Читать интересную книгу Диктатор мира - А. Ренников

— Не знаете? Лучи или газы? А может быть, спросите — кто? Хотите знать, кто? Не донесете? Не откроете? У вас душа есть! Да! Сказать вам?

— Вы?..

— Я.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Петербург понравился Ариадне. После шумного беспокойного Берлина, где демократия культивировала внешний блеск технических достижений последнего времени, столица Российской империи показалась тихой, сосредоточенной, немного даже угрюмой.

Здесь не было этого увлечения завоеванием воздуха, бесконечной толкотни и снования по небу. Дома — значительно ниже, уличное движение проще. По ночам освещался город, как в старину, простыми электрическими фонарями на улицах. И ни одной световой рекламы на небе: по постановлению Городской думы, согласно пожеланию патриарха, подобные плакаты запрещены уже несколько лет тому назад.

До сих пор никто из солидных петербуржцев не позволял себе передвижения на автоплане, а тем более на авто-птере, чтобы не ронять своего достоинства перед столичною чернью. До сих пор эта область ограничивалась только пределами увеселений и спорта. Когда в Европе начался переход с пешеходного передвижения на автоптерный полет, Петербургом тоже на несколько месяцев овладел этот последний крик моды. Но практически для русских людей такое движение в неопределенных воздушных рамках оказалось немыслимым, и после многочисленных столкновений с человеческими жертвами, мода быстро исчезла. Только по праздникам молодежь и республикански настроенная передовая часть интеллигенции тянулась по небу в направлении на Сестрорецк и на Павловск ко времени начала традиционных симфонических концертов. Но в эти дни наряды полиции бывали значительно усилены, и по пути следования аппаратов над каждым перекрестком улиц высоко в воздухе парил городовой в белых перчатках, с палкой в руке, чтобы указывать русло.

Приват-доцент Пальмин нашел Софье Ивановне и Ариадне уютную меблированную квартирку в Белой части, между Новой деревней и Озерками. Здесь, в новых многоэтажных домах, на недавно застроенных улицах, поселились главным образом бывшие эмигранты, бежавшие в Европу во время владычества большевиков. Квартира выходила окнами на Корниловский проспект, и Софья Ивановна, сидя у окна четвертого этажа с вязаньем в руках, наслаждалась. Тишина, нет в небе музыки, никто мимо не пролетает, не заглядывает в комнату, а на проспекте мирно, спокойно. Чинно бредет по тротуарам публика, деревья вдоль аллеи зеленеют молодою листвой… И там, напротив, странные для отвыкшего глаза родные русские вывески: «Сапожная мастерская А. Полковникова», «Книжный магазин «Славянская Взаимность»», «Торговые бани Сапогова»…

— Мамочка, посмотри, кого я привела!

У Ариадны радостный вид. Она раскраснелась от ходьбы, в глазах веселые солнечные лучи, из-под шляпы беспорядочно набегают на виски волосы.

— Ната?

Софья Ивановна нежно целует подругу дочери, треплет по плечу, усаживает против себя в кресло. Наташа училась вместе с Ариадной и с Бенитой в одном пансионе и все праздники проводила у Софьи Ивановны, принявшей участие в судьбе одинокого ребенка.

— Совсем не узнала бы, совсем! — любовно удивляется Софья Ивановна, гладя Наташу по руке и взглядывая одобрительно на Ариадну. — Ну, что? Как живешь? Вышла замуж, конечно?

— Мама, я же тебе говорила! — укоризненно смеется Ариадна.

— Ах, да. Конечно. Твой муж редактор газеты?.. Верно. Злобин.

Наташа громко смеется:

— Злобин, Софья Ивановна, Злобин. Дайте поцеловать еще раз! Милая вы!

— Ну, отлично, будем, значит, встречаться… — удовлетворенно говорит Софья Ивановна, принимаясь за вязанье.

— Знакомых ведь у нас, кроме Корельского и Пальмина, пока никого. Есть, конечно, старые, по Берлину, из беженцев. Но где их найдешь! Капитан Горев, например… Часто ходил к нам, шофером были. Сейчас, говорят, генерал, командует гвардейским полком. И Петровский тоже… Стекла, помню, вставлял. Теперь на Пулковскую обсерваторию вернулся, астрономию здесь, в университете, читает… Но ты сама как? Что нового? Говорят, у вас тоже не лучше 8-го числа было?

— Вы про столбняк? Ах, не говорите, Софья Ивановна. Ужас! Что было на следующий день! Манифестации, понимаете, митинги… Совет министров собирался. Собор экстренное заседание устроил. А рабочие, подумайте, какой позор, — перепугались! «Если Собор не распустится, — кричали на митингах, — мы его сами распустим! Мы не желаем больше столбенеть!» И священников замучили. Потребовали окропить каждый дом в рабочих кварталах, каждую комнатку. Наши прогрессивные газеты, конечно, обвиняют правительство. Куда оно, в самом деле, смотрит? Что оно делает? «Корма» вчера, например, напечатала громовую статью «Quousque tandem?» Великолепно разделала министра внутренних дел! Я вам занесу номер, непременно прочтите. А социалистические «Ночи» призывают к ниспровержению строя. «Будь власть наших руках, — говорят в передовой, — мы бы ни в коем случае не допустили». И правда: разве это возможно, скажите? В столице! В центре России!

— Хорошо… Но при чем тут строй, милочка, если столбняк?

— Как при чем, Софья Ивановна? Очень при чем! Страшно при чем. Сегодня — столбняк, завтра — паралич, послезавтра — общая смерть, а общественность — молчи? Нет, вы посмотрите, в таком случае, что пишут в провинции! Разоблачаются пикантные вещи! «Одесские вести» из достоверных источников узнали, например, что таинственный изобретатель столбняка подкуплен Департаментом государственной охраны для устройства еврейских погромов. Так и пишут в статье «Столбняк и евреи». Украинская «Рид-на хата» тоже… призывает Украйну отделиться, если Петербург хоть один еще раз заснет. А что касается Кубани, то… Ах, да, Ади, а как же с лондонским платьем? Если мне понравится, не будь в претензии, дорогая: обязательно закажу такое. Имейте в виду, господа, у Ковалевой заказывать лучше всего. Недорого, со вкусом, и от вас два шага: налево по Корниловскому проспекту до Галлиполийской улицы, на углу… Я тебе покажу, сговоримся.

— А ты сама-то где живешь, Ната? — улыбается в ответ на скачущую речь Наташи Софья Ивановна.

— Я? Совсем рядом. Направо. В тупике графа Бобринского. Во вторник у меня религиозно-философский вечер, господа, манихеи Кудашев и Мержеерский будут говорить… Вы обязательно должны быть! Познакомитесь, Софья Ивановна, с мужем. Нет, нет, не возражайте. Это решено и подписано. Ади, ну, как же с платьем?? Показывай!..

II

— Может быть, поедем на Стрелку?

Они идут рядом, Корельский и Ариадна. Невский проспект, по обыкновению, весь в движении, окаймлен на тротуарах бесконечной лентой прохожих. Ариадна только что сделала несколько покупок, Корельский несет свертки.

— Мама будете ждать, Глеб Николаевич.

— Вы второй раз отказываете, — недовольно усмехается Корельский. — Ведь в автомобиле на всю поездку час. Разве так много?

— Хорошо, если хотите… Поедем.

Она замечает, что он в последнее время очень обидчив. И в то же время слишком предупредителен, даже навязчив. Тогда на лице — приторная улыбка, с претензией на интимность, глаза становятся нехорошими, взгляд напоминает Штральгаузена.

— Макар Петрович! Прошу!

Ожидавший на углу Большой Конюшенной собственный автомобиль Корельского беззвучно подкатывает к тротуару. Корельский усаживает Ариадну, садится. Сначала едут медленно, среди гущи моторов, затем у небоскреба на углу Михайловской, где помещается теперь лучшая в Петербурге «Американская гостиница», сворачивают.

— Я все собираюсь в Музей Александра III, — говорит Ариадна, глядя налево, когда повернули на Сербскую улицу, бывшую Итальянскую. — Мне хотелось бы посмотреть это знаменитое полотно «Оставление Севастополя».

— Да, чудесная вещь. Хотите, пойдем на днях? Обязательно побывайте и на весенней выставке «Художники — Богу». Скоро закроется.

— Да, я читала… Это где? В Таврическом дворце?

— Что вы, в Таврическом! В Таврическом — Общество покровительства животным. Испокон веков. А «Художники — Богу» в вашем же районе — за Врангелевским плацем.

Они проезжают мимо Летнего сада. Слева на Марсовом поле величественный храм-памятник, стилизованный в духе новгородских церквей, посвященный памяти императора Николая II. На четырех углах поля, соединенных оградою, часовни в честь жертв Третьего Интернационала. На Каменноостровском автомобиль идет быстрее. Остался сзади новый крикливый фронтон Аквариума, промелькнул заново выстроенный гигантский Лицей… На Каменном острове друг за другом плывут великолепные виллы, дворцы, на Елаги-ном — среди зелени парка бельведеры, фонтаны… И старые, неприкосновенные задумчивые пруды.

— Может быть, пообедаем? — предлагает Корельский, сходя с автомобиля на Стрелке и подавая руку Ариадне. — Здесь недурно кормят.