Читать интересную книгу Корсар с Севера - Андрей Посняков

Передовые лазутчики Ахмата через Оку переправились, за «языками». В самый раз взяли Матоню, кинули в лодку да повезли к своему хану. Жди, Митрий, дожидайся!

Вид городских стен привел Силантия в ужас. Он хотел уж было повесить начальника ополчения на городских воротах, да потом махнул рукой — чего уж теперь. Об обороне думать надо. Организовывать. А как ее организовывать? Вернее, с чем? Ни укреплений нормальных, ни пушек, ни ручниц. Даже самострелов больших и то не имелось, одни малые. Плюнул Силантий, выругался да велел всех мужчин к стенам городским собирать — расставил, как смог, хоть что-то.

Утречком, на рассвете, в день 29 июля злой необъятной тучей навалились на город татары. Появились из степи внезапно. Словно волки, обложили Алексин с разных сторон, кинулись…

— Алла! Алла!

Набег! Полон! Женщины!

Десятки тысяч татарских коней топтали траву перед маленьким несчастным городом. Десятки тысяч всадников выли, кричали, ругались, осыпая защитников тучами стрел.

Передовые тумены с разгону бросились на стены. Подгоняемые плетьми полуголые пленники — женщины и подростки — тащили длинные лестницы, заполняли своими телами рвы — по ним, еще живым, скакали татары, прыгали с коней на лестницы и лезли, лезли, лезли на ветхие городские стены, беспрерывно, волна за волной.

Организованные Силантием защитники сражались достойно. Все, от мала до велика, вышли на стены. Понимали: иного выбора у них нет. Мужчины грудью встали на заборолах, сбивали нападавших вниз, отбрасывали длинными крючьями лестницы. С поросячьим визгом татары падали вниз, поливаемые кипящей смолой. Кипели котлы — дрова приносили женщины и дети, разбирая собственные дома.

— Постоим, братие, за святую Русь! За город наш славный, за жен, за малых детушек!

Славно бились. К вечеру мечами махать устали. Угомонились и татары. Отошли от стен в степь, ругаясь да глазами косыми зыркая. Сняв шлем, утер пот Силантий, оглянулся. Вроде все свои целы: Епифан с Варламом, Онисим Вырви Глаз. Стоят, татарам отступающим кулаками грозят. Рядом же, на забороле, — местные. Слава богу, первую атаку отбили.

Невелик городок Алексин, и жители его беспечны, а вот, поди ж ты, аки львы дрались!

Вот только не расслаблялись бы раньше времени. Силища-то у татарвы великая. Продержаться бы. Даст бог, успеют гонцы к великому князю за подмогою. Сердцем верил в то Силантий, однако умом понимал — надежда на подмогу слабая. Пока гонцы доскачут, пока войско в поход выйдет — с неделю времени пройдет, а то и больше. Вряд ли продержатся алексинцы неделю, вряд ли. Однако стараться надо. И хитростям татарским не верить! Вон, скачут уже посланцы хановы.

С криками «Урус, не стрелай!» к городским воротам подъехали трое всадников — двое воинов в железных островерхих шлемах и толстый вилобородый татарин в дорогих, украшенных золоченой насечкой, доспехах. Накинутый поверх доспехов дорогой халат из зеленой парчи небрежными складками ниспадал на круп изящного арабского скакуна вороной масти.

— Я — Аксай-бек-мурза, — подбоченился татарин. Видно, не трус, раз осмелился подъехать к самим стенам практически без охраны. — Кто ваша главный?

Силантий спустился с заборола, велел, чтоб открыли ворота, да ворон не считали — смотрели в оба. В момент переговоров запросто пара отрядов татарских могла в ворота прорваться — случаи такие бывали.

Выйдя из ворот, Силантий скрестил руки на груди. Что надо, парламентер?

— Моя предлагай сдаватися. Откройте ворота. Денги, товары — наши, жизнь — ваша.

Ага, открой вам ворота, как же! Тут же и зарубите мужиков, а баб с детьми — в полон. Вас только пусти.

— Не согласны? Как хотыте. Тогда ждите смерти. Я сказал.

Круто развернув коней, татары помчались обратно. Вслед им раздался презрительный свист поредевших защитников.

— Ну, братие, теперь назад ходу нет, — обратился к городским ополченцам Силантий. — Впрочем, выбора у нас и раньше не было. Я татар знаю. Дрова еще есть ли?

— Найдем. Надо будет — все заборы да тыны пожжем.

— Хорошо. Смола кончится — воду кипятить будем. Эх, жаль, пушек нет. Да и у татар, похоже, их не имеется. А то ваши б стены хлипкие враз раздолбали.

На следующий день татары вновь появились с утра. Снова поскакали к стенам, погнали невольников с лестницами, завыли, заорали, заулюлюкали. Тысячи стрел тучей застили небо. Неплохо стреляли татары, метко. Многие на стенах лишились жизни от татарских стрел.

Попали и в Силантия — прямо в грудь. Пошатнулся Силантий — такой силы удар был. Однако выдержал черненый миланский панцирь, не погнулся даже. Снова взбежал на заборол отважный московский воин, замахал обнаженным мечом, указывая:

— Налево, налево котел тащите… А сюда дров! Эй вы, вы, с копьями… Во-он туда бегите, видите, татарва прямо тучей лезет!

— Алла! Алла! — лезли на стены татарские воины, сжимая в зубах кривые сабли. Еще немного — и побегут проклятые московиты, бросятся вниз со стен. Еще чуть-чуть — и раздолбает гнилые ворота стенобитный таран, что уже тащили невольники. Только не сожгли б его московиты, не дай Аллах…

Вах! Вах! А ведь сожгут, гяуры. Ишь, как шмаляют горящими стрелами. Ну, точно зажгли. А эти, таранные, разбежались во все стороны, как тараканы! Вай, Алла! Не зря мудрый Аксай-бек не доверял этим проклятым кафинцам.

Увидев, как, не доезжая ворот, запылал таран на деревянных колесах, осажденные испустили громкий радостный вопль. У защитников Алексина словно прибавилось сил — с такой отвагой и неистовством колотили они лезущих на стены нехристей. Воины, и купцы, и разный простой люд, старики, женщины, дети — все были героями, ни один не отсиживался дома, понимали — беда ждет общая. Сдаваться никто не собирался — татар здесь, на юге Московского княжества, знали хорошо. Многие проклинали теперь свою беспечность. Ведь как же — не думали, не гадали, что именно их город окажется на пути Ахмата к Москве. А вот — оказался, хоть и черт-те куда к западу от прямых дорог на Москву находился. Ну, правду говорят: бешеной собаке триста верст — не крюк. То про Ахматку-нехристя сказано.

Силантий ударил мечом очередного показавшегося на забороле татарина. Срубленная голова врага полетела вниз кровавым кочаном.

— А ну, ребятушки, навались! — Четверо мужиков под командой Онисима Вырви Глаз дружно выставили вперед длинное копье с зацепом и, поднатужась, отбросили лестницу от стены.

С визгом повалились с нее татары прямо в городской ров.

— Вот вам и «Алла»! — загоготал Онисим. — А ну, попробуй еще, татарская рожа!

Силантий одобрительно посмотрел на него и вдруг инстинктивно пригнулся. Над головой, чуть не сшибив со стены, пронеслось что-то жаркое, пылающее огнем, словно шаровая молния. Нет, на пушечное ядро вроде непохоже. Да и выстрела не слыхать было.

Силантий выглянул за заборол и досадливо сплюнул. Татары подтащили метательные машины — переметы. Не близко подтащили — не достанешь — как раз так, чтоб швырять за деревянные стены разную горящую дрянь. Ну, суки!

Что ж, надо признать, это было эффективно. В городе тут и там занялись пожары. А переметы все стреляли. Вскоре горели уже целые улицы. Пламя поднималось к небу. Кто не успел убежать — сгорел, вспыхнув факелом.

Вокруг переметов ездил на вороном коне толстый татарин Аксай-бек-мурза:

— Горите! — орал он защитникам города. — Горите! Сгорите все! И пусть иблис владеет вашим имуществом! В Москве мы возьмем больше! Горите, неверные собаки, горите!

Нет, не зря привечал Аксай-бек мастеров из Кафы. Не зря приказывал воинам делиться с ними добычей. Не зря отдал в учение к кафинцам своего младшего — и любимого — сына Ахмеда. Хоть и хром был на левую высохшую ногу Ахмед (злая болезнь скрутила его еще в раннем детстве), а как лихо управляется с переметом. А лицо — всегда забитое, грустное — прямо сияет азартом.

Аксай-бек залюбовался сыном. Вот Ахмед скомандовал что-то невольникам. Засверкали бичи надсмотрщиков, и те дружно завращали ворот, натягивая толстый упругий канат. Оттянули огромную ложку, положили огромный глиняный горшок, пропитанный аравийским земляным маслом, подожгли по знаку Ахмеда и сейчас же выстрелили. С воем пронесся в небе пылающий снаряд, упал где-то в осажденном городе и почти сразу же вознеслось вверх с того места оранжевое упругое пламя.

Горите, неверные собаки! Горите.

Олег Иваныч с Гришаней уже устали ждать. Ни единого голоса не доносилось, ни одна половица не скрипнула. Даже собаки не лаяли. Да что там, вымерли все, что ли?

— Эдак мы с тобой, Гриша, с голодухи загнемся!

Олег Иваныч попытался выбить люк. Куда там! На совесть сделано. Пришлось ковырять крестиком. Хорошо, тот из стали. Ковыряли по очереди — больно утомительное занятие, руки уставали быстро. За короткое время упрели изрядно — будто в аду около сковородок стояли. Олег Иваныч дотронулся до потолка… и отдернул руку. Оказывается, не от работы они упарились — и в действительности снаружи стало жарко.