая низшие слои народонаселения против властей, как было в Смутное время; но государство, несмотря на все свое истощение, было сильнее козаков, Разин погиб на плахе в Москве. Впрочем, разинское возмущение не было последним действием борьбы государства с козаками: в новой русской истории увидим Булавина и Пугачева.