— Разве в твоей местности используются другие деньги? Странно, что ты этого не знала…
Я прикусила язык, но неожиданно Клодий перевел все в шутку.
— Моя дорогая племянница выросла среди цветов и песен, питалась амброзией и нектаром, до недавних пор бытовые дела ее совершенно не касались. А по поводу римских денег, Наталия, тебе, пожалуй, нужно знать, что есть еще и золотой ауреус, а в нем ровно сто бронзовых сестерциев, но, такую монету я давненько уже не держал в руках.
И я чуть-чуть приуныла… Чем бы я там не питалась прежде, по словам Клодия, и где бы я не выросла, но сейчас-то я попала в самый настоящий переплет и скоро мне, кажется, придется биться за место под солнцем на манер какого-нибудь отчаянного гладиатора. Сказка сказкой, а ведь и кушать еще что-то надо… Кстати, насчет покушать… Чем нам гостя-то угощать? И я решила немного съязвить по поводу нашей неприличной бедности:
— У нас на ужин только черный хлеб и вареная морковь, да… еще немного каши осталось от обеда. А вы, верно, привыкли к соловьиным язычкам и устрицам… Гай Марий… мне можно вас так называть?
Но к предложенному скромному меню консул отнесся совершенно спокойно, ответив, что еще с детства привык к простым и здоровым блюдам, а в походах питался из одного котла со своими легионерами. Я тут же его похвалила:
— А вот это правильно! Великий русский полководец Александр Суворов тоже ел солдатскую кашу, сидя у костра со своими чудо-богатырями. Военачальнику надо порой быть ближе к народу, больше уважения и дисциплины. А какой наш Суворов был выдающийся человек! Будучи еще в чине полковника он взял хорошо укрепленную турецкую крепость Туртукай, которая считалась совершенно неприступной.
Во время ее долгой осады Суворов построил возле своего лагеря макет этой крепости и тренировал солдат, заставляя идти на воображаемый штурм, так что ребята вскоре привыкли и по велению своего командира взобрались на настоящую цитадель, на голову разбив неприятеля. Правда, за этот подвиг начальники не особо похвалили Суворова, поскольку приказа наступать сверху не было, полковник действовал по своему разумению…
— За это стоило лишить его головы! Порядок и повиновение Консулу должны быть превыше всего! Я помню как Манлий Торкват казнил собственного сына за подобное ослушание.
Вот и поговори с этими римлянами, вот и поведай им героические эпизоды из русской истории… Я-то хотела повести беседу на тему близкую этому Гаю Марию, показать, что тоже кое-чего смыслю в военном искусстве. Ну, хотя бы чисто теоретически… Эх, кажется, впечатления произвести не удалось, жаль…
Хотя, надо признать, мой вдохновенный рассказ мужчины слушали с любопытством, а после чего даже как-то странно переглянулись между собой и Клодий обреченно промолвил, что подобных историй я знаю великое множество и регулярно делюсь ими с окружающими. На что консул задумчиво потер рукой подбородок, глядя на меня со все возрастающим интересом.
— Вы хотели мне предложить какое-то дело… по силам… приличное?
— Да… да… позже об этом…
В голосе Гая Мария звучала досада, а я насторожилась. А вдруг он имеет в виду какую-то грязную работу, клетки звериные чистить или одежду стирать, да знали бы вы чем они тут стирают свою одежду?! Ой, это просто ужас, они вымачивают ее в собственной… ну, кто побогаче, у тех, говорят, есть всякие душистые мыла, но нам с Клодием это пока не доступно, или уже не доступно…
Между тем, Гай Марий кивнул своему рабу, что стоял возле своей по всему видать тяжелой корзины, и тот немедленно стал выгружать на наш стол всякую всячину: мясо на деревянных палочках, завернутое в тонкие лепешки, наподобие лаваша, каких-то странных раков с огромнейшими клешнями и усами, не то рыбу, не то змею, Клодий мне пояснил, что это самая настоящая мурена, их тут разводят прямо в садовых бассейнах при доме.
— О, мое любимое цекубское из благословенной Латии!
Это поэт воздал почести запотевшей амфоре с вином. Консул усмехнулся:
— Помню твои аристократические пристрастия. Я-то сам больше привык к мульсу…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Это легкое вино с медом, — пояснил мне Клодий, потирая сухие ладошки в предвкушении пира.
— «О, да Консул-то у нас любитель сладенького…»
Потом из этой необъятной корзины появились гусиные окорочка, колбаса, источающая ароматы чеснока и прочих изысканных специй, белый хлеб, колбочка с соусом и фрукты: инжир, яблоки, груши, кисть винограда с прозрачными, удлиненными ягодами. У меня просто слюнки потекли при виде всего этого великолепия.
Признаться, за последнюю неделю я немного соскучилась по мясному и остренькому, да и серый грубый хлеб, который Клодий небрежно называл «деревенским» или «лагерным», дескать им только солдат кормить, мне порядком надоел, хотя в первые дни даже казался невероятно вкусным. С непривычки…
Консул извлек откуда-то небольшой нож и безо всяких церемоний начал резать мясо, щедро поливая его соусом. Оживившийся вдруг Клодий разливал по кубкам вино, Элиав и наш разом помолодевший старец Мапроник скромно стояли поодаль, похоже, глотая слюну. Я сперва хотела предложить что-то и для этих ребят, но решила, что меня не так поймут и нашим слугам все-равно достанутся «крошки со стола», здесь хватит на всех.
Сам Гай Марий ел мало, поглядывал по сторонам и, к некоторой моей досаде, почти не останавливал взор на мне. Ну, конечно! На что тут смотреть! Консул в лучшие дома Рима вхож, с матронами знаком, а тут какая-то непонятная девица в мужской рубахе, что едва коленки прикрывает. Рост у нас с Клодием почти одинаков… Да, правда, я не особенно нуждалась в консульском внимании, но мое женское самолюбие было чуть-чуть задето.
— Может, все-таки поговорим о деле…
Синие очи мужчины наконец-то взглянули на меня из-под темных бровей.
— Ну, что ж, Наталия… вижу тебе не терпится узнать цель моего визита, так слушай. Завтра мне необходимо посетить дом Оливии Котта, и клянусь Марсом, я никогда бы не переступил порог ее триклиния, но… ее покойный муж Публий Сильвий Котта был мне другом и наставником. Я должен почтить его память и явиться на поминальное застолье.
— И причем же здесь я?
Клодий покачал головой и расплылся в улыбке, видимо, третий стакан цекубского привел его в отличное расположение духа.
— Эта Оливия известна всему Риму своим дерзким нравом, несдержанностью в отношении мужчин и крайним легкомыслием по отношению к финансам. Если бы не ее блистательная красота и благородное происхождение… Если бы не заслуги ее мужа Консула Публия Фракийского, то, пожалуй, эту развратную женщину давно бы следовало наказать! Я тебе не завидую, Гай Марий… Эта Оливия — настоящая змея и притом крайне ядовитая!
Я растерянно переводила взгляд с одного собеседника на другого:
— И чем же я могу вам помочь? Я со змеями не сталкивалась, я их боюсь, вообще-то… наверно…
Гай Марий наконец-то улыбнулся и почти ласково на меня посмотрел:
— Я заплачу тебе целый денарий, если ты пойдешь со мной в дом Оливии и отвлечешь разговорами на себя. В нашу прошлую встречу эта женщина довела меня до такого бешенства, что я готов был схватить ее за волосы и опустить лицом в блюдо с морскими ежами!
— Ого! Круто! Надеюсь, вы все-таки этого не сделали… с женщинами нельзя так обращаться, что же поделать, если мы так устроены, у нас язык без костей. Возможно, эта Оливия просто хотела привлечь ваше внимание, ведь вы весьма привлекательный мужчина.
Неужели я сказала что-то обидное, лицо консула тут же стало холодным и жестким.
— Женщины — самые хитрые и подлые творения на свете! Им нет веры ни в чем! Легче голыми рукам удержать за хвост леопарда, чем поймать непостоянное сердце женщины!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Но… но разве мужчины отличаются постоянством? Разве среди вас нет предателей и изменщиков? Да сколько угодно! Если лично с вами случилась неприятность, то не надо в этом винить весь женский род. Мою подругу муж бросил с маленьким ребенком на руках, ушел к другой, старше и богаче, но Света не стала всех мужчин поголовно обвинять и через несколько лет нашла свое счастье, теперь ждут нового малыша.