Читать интересную книгу Возвращение в Сокольники - Фридрих Незнанский

– Я ничего не знаю.

– Вы встречались на даче с представителями «Велды» и ничего не знаете?

– Послушайте, я правда ничего не знаю! – Казалось, сейчас с ним случится истерика.

– Убит журналист. Вы пишете гневные статьи.

– Сам я ничего не пишу.

– Не важно. Вы – ваша газета. Вы ищете убийц. Вы упрекаете Генеральную прокуратуру, а сами ничего не делаете, и даже больше того, прикрываете людей, которые могут быть виновны.

– Послушайте!

– Послушаю.

– Вы пришли для чего? Чтоб разозлить меня? Не понимаю. Зачем вы пришли? Я ничего не знаю.

– Ведь Женя не был идеальным журналистом? Так? Какие у вас лично были с ним человеческие отношения?

– Никаких.

– То, что говорят о нем, правда? Что он иногда играл против правил. Что расталкивал локтями товарищей? Не всегда бывал корректен. В вашей среде ведь трудно чего-нибудь добиться, если играть по правилам?

– Как и в вашей.

– Ну, в нашей еще возможно благородство. По отношению к своим.

– Чего вы хотите? Чем я вам могу помочь? Вы вынуждаете меня отзываться нелестно о погибшем человеке? Ладно. Я мог бы отозваться. Но какое это имеет теперь значение? И зачем вам все это? Простите, но вы, кажется, несете какой-то бред. Я ничего не понимаю.

– Ответьте на вопрос. Правду о нем говорят?

– Да.

– Точнее.

– Да, Женя не нравился нам. Ну… скажем так, не всем нам. У нас, в газете, как вы понимаете, не все идет гладко. Как и повсюду, есть различные партии, так сказать, каждый тянет на себя… И вот то самое дело, о котором вы говорили, дело об этом охранном агентстве, как его?…

– «Центурион», – с улыбкой подсказал Турецкий.

– Да, «Центурион». Он, вероятно, хотел использовать это дело в межредакционной борьбе. Конечно, это понравилось не всем. Даже скажу больше! Это вообще никому не понравилось! С одной стороны, потому что намечались все эти финансовые дела, газете подыскивали покупателя, понятно? А с другой стороны, его старые приятели, конечно, уже опасались.

– Чего?

– Ну что он вырвется, станет первым. Тут ведь уже дружбы быть не может. Тут если ты первый – ты победил! Только так.

– Кто эти приятели? Имена, фамилии?

– Я не знаю…

– Что значит – не знаю? Вы же все-таки не последнее место занимаете в своей газете? И не знаете таких простых вещей? Имен?

– А знаете, сколько у нас в газете людей работает?

– Ну хоть кто, примерно?

– Не знаю. Я и так вам сказал больше, чем мог.

– Отвечать на мои вопросы, между прочим, – сурово сказал Турецкий, – это ваш гражданский долг. Мы ведь не на лавочке с вами сидим. Правильно?

– Да, но многое из того, что вы сейчас от меня услышали, – информация, мягко говоря, непроверенная. Я бы на вашем месте не рискнул на нее ссылаться.

– Слухи?

– Ну если хотите. Поэтому я свой гражданский долг перед вами даже перевыполнил.

– И последний вопрос. В чем была его вина?

– Вы меня, что ли, спрашиваете?

– Вас, естественно.

– Я не знаю, почему его убили!

– Я не об этой вине. Я о той, после которой в редакции с ним кое-кто вообще перестал здороваться.

– Да он просто украл кое-какие бумаги у одного из наших сотрудников! Но ведь есть все-таки свои приличия. Если ты журналист – пожалуйста: укради у свидетеля, у… у работника прокуратуры, в конце концов, но не у своего!

– А я догадываюсь у кого, – сказал вдруг Турецкий. – Я знаю, у кого украл он эти бумаги. Хотите назову вам имя?

– Да, вы угадали, все было именно так, – сказал Смашнов. – Но поверьте, что все это была чепуха, никто этим не занимался вплотную… И к тому же там не было и не могло быть никакого компромата ни на кого…

– У нас есть другие сведения. Я видел эти бумаги.

Смашнов на секунду замолчал.

– Какие бумаги? – чуть заикаясь, спросил он. – Этого не может быть!

– Поэтому я и пришел теперь к вам, Алексей Робертович. Дело в том, что у меня есть папка. Одна забавная папочка. И в ней документы…

Уходя, Турецкий обернулся. Смашнов с каким-то почти суеверным страхом смотрел ему вслед…

– Кап! – сказал Турецкий и по-мальчишечьи подмигнул редактору Смашнову.

Тот, естественно, ничего не понял. Да и не должен был понять. Для этого ему надо было прежде всего перестать бояться. Всего. Но, главным образом, крупных неприятностей от начальства и хозяев газеты.

Нет, совсем не дурак Остапенко, которому не нужна газета, с которой, по убеждению Смашнова, тот и не потянул бы. Еще как потянул! Раньше им нужны были деньги. Теперь уже – власть. А для этого – средства информации. Даже ежу понятно! Вот так: кап! Кап!… А капля за каплей, известно, камень точит…

В кабинете, куда к концу дня вернулся Турецкий, надрывался городской телефон. Ну да, конечно, все правильно, ведь, уходя, «важняк» на всякий случай отключил свой «мобильник» – обязательно станут звонить, надоедать вопросами и советами, выяснять, где ты и чем занят. А поездка в «Московский наблюдатель» должна была оказаться обязательно неожиданной. Что и было сделано.

Он снял трубку.

– Турецкий у аппарата, – мрачно провозгласил.

– Саня, ну черт бы тебя побрал! – закричал Грязнов. – Где ты шляешься целый день? Звоню, звоню… Зачем «мобилу» вырубил?

– Затем, чтоб ты потом спрашивал: «Зачем?» Какие дела?

– Да нет особых, точнее, не так чтоб очень… Просто хотел уточнить.

– Ну так и уточняй!

– В пятницу встретимся. Я уже практически всех обзвонил. Во второй половине дня. У меня дома, разумеется.

– А все – это кто?

– Да ты их знаешь… Ты лучше ответь, где был?

– Слава, ты мне что – начальник?

– Но ведь Костя же сказал…

– А мы с тобой, что же, постоянно его слушались, да? Или иногда все-таки поступали по-своему?

– Должен ли я твой ответ понимать так, что ты продолжаешь делать то, что тебе категорически запретил Меркулов? – строго спросил Грязнов.

– А должен ли я твой вопрос понимать так, что у меня появился не только зануда-шеф, но и стукач-приятель?

– Побойся Бога! Вы же вроде договорились?

– Вроде. Но не больше. А ты не лезь, куда тебя не зовут. У тебя что, своих проблем мало?

– Своих-то хватает… – Грязнов отчего-то закряхтел, будто старик. – Слушай, Санька, мне ведь известно, куда ты в последнее время зачастил. Если хочешь послушать мой совет, так скажу: плюнь ты на эту бабу. Саня, сгоришь синим пламенем! Если не веришь, могу кое-что показать. Плюнь, старик! Я тебя, только скажи, с такой дивой познакомлю! О, кстати, я ее, пожалуй, тоже приглашу к себе. Вот и познакомитесь. Голову даю на отсечение – твой стиль и, как говорится, твой размер! О-го-го-го! – Это он так образованно захохотал. Не то гусь, не то жеребец некормленый.

– Славка, – недовольно сказал Турецкий, – не лез бы ты, ей-богу, не в свое дело. И вообще, ты что, шпиона ко мне приставил? Известно ему, видите ли! Ни хрена тебе, друг дорогой, вообще не известно! И твое счастье… Ладно, я уже вижу, как ты рожу кривишь. Недоволен он! А от меня, между прочим, жена ушла! Хоть какая-то компенсация мне положена?

– А я про что? – сразу нашелся Грязнов. – Я именно про компенсацию… Хотя против Ирины, честное слово, никогда ничего за душой не имел. И не имею. Но, Саня, не тебе говорить, что чужая душа – всегда потемки. Как это в кино у Чехова, а?

– При чем здесь кино?

– Ну этот… медведь который. Как он? Посмотришь, говорит, кисея, эфир, полубогиня, а заглянешь в душу – обыкновеннейший крокодил! А? И ведь точно! Поэтому ты не раскисай. Я ж тебя как облупленного знаю. Ты всегда брал на свои плечи лишнее! Зачем? Да принцип у тебя такой! Может, он и неплохой, этот принцип, но это когда ты сам молод и у тебя еще все спереди, как говаривал Семен Семеныч. Не забыл старика Моисеева? То-то! А он что утверждал? Что в жизни надо довольствоваться необходимым! Так на фига лишнее?

– Ну, положим, другой не менее умный еврей сказал, что он в жизни вполне может обойтись без необходимого. А вот без лишнего – ну никак.

– Это кто ж такой?

– Поэт Светлов. Но если тебе, Славка, так близок принцип Семена Семеныча, извини, на хрена тебе какой-то супер-пупер-автомобиль? Есть же служебный джип. Есть «форд» с мигалками. Своя «девятка» который год в ракушке стоит! Объясни, зачем еще? Не понимаю.

– А ты и не поймешь. Вот когда увидишь, да, может, за руль сядешь, если я еще разрешу, вот тогда ты все, Саня, сообразишь! А также поймешь, что если бы ты не был таким прямолинейным простаком, то и сам катался бы на такой же.

– Грязнов, таможня мзды не берет, ей за державу обидно!

– Слышали. Отсталый ты человек, друг мой старый… А кстати, вот ты у Кости обронил нечто насчет совести и прочего. Ты, скажи, это что – всерьез?

– Если бы я тебя тоже не знал долгие годы, сейчас бы послал подальше и попросил больше мне не звонить.

– Ах, какие мы гордые! Какие недоступные! Ладно, не бери в голову. Я тебя понимаю, может, лучше других. Но все равно предостеречь обязан. И вообще, мне кажется, ты в последнее время стал что-то скрывать от своих товарищей. Нет? Ошибаюсь? Не слышу ответа, господин «важняк»!