Читать интересную книгу Я выжил в Холокосте - Дэниэл Коуэн

6

Карьер прикрыли в середине зимы, когда стало холодно даже для эсэсовцев в их тяжелых куртках. Тибор чувствовал, что дело тут не только в холоде: весь лагерь находился в состоянии вытекания. Тележек с трупами было все больше и больше. Работы было все меньше и меньше. В результате основная масса узников не вылезала из бараков днями. Вода было дико холодная, и многие перестали мыться. Кто-то просыпал обеды, кто-то ленился дойти до сортира. Коридоры заполнил тяжелый кашель, испражнения стекали с верхних коек на нижние. Воздух омерзел из-за запаха человеческого распада.

Единственной отдушиной были редкие встречи Тибора и Имре, обычно после переклички или по некоторым субботам во время тайных религиозных служб за бараками.

Как-то раз, когда Имре проходил мимо него во время работы, Тибор заметил на лбу брата кровавый порез и неровную черно-синюю отметину на щеке. Он знал, что брат вряд ли будет сам нарываться на неприятности; Имре был веселым, трудолюбивым парнем, который берется за любое задание. Едва завидев Тибора, брат отвернулся, чтобы скрыть раны. Тибор было подошел ближе, но охранник отогнал его, а Имре не обернулся. Что бы там ни случилось, брат явно давал понять Тибору, что не хочет говорить об этом.

Из-за ужасной погоды и пристального наблюдения охранников братьям становилось все тяжелее и тяжелее встречаться. Иногда они обменивались парой фраз во время переклички. Раз или два они приходили на тайные службы и встречались за бараками. Но растущая неопределенность заставила Тибора понять, что он ошибался, думая, будто он и Имре в безопасности просто потому, что находятся вместе в одном лагере. На самом деле оба были в постоянной опасности, и с любым из них могло случиться что угодно и когда угодно. Постепенно Тибор смирился с мыслью, что больше не может полагаться на встречи с братом для поддержания своего духа.

В отсутствие собеседников Тибор обратил внимание на кучку новоприбывших из соседнего барака. Их было человек двенадцать, не больше, и они казались старше его года на два-три. Одежда их была не так изношена, как его, что говорило о том, что их поймали сравнительно недавно. Наблюдая за ними, он слышал обрывки венгерского, часто смешанного с другим языком, который Тибор не знал. Именно из-за этого он не торопился познакомиться с ребятами. Ну и потом, никто из них не проявлял особого желания пригласить его в компанию.

Спустя недели наблюдений Тибор почувствовал необходимость поговорить с парнями – хотя бы для того, чтобы узнать, есть ли какие новости из внешнего мира. Посему однажды ранним утром он уселся возле двери в их барак, полный решимости заговорить с ними.

Тибор подошел и представился подростку примерно одного с ним возраста, с которым ранее несколько раз пересекался взглядами. Его звали Исаак, и хотя он умел говорить по-венгерски, по национальности он был румыном.

Тибор совершенно не хотел знать, что мальчик был очередным бедолагой, чью жизнь бесцеремонно прервала война, да Исаак особо на эту тему и не разглагольствовал. Очевидно было, что он и другие румыны объединились, дабы вместе защитить все, что осталось от их прежних жизней; это было понятно, оправданно и умно. Эта короткая встреча сделала присутствие Имре в лагере еще более ценным для Тибора, пусть даже он и не знал, когда и где удастся в следующий раз увидеть родного брата.

7

По расчетам Тибора, была ранняя весна, примерно март, когда в лагере стали появляться женщины. За почти десять месяцев заключения он не встретил ни единой заключенной женского пола. Это было ужасно, он совершенно не понимал, зачем нацисты решили отправлять сюда женщин.

Гудеж, поднявшийся в лагере при виде свежеприбывших, заставил Тибора подумать, что среди них могли бы быть его мать и сестры. Но первые же несколько гостий, которых он увидел, развенчали его надежды. Они были тощие и болезненные, тела поглощены бесформенными пальто и квадратными рубахами. Лица их были бледными, кожа почти желтой. По убеждению Тибора, женщины в семье Рубиных принадлежали к куда более крепкой породе. Нацисты никогда бы не смогли унизить его мать и сестер до состояния этих шатающихся, никчемных созданий, которые сейчас брели через лагерь словно напуганные олени.

Параллельно с прибытием женщин условия жизни в лагере пошли совсем под откос. Крематорий был забит трупами. Тела сваливали прямо за бараками. Увеличилось число суицидов: мужчина в блоке Тибора повесился на ремне. Здоровые мужики на его глазах превращались в спички, и если кто-то из них умирал у себя на койке и его никто не забирал, он мог проваляться там несколько дней.

8

Имре не смог связаться с Тибором в тот день, когда его и Алекса выгнали из бараков. Вместе с сотнями других венгров их быстро провели через ворота, вниз по холму и привели в огромный палаточный лагерь. Молодые люди уже слышали про этот аппендикс основной тюрьмы: его собирали с самого начала весны. Ходили слухи, что де-факто это была сточная канава для людей.

Солдаты с собаками провели их через забор из колючей проволоки в грязный двор, затем в деревянно-брезентовый павильон; вскоре в помещении, рассчитанном на несколько сотен человек, скопилось больше тысячи заключенных. Весь интерьер представлял собой просто пустое пространство. Единственной защитой им служили брезентовый потолок и стены. Кроватями – голая земля. В первую ночь в палатках расстояние между спящими телами было не больше пары сантиметров; Алексу и Имре едва удалось поспать час, прежде чем их разбудил толчок локтем и чей-то крик боли. К рассвету роса до нитки промочила их скудную одежду.

Довольно быстро стало очевидно, что палаточный лагерь сконструировали в качестве временного изолятора. В отличие от форта здесь не было возможности помыться, только канава для отходов вдоль забора. Работы и хоть как-то организованной рутины здесь тоже не было. Каждое утро Алекс и Имре сидели в грязи возле палатки и вытаскивали из одежды вшей – чтобы, впрочем, вновь увидеть их там на следующее утро. Охранники разрешали им шататься вдоль изрытого колеями коридора, проходившего посередине лагеря, но запрещали приближаться к другим палаткам. Дни напролет они либо копали отхожие места, либо ждали грузовиков с плесневелым хлебом и репой. Редкие появления жестяных банок с кофе вызывали панические давки. Несмотря на запрет, некоторые узники вырывали траву с корнями и набивали ей рты. Кое-кого пристреливали, но многие оставались безнаказанными.

В конце первой недели в палаточном городке лагеря разбушевалась дизентерия. Ежедневно двадцать или тридцать трупов тащили по грязи до забора и сбрасывали в большую яму сразу за ним. Имре и Алекс тихо признались себе, что единственной целью их здесь пребывания была смерть.

9

Довольно скоро по лагерю прошел слух, что охрана без предупреждения забирает людей из бараков и выводит их за пределы форта. Где их держали, никто не знал. Поначалу Тибор слышал, что забирали только евреев, но на самом деле основная масса пропавших была венграми, многие из которых были евреями. Поскольку в его блоке в основном жили немцы, поляки и бельгийцы, Тибор считал, что находится в относительной безопасности. И все же наверняка сказать было нельзя. Достаточно было оступиться единожды.

Когда Тибор не увидел гуляющего по двору Исаака, он запаниковал. Ну точно, румын забрали утром, когда эсэсовцы колотили в дверь. Как только он услышал стук и крики, Тибор сразу же нырнул под койку. Оставался там, пока тяжкие шаги не утихли по направлению к площади. Даже когда все стихло, он не торопился вставать с холодного пола под койкой. Следующие несколько дней он держался подальше от этого здания, хотя ему было любопытно, были ли Саака и его друзья все еще там, внутри. Но пойти проверить и рисковать смысла не было.

Тибор знал: немцы никогда не поймают маленькую крысу. Он слишком умен для них. Он сумеет зажаться в самую узкую щель, в самый грязный, темный угол, даже между половицами, если потребуется. Он найдет способ прокормиться, даже если потребуется забрать корку хлеба у более слабого. Так ведет себя умная крыса, и умная крыса всегда выживает.

10

Стояла середина апреля, когда Алекс и Имре проснулись от монотонного звука самолетных двигателей в небе. Рванув к выходу из палатки, они услышали, как хор пропеллеров парил прямо над ними. Алекс посмотрел на Имре. Оба беззвучно произнесли: бомбардировщики.

Рычание двигателей становилось громче, но взрывов не было. Наконец рассмотрели ночное небо: в нем парила бумага, словно тысячи крохотных, освещенных луной танцоров. Лагерь бомбили листовками, предупреждающими немцев, что армия Паттона уже рядом и что им лучше оставить узников в покое. Впервые Алекс и Имре, кажется, начали верить, что был незначительный шанс на спасение.