Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ага, — задумчиво произнес Жоржик. — Тогда давайте выпьем за светоживопись и за возможность поиметь групповой портрет на халяву. Поимеем? — Он посмотрел на Вальтро.
— А с чего ты взял, что Юля захочет нас фотографировать, — удивилась она, — и у нее есть чем?
— А с того, что если у человека что-то получается, — поучительно ответил Жоржик, — то он любит это делать и всегда таскает с собой свои игрушки для получения кайфа. Я прав? — Он перевел взгляд на Юлию.
— Прав, — улыбнулась Юлия, — но я никогда не делаю мусорных снимков «Поляроидом», поэтому придется подождать. Идет?
— Так я и не хочу, чтобы моим тленным образом вытирали задницу бродяги на мусорнике, — осклабился Жоржик, — как это происходит со всеми памятниками человеческому тщеславию. А если я успею сотлеть, то ты отдашь свой шедевр моей наследнице, — он чмокнул Вальтро в щеку, — чтобы она могла вставить его в рамку и сэкономить на памятнике.
— У тебя вообще нет фотографий, — заметила Вальтро.
— Зачем они мне? — ухмыльнулся Жоржик. — Своим козлиным рылом я могу любоваться в зеркале, но я слишком ценю свою козлиную индивидуальность, чтобы тиражировать ее.
— Фотоальбом — это сувенир из прошлого, — сказала Нелли.
— Слава Богу, я не фотографировался каждый раз, когда мне нагадили на голову, и не храню эти кучки дерьма, — ответил Жоржик.
— В твоем прошлом были не только кучки дерьма, — возразила Нелли.
— Ты думаешь, что с фальшивой короной на голове, я бы выглядел лучше? — усмехнулся Жоржик. — Я всю жизнь ходил по сцене, хватит с меня грима и декораций. А Вальтро не нужен сундук, полный пыльных париков и кафтанов из поддельной парчи.
— Мне нужен, — возбужденно сказала Юлия. — У вас есть?
— Что? — удивился Жоржик.
— Да это у него философия такая, — отмахнулась Нелли, — из драной парчи. Вечно ты философствуешь насчет простых вещей, поэтому тебе и жить трудно.
— А тебе легко? — повысил голос Жоржик. — Нет в жизни простых вещей, все сложные. Вся моя жизнь просто вырублена на моем лбу топором. Но кто это может прочитать? Кому это нужно, если это неинтересно даже мне самому?
— Мне интересно, — сказала Вальтро.
— Брось, — Жоржик махнул рукой. — Это записки сумасшедшего, я унесу их с собой в могилу, — он ухмыльнулся, — а тебе оставлю свой великолепный портрет, который сварганит для нас наша снежная Юлия, — он почесал кадык, — чтобы ты могла пролить над ним скупую слезу.
Юлия достала свой «Никон» и сварганила портрет этой странной семьи, а потом и сама присоединилась к ней.
В меру нагрузившись шампанским и прихватив пикниковую корзину, они отправились на речку. Гости все-таки прибыли на дачную природу, а не для того, чтобы торчать за дачным забором.
Природа здесь была что надо, и солнце стояло высоко, давая великолепное, естественное освещение, которое не могли заменить никакие фотовспышки. Юлия решила не терять времени даром, она недолго поприсутствовала среди пикникующих и, незаметно отчалив в лодке к другому берегу, растворилась в лесу со своим «Никоном».
Полковник сидел на балконе своей дачи, натужно сочиняя письмо вдовой сестре, писать было не о чем и не хотелось. Хотелось выпить, но каждый раз, когда он уже почти отрывал задницу от стула, чтобы пройти к буфету, тоскующее костлявое лицо бедной Лиззи вставало перед его глазами и, отшвырнув очередной смятый лист бумаги, он хватался за следующий: «Дорогая Лиз! Я…» В очередной раз подняв мученический взгляд от стола, он посмотрел за речку в поисках вдохновения. Какая-то девчонка пристала к лесистому берегу в лодке и, пройдя между деревьями, остановилась на полянке, окруженной кустами ежевики. Глаза полковника обрели фокус, но недостаточный. Он сходил в дом и принес бинокль.
Глава 11
Ранним утром Вальтро вышла из дому, чтобы окунуться в бассейне. Грета обычно выходила вместе с ней, но сейчас ее почему-то нигде не было видно. Немного удивившись, Вальтро начала обходить участок в поисках собаки.
В задней части двора, густо заросшей кустами лесного ореха, еще со времен строительства этой дачи сохранились две деревянные будки — туалет и душевая. Дверь душевой былараспахнута, в полутора метрах перед ней на низкой треноге стоял фотоаппарат и с интервалом в 3–4 секунды выбрасывал вспышки. В метре за треногой сидела Грета и с любопытством смотрела в проем распахнутой двери. В проеме распахнутой двери раздевалась Юлия, к тому моменту, когда подошла Вальтро, на ней оставались только белые носки и кроссовки. Увидев Вальтро, Юлия улыбнулась и присела на корточки на пороге душевой, аппарат вспыхнул в последний раз и затих.
— Зачем ты это делаешь? — спросила Вальтро.
— Для школьного фотоальбома, — усмехнулась Юлия. — Хочешь сфотографироваться?
— В таком виде? — спросила Вальтро.
— Можно и в таком, — ответила Юля. — Спасибо, нет, — сказала Вальтро и добавила словами Жоржика: — Я не хочу, чтобы моими фотографиями вытирали задницу бродяги на мусорнике.
— Какие глупости, — Юлия встала, извлекла из вороха одежды, сваленной на траве, пачку сигарет и снова опустилась на порог, одеваться она не собиралась.
— Могу тебя уверить, что такого не произойдет. На твои фотографии могут попасть разве что брызги спермы. Но это же тебе не повредит? — Она тихо рассмеялась.
— Может, и не повредит, — усмехнулась Вальтро, — но зачем мне это нужно?
— Когда на твоих прелестях концентрируются мужчины, это придает тебе силу, — убежденно сказала Юлия.
— Ты веришь в такую чепуху? — удивилась Вальтро.
— Это не чепуха, — возразила Юлия. — Обнаженность — это признак и аккумулятор силы. Здесь действует принцип иконы, чем больше концентрации, тем сильнее предмет поклонения.
— Для этого надо быть предметом поклонения, — заметила Вальтро.
— Для этого достаточно наклониться раком, — рассмеялась Юлия. — Ты, наверное, видела не так уж много голых женщин, сестричка, — она выпустила струйку дыма из угла губ, — иначе ты не заглядывала бы мне между ног. Ты женщина, тебя не могут интересовать мои прелести, и все равно интересно. Представь, как туда смотрят мужчины.
— Я женщина, — резковато ответила Вальтро. — Я сравниваю. И нахожу, что то, чем ты хвастаешься, у меня лучше.
— Сильно сомневаюсь, — фыркнула Юлия. — И ты сомневаешься. Иначе не стала бы и сравнивать. Пока не увидишь себя со стороны, всегда будешь сомневаться.
— Для этого не обязательно раздвигать ноги перед объективом, — сказала Вальтро. — Можно это сделать и перед зеркалом.
— Или перед гинекологом, — расхохоталась Юлия. — Пока ты не станешь в полный рост перед объективом, ты всегда будешь слабой и неуверенной в себе. Можешь мне поверить, у меня есть опыт, — она отщелкнула окурок в кусты. — Ты сильная, когда ты голая и ничего не боишься. Когда ты знаешь, что можешь сбить с ног кого угодно своей пиздой. А когда твое оружие — это твои трусы, ты жалкая клуша, даже если и делаешь крутое выражение лица. Понятно?
— Не понятно, — агрессивно возразила Вальтро. — Мне не обязательно снимать трусы, чтобы сбить кого-то с ног. Я твердо стою на своих ногах, и мне не надо делать крутое выражение лица.
— Да ты его уже делаешь, — ухмыльнулась Юлия. — Вон как перекосило всю. А почему перекосило? Потому что чувствуешь свою слабину. Сила — это сила духа. А дух женщины — в ее пизде. Все женщины это знают. Только не у всех хватает духу прямо воспользоваться таким знанием. У тебя что кривое, сестричка, пизда или сердце?
Вальтро ошеломил напор ее слов. Она помнила Юлию еще бледной ссыкухой и никак не ожидала такого поворота тела — и по такому незначительному поводу. Но в словах Юлии были страсть и убежденность, был вызов, который требовал в ответ чего-то болеевесомого, чем слова. Вальтро быстро сбросила на землю то немногое, что на ней было надето.
— Ну, — сказала она, стараясь быть насмешливой, — что еще надо сделать, чтобы стать сильной, — встать раком?
— Выпрямиться во весь рост! — Юлия вскочила на ноги. — Перестань крючиться, прикрывая свою шмоньку, и в тебя перестанут тыкать пальцем. Все презирают бабу, которую можно унизить взглядом. Покажи им, смотри им в лицо — и они все встанут раком.
— Кто все? — спросила Вальтро.
— Все! — почти выкрикнула Юлия. — И мужчины, и женщины. Голых все боятся, сестричка, потому что голые не боятся ничего!
— Валя — серьезная девочка, — сказала Нелли за завтраком. — Возможно, общение с ней пойдет Юльке на пользу.
— А что, Юлька — плохая девочка? — спросил Жоржик.
— Не то, чтобы плохая, — Нелли пожала плечами. — Но у нее есть задатки. Как и у мамы.
— Как и у бабушки, — продолжил генетический ряд Жоржик.
— Бабушка работала всю жизнь! — возмутилась Нелли. — И ни у кого не сидела на шее.