Читать интересную книгу «Гран-при» для убийцы - Чингиз Абдуллаев

— Мы получили сообщение нашей агентуры, чуть запнувшись, сказал Райский. — Но, к сожалению, мы опоздали. Он сумел уйти.

— Надеюсь, вы не собираетесь предложить мне искать его там, чтобы потом ваши агенты могли его ликвидировать? У вас же есть «особая группа возмездия».

— Нет, конечно. Мы бы обошлись в таком случае и собственными силами, — пожал плечами Соловьев. — И даже если мы бы вас попросили о подобном… Я, честно говоря, не понимаю, почему вы обижаетесь? В конце концов, это международный террорист, от которого отказались абсолютно все страны. В том числе Иран и Сирия, считая его неуправляемым анархистом. Но мы обратились к вам не за этим. Дело в том, что, по нашим сведениям, он планирует акцию, которая в конечном счете должна вызвать новую антииранскую истерию.

— Я могу умереть от неожиданного разрыва сердца, — разозлился Дронго, — если узнаю, что представители израильских спецслужб прилетели в Москву защищать бедных иранцев. Вам не кажется, что это уже чересчур?

— Нет, не кажется, — сразу парировал Соловьев, — у нас действительно не очень хорошие отношения с Ираном, мало того, даже враждебные. Но именно поэтому мы хотим знать, что именно планирует Ахмед Мурсал. Мы уже научены горьким опытом. И его антииранская акция обернется новыми взрывами или убийствами наших граждан. Ему нужно просто убедить весь мир, что это сделала одна из проиранских группировок. Такой акцией устрашения он, во-первых, сводит счеты с иранскими спецслужбами, отказавшимися финансировать его дикие акции в Европе, а во-вторых, наносит удар по хрупкому миру на Ближнем Востоке. Мы обвиним иранцев, потом, соответственно, палестинцов. Те сразу заявят, что это наша провокация. Вот вам и новый виток напряженности. Наше правительство совсем не желает подобного развития событий.

— Я все-таки не понимаю, что именно вы хотите? И почему считаете, что могу помочь именно я?

Райский посмотрел на Светлицкого, словно попросив у него помощи. Тот понял этот взгляд.

— По нашему договору с Азербайджаном наши представители не имеют права работать в Баку, — сердито сказал генерал, — мы взяли на себя взаимные обязательства не работать друг против друга в рамках стран Содружества. Мы не можем послать в Баку нашего специалиста. Конечно, российский посол в Баку Александр Блохин будет предупрежден, наши специалисты на месте постараются оказать вам любую посильную помощь. Но нам нужен там именно независимый эксперт, который формально не является сотрудником российских спецслужб.

— В таком случае это могли бы сделать наши гости, — предложил Дронго.

— Уже пытались, — мрачно ответил Райский, — он ушел от нас в Баку, а до этого разгромил нашу резидентуру в Ливане и убил нашего агента в Европе. Мы должны точно знать, что он планирует. Если начал активные действия, то времени у нас не так много. Кроме того, нам еще нужно найти человека, который бы ориентировался в местной обстановке.

— Вы не можете найти еврея — выходца из Баку? — засмеялся Дронго. — По-моему, подойдет даже сидящий здесь Павел.

— Я не сказал главного, — продолжал Райский, — этот человек должен будет отправиться в Иран и попытаться убедить их спецслужбы сотрудничать с нами. А для такой задачи наш агент не совсем подходит. Нам нужен независимый и нейтральный посредник. Но самое важное, что на его месте должен быть аналитик, который сумеет понять, действительно ли иранцы хотят остановить Ахмеда Мурсала, или их разногласия — всего лишь надуманная форма маскировки для оправдания будущих террористических акций. И почему он появился именно в Баку, рядом с Ираном.

— А вам не кажется, что вы возлагаете на будущего посредника слишком непосильную ношу? — спросил Дронго.

— Не кажется, — вмешался на этот раз Светлицкий, — все гораздо сложнее, чем вы думаете, Дронго. Гораздо сложнее. И мы не просто так собрались на этой даче, чтобы обсуждать проблему террориста-одиночки, пусть даже и такого гениального, как Ахмед Мурсал. Мы бы справились с этой проблемой и без вашей помощи. Дело совсем в другом.

Он почему-то посмотрел на Мовсаева, потом на Райского и наконец сказал:

— Он готовит крупную террористическую акцию, на что ему выделены большие деньги… — генерал явно медлил, не решаясь сказать то, что должен был сказать. Все с некоторым напряжением следили за ним. — Ему выделили очень большие деньги, — повторил генерал с некоторым усилием. Вздохнул и, словно решившись наконец «прыгнуть в воду», быстро добавил:

— Мы не знаем, где и как собирается нанести свой удар Мурсал, но если он появился в пределах СНГ, то это уже само по себе достаточно серьезно. И мы обязаны принять меры к тому, чтобы остановить террориста.

— Вы думаете, он планирует террористический акт в Баку, — спросил Дронго, — чтобы свалить все на иранцев?

— Это было бы слишком просто, — вздохнул Райский, — и слишком примитивно. Вряд ли он собирается предпринять что-то серьезное в Баку, если это, конечно, не нападение на наше посольство в этой стране. Мы на всякий случай усилили меры безопасности, но для такого террориста, как Ахмед Мурсал, нападение на наше посольство слишком локальная задача. Он наверняка придумал нечто более неприятное. И в первую очередь — против нас.

Дронго не понравилось выражение лиц сидящих за столом. Как будто Светлицкий все-таки что-то недоговаривал, а сотрудники МОССАД знали об этом, но предпочитали молчать, соблюдая правила игры. В свою очередь представители МОССАД явно хотели уточнить многие детали без своих российских коллег. Это было видно по тому напряжению, которое возникло в конце беседы. Он хотел уточнить еще многие детали, но решил промолчать, поняв, что каждая из сторон хотела бы поговорить с ним наедине.

— Хорошо, — сказал Дронго, — я согласен. Райский быстро поднялся. За ним встали остальные.

— Мы будем ждать вас в отеле «Савой», — сказал представитель МОССАД и, кивнув всем на прощание, вышел из комнаты. Павел поспешил за ним.

— Вы не могли бы задержаться? — с улыбкой спросил Светлицкий. — Я только провожу гостей.

— Конечно, — любезно ответил Дронго, — я так и полагал, вы захотите угостить меня чаем.

Мовсаев неожиданно улыбнулся. Первый раз за все время беседы.

Севилья. 25 марта 1997 года

Весь день дул противный ветер, и он не стал выходить из дома раньше условленного времени. К половине пятого он наконец поднялся с постели, начал медленно одеваться. Глядя в зеркало на свою мрачную физиономию, он с отвращением отвернулся. Ему не понравилось собственное выражение лица. «Как у покойника, — зло подумал он, — бледное и застывшее».

Давал о себе знать перенесенный гепатит. Он прилетел из Африки только три месяца назад и все это время болел, проведя половину срока в больнице.

Гепатит, который он получил, протекал особенно неприятно на фоне его полуразложившейся печени, ослабленной дикими дозами алкоголя, которым он часто и много злоупотреблял. Получить такую болезнь, как гепатит, — это наверняка обречь себя на скорое развитие такой болезни, как цирроз печени. А к чему это могло привести, он хорошо знал. Его отец умер от этой болезни, да и дед, кажется, не был никогда особым трезвенником. Деньги к тому времени почти кончились — за больницу и лечение приходилось платить огромные суммы.

Он так не хотел ехать в эту проклятую Намибию. Но его уговорили, пообещав большой процент с предстоящей сделки. Сделка сорвалась, уговоривший его Луис остался навсегда в Намибии с пробитым черепом, а ему самому с трудом удалось выбраться из Видхука, где его уже искали. Перебравшись в Ботсвану, он умудрился подцепить эту проклятую болезнь и уже там каким-то чудом сесть на самолет, летящий в Марокко. Еще повезло, что его пустили в Испанию, не обратив внимание на желтые белки глаз. Иначе ему пришлось бы проходить карантин в гораздо худших условиях и он должен был бы лечиться где-нибудь в марокканском госпитале, где шансы на выживание и смерть были неравны. Примерно один к пяти.

С подобной перспективой он мог очутиться в госпитале и навсегда остаться в Африке, которую он так ненавидел.

На кредитной карточке оставалось не больше пяти тысяч долларов, когда ему позвонил Арман. Это был единственный человек, который знал, куда звонить и как его искать. Он сам дал ему свой телефон, едва прибыв в Севилью, словно предчувствуя, что развитие болезни будет долгим и неприятным.

Он отложил свою кожаную куртку, собираясь надеть ее перед тем, как выйти. Затем он еще раз с отвращением взглянул на себя. Если Арман увидит его в таком виде, он, вполне возможно, захочет отказаться от сотрудничества с ним и тогда ему придется что-нибудь придумывать, прежде чем возвращаться домой в Цинциннати, имея жалкие несколько тысяч долларов и «приятную» перспективу остаться вообще без денег.