– О'кей, можете вы сделать дубликат? Он покачал головой и отодвинул бархатную подставку, словно боялся запачкаться.
– Месяца за три. У нас в стране такого стекла не выдувают. Если хотите точно такое – по крайней мере три месяца. А наша фирма вообще этим не занимается.
– Разборчивая у вас фирма, – сказал я. Под его черный рукав я подсунул свою визитную карточку. – Давайте адрес, где сделают – пусть не точно такое, но поскорее.
Он пожал плечами, ушел с карточкой, через пять минут вернулся и отдал ее обратно. На обороте было что-то написано.
Лавка старьевщика находилась на Мелроуз-авеню. Чего только не было в ее витрине; детская складная коляска и французский охотничий рог, перламутровый лорнет в выцветшем плюшевом футляре и шестизарядный револьвер сорок четвертого калибра, какие все еще изготовляют для полисменов с Запада, чьи деды были рисковыми парнями.
Старик левантинец был при ермолке, двух парах очков и окладистой бороде. Он обследовал жемчуг, грустно кивнул и заявил:
– За двадцать долларов почти такие же. Не совсем такие, вы же понимаете. Стекло будет похуже.
– Как они будут смотреться?
Он развел крепкими сильными руками.
– Скажу вам правду. Даже младенец, и тот разберется.
– Делайте, – велел я. – С этой же застежкой. А эти мне вернете.
– Через два часа, – обещал он.
* * *
Леон Валесанос, смуглый маленький уругваец, попал в дневные газеты. Его нашли повешенным в квартире, номер которой не указывался. Полиция начала расследование.
В четыре часа я вошел в длинный прохладный бар клуба «Эсквайр» и нашел кабинку, где в одиночестве сидела женщина. На ней была шляпа вроде мелкой обеденной тарелки с очень широкими краями, коричневый костюм, строгая блузка мужского покроя, галстук.
Я сел рядом.
Она взглянула на меня усталыми темными глазами. В руках она вертела тонкий стакан, от которого пахло мятой.
– Спасибо. – Она была очень бледна.
Я заказал виски с содовой, официант отошел.
– Читали газеты?
– Да.
– Теперь поняли насчет этого Коперника, который украл ваш эстрадный номер? Вот почему они ничего не изменили в его рассказе и не вызвали вас.
– Теперь это уже не важно, – сказала она. – Все равно, спасибо вам.
Можно... можно мне на них посмотреть?
В кармане я вытащил нитку жемчуга из папиросной бумаги и подвинул к ней через стол. Серебряная застежка-пропеллер блеснула в свете бра. Блеснул и бриллиантик. Жемчужины были тусклые, как белое мыло. Они даже по размеру не совпадали.
– Вы были правы, – безжизненно сказала она. – Это не мой жемчуг.
Подошел официант с моим виски, и она ловко прикрыла ожерелье сумкой.
Когда он отошел, она еще раз медленно перебрала жемчужины, уронила в сумку и улыбнулась мне сухой и вялой улыбкой.
Я встал и крепко уперся рукой в стол.
– Я сделаю, как вы сказали – оставлю себе застежку. Я медленно произнес:
– Вы ничего обо мне не знаете. Вчера вы спасли мне жизнь, и между нами что-то возникло, но всего на секунду. Вы по-прежнему ничего обо мне не знаете. В полицейском управлении есть сыщик по имени Ибарра, симпатичный мексиканец, который нашел жемчуг в чемодане Уолдо. Это на случай, если вы захотите проверить...
Она ответила:
– Не говорите глупостей. Все кончено. Это было просто воспоминание. Я слишком молода, чтобы жить воспоминаниями. Может быть, все к лучшему. Я любила Стэна Филипса, но его нет... давно нет.
Я смотрел на нее не отвечая.
Она спокойно добавила:
– Утром муж сообщил мне одну новость. Нам придется расстаться. Так что у меня сегодня мало поводов для веселья.
– Мне очень жаль, – неуклюже произнес я. – Что здесь скажешь. Может быть, мы еще увидимся. Может быть, и нет. Я не вашего круга. Желаю удачи.
Я встал. Мы посмотрели друг на друга.
– Вы не притронулись к своему виски, – сказала она.
– Выпейте вы. А то от этого мятного пойла вам станет плохо.
Я постоял еще немного, положил руку на стол.
– Если у вас будут неприятности, – сказал я, – дайте мне знать.
Я вышел из бара, не оглянувшись, сел в машину и поехал по Сансет-бульвару к океану. Кругом в садах было полно почерневшей, увядшей листвы и цветов, сожженных горячим ветром.
Океан был спокоен. Я доехал почти до Малибу, остановился, вышел из машины и сел на большой камень. Прилив только начался. Пахло водорослями. Я посидел, глядя на воду, потом достал из кармана нитку поддельного жемчуга из богемского стекла, отрезал узелок на конце, и жемчужины по одной соскользнули с нитки.
Держа их в левой руке, я еще немного посидел и подумал. Думать, собственно, было не о чем. Я и так все знал.
– Посвящается памяти мистера Стэна Филипса, – сказал я вслух. – Любителя пускать пыль в глаза.
Я стал швырять жемчужины одну за другой в чаек, качавшихся на волнах.
Они погружались в воду с всплесками, и чайки взмывали в воздух и пикировали на расходящиеся круги.