Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ничего, - Стасик улыбнулся. - Все прекрасно. Будь здоров, дружок.
8
- Чего-то у тебя звонок не фурычит? - На пороге стоял Воробей с пузатым портфелем в руках. - Здорово, могильщик хренов!..
- Леша? - Мишка растерянно смотрел на гостя.
- Как разыскал?
- Забыл? На день рожденье моем сам записывал. Забы-ыл! - Воробей махнул рукой. - В квартиру-то пустишь?
Воробей поелозил ногами о половик, повертел головой:
- А чего? Ничего! Однокомнатная, сколько вас здесь?
- Я да бабка. Потише, спит она... Она с дачи приехала за пенсией.
- Ага. Пускай спит, мы на кухне. Я тут привез, - он протянул портфель. - Не разбей... Самопляс... А чего... Валька спит. Дай, думаю, к Михаилу сгоняю. Взял мотор... Кастрюля есть?
Воробей высыпал из целлофана в кастрюлю потрошеных окуней, подлещиков, лавруху, перец горошком:
- Уха сейчас будет. Я и соль взял. Может, думаю, нет.
- Соль есть, картошка кончилась.
...Воробей сидел за кухонным столиком спокойный, загорелый, даже слышать стал лучше: говорили вполголоса, а он разбирал. Рассказывал, хорошо было: солнце, лес, рыбка... Озеро переплывал туда-сюда. Врачи? А пошли они...
По тарелкам Воробей разливал уху сам. Мишке брызнул в тарелку самогона.
- Не спорь, - заметил он удивленный взгляд Мишки.
-- Попробуешь - скажешь. В кастрюле чего осталось - бабке покушать. Скажешь, Лешка Воробей сготовил. Ну, рубай, пока жаркая, остынет - не то...
Воробей доедал уху.
- Выходит, ты - с бабкой. А родичи?
- Они в Тушино, у них тоже однокомнатная.
- А-а-а... Так ты вот чего к бабке слинял. Понятно. Бабка-то старая?.. Помрет - хата твоя.
- Да она пока не собирается. Меняться хочет, на двухкомнатную. Тогда уж, говорит, и помирать, чтоб у тебя двухкомнатная была...
- Любит, значит... А в двухкомнатной уже и поджениться можно, дети, то-се... Чайку заведи.
- Бабуля у меня хорошая, - Мишка включил газ под чайником.
- Слышь, Миш, а чего ты на кладбище сунулся, за деньгой?
Мишка пожал плечами.
- В общем-то да... Шел мимо, дай зайду, а тут Гарик... А у меня время днем как раз свободное.
- Правильно сделал, - согласился Воробей. - Главное дело, не зарываться. Гарик вон допрыгался. У Гарика долго в "неграх" ходил?
- Месяца три...
- Платил как? Поджимал?
- Иногда совсем не давал.
- Этот может. Покрепче завари. Слышь, Миша, а зеленого у тебя нет?
- Есть.
- О! - Воробей обрадовался. - Самый чай. Я его в Средней Азии пил-перепил... Не рассказывал про Азию? Расскажу... Пиал-то нету? Ну хрен с ними, чашки давай. Варенье поближе.
Как отца выселили, мы с Васькой жили. Ремеслуху кончил - меня в жэк дежурным сантехником. Без денег не сидел. С утряка по подвалам пробегу магистраль посмотрю. Ее раз в неделю положено, а я - каждое утро. Где подкрутил, где подвернул - и весь день калым сшибаю.
Потом мне в армию подошло. А я из жэка уволился, денег получил, отпускные, и ходу. В Среднюю Азию. Там без семи дней три года промотался вместо армии. Два года в Бухаре жил. Про бухарских евреев не слышал? Я лучше этих евреев людей не встречал. У одного кирпичи лепил для дома. Хорошо было.
Жарко, конечно. Да у меня-то мослы ж одни, плавиться нечему; толстый, тот другой расклад; сомнется мигом. И вот смотри: тело у меня сложеньем такое или натура?.. Ведь сколько водяру жрал, а на работу - как штык. Да хоть у наших спроси: как я пил до больницы? А кого Петрович просил, случись что? Воробушка!
Да... Потом на тростнике работал. Вроде комбайна идет машина, а ты перед ней стоишь. Тростник выше головы; ухватишь и перекручиваешь, и концы в барабан заправляешь. Работенка - я те дам. Больше недели, ну, десяти дней, никто не выстаивал. А я там сезон отмотал. Меньше четырех сотен не выходило. И с похмела всю дорогу... Организм такой, на работу выносливый.
...Вернулся, прогудели мы с Васькой, что было. На работу надо. Мне соседка из другого подъезда говорит: иди к нам на базу мороженым торговать. Ну вот, опять смеешься. Ты слушай лучше. Работаю на базе - те же три-четыре сотни. Как? Да вот так. На базу приезжаю за товаром, учетчице четвертак кину - она мне полную тележку рожков по пятнадцать копеек накидает. Рожки и так всегда хорошо идут, а летом за ними - давиловка, ломятся все... Да я еще ору в полную пасть... У Савеловского стоял. Поначалу неудобно: знакомые...
А вот еще!.. Интересный случай. Вечером как-то иду выручку сдавать, в халате, звеню весь. Остановился у ларька пива попить. Пацаны приметили, савеловские... Я иду дальше по путям, они за мной, трое их... Думаю: побежать - дробь рассыплю - мелочь из карманов вывалится.
Ладно, думаю, я их здесь на путях повеселю.
Остановился. Они подходят и - с разных сторон.
Я говорю: чего, ребята, нам ссориться, лучше поделимся, только у меня ведь одна мелочь. И в брюки лезу - с понтом, выгребу им сейчас все. А в брюках у меня медь одна, пятаки... Достаю, сколько взял: нате, куда, мол, сыпать. Они, соплята, подставляются ближе. А я об одном думаю: самому б не скакать - выручку растеряю, как потом впотьмах, тем более у меня со зрением...
Берите, говорю, сейчас еще нагребу. Что гробить их буду - не догадываются. Одному, думаю, бабаху выпишу, а потом погляжу, с этими как...
Отоварил одного... Потом, веришь, полночи не спал, жалко было... А как отоварил?.. Меня Харис в Самарканде научил... Харя - тот вообще - уже рассказывал про него - тот дня без драки не проживет спокойно. Ножа никогда не таскал с собой. С ложкой ходил, которой ботинки помогают надевать, правда, отточенная, зараза...
Ну вот, обеими руками сразу: по виску - костяшкой и по челюсти вздвиг. Только одновременно надо. Парень тот больше и не двигался. Я уж мелочь подобрал, а он все так же на боку лежит, отдыхает. А эти-то, другие, побежали, конечно.
Я думаю: чего он без толку лежит? Котлы с него сдернул. Потом в озере их утопил, когда купался. Хорошие. "Полет", с автоматическим подзаводом.
- Мишенька! - послышалось из комнаты.
- Бабка?.. Разбудили все-таки...
Мишка пошел в комнату и вернулся с банкой варенья.
- Бабка яблочное дала. Будешь?
- Яблочное люблю. Вообще - сладкое. Недожрал свое с мачехой да в колонии. Теперь за прошлое добираю; а у Вальки наоборот: у нее ж на Лобне в мать бомба попала. Валька-то сорок второго, ее тетка взяла, потом в детдоме дорастала - сладкого в глаза не видела и сейчас не ест. Ужинаем с ней когда - детский сад, прям: мне торт, ей чекушка...
Так чего говорил-то. А-а... Стою как-то, мужик подходит в болонье коробку с мелочью берет с ларька и не торопится... Я опешил, молчу... Тут он морду поднял и смеется... Марик!.. Дружок мой, до колонии мы с ним хулиганили. А потом, говорят, шпаней его в Лианозове не было.
Задразнил меня Марик вконец: и работа бабья, и халат, и вообще... Иди, говорит, ко мне на Долгопу - Долгопрудненское кладбище. Пошел...
Первую могилу копал - вся Долгопа ржала. Сказали, чтоб метр девяносто. А у меня ни метра, ничего. А я сам метр девяносто. Лег, примерился и еще с походом взял. А глубина?.. Думал как лучше, чуть не в полтора роста своих выковырнул и - вылезти не могу. И так и сяк - осклизаюсь, да еще дождь, как назло... Пришлось орать. Старуха мимо шла, - чего ты, говорит, сынок, залез туда? Я ей: бабка, зарыть меня живьем собрались, помоги, Христа ради, вынь отсюда.
Всерьез поняла и в контору побежала. Ну, интересно?
- Пойдет! - Мишка засмеялся. - Ты вот что скажи, Леш: Ваську-то за что лупил? Говорят, здорово! Не зря ж он тебя топором? Брат родной!
- Таких братьев полетанью выводят!.. Я ж его с Томки стянул. Она потом мне знаешь чего выдала: работа, говорит, Васькина, а платить восемнадцать лет ты будешь... Вот тебе и за что...
А с Валькой это я недавно, полтора года без малого. На Ноябрьские познакомились.
Валька-то у меня сразу залетела. Я думаю: пускай, курва, рожает. Мне уж тридцать, ну, тогда чуток меньше, все равно к тридцати... Она так хозяйственная, пожрать если сготовить и прибрать путем может... Пьет только. Да тут моя вина... Она до меня мало пила, так если, красненького. А я-то тогда жрал - будь здоров, ребят спроси...
Уж потом, как родила, я ее в больницу клал - от выпивки полечить. Подержали неделю и выписали: почки у нее больные, лечить нельзя. Что теперь делать - черт его знает... При мне не пьет, а чуть меня нет, нажирается... Волохал ее за это, как мужика. Да бабе разве докажешь?.. У ней тело жидкое. Тусуешь, а толку хрен...
Да, Миш, это... Рану мне постриги чуток. Вальку боюсь просить: у ней руки трясутся. - Воробей сел поудобнее.
- Подсыхает, а? Гной перестанет - пластину вставлю, хоть подраться разок. А то замлел.
Мишка принес маникюрные кривые ножницы и аккуратно стал выстригать Воробью кожаную, без кости, вмятину над ухом.
- Три раза он тебя?
- Ага. Сюда два раза и - сюда, - Воробей с готовностью показал в битые места. - Утром просыпаюсь мокро, кровятина везде, по морде текет. Потом сосед зашел, "скорую" вызвал. Часов шесть с чердаком дырявым лежал, вся кровь спустилась... Тихо ты! - Воробей дернулся.
- Жива ли мать - Вигдис Йорт - Русская классическая проза
- Заведующий метёлками - Петр Суворов - Русская классическая проза
- Мишка - Борис Екимов - Русская классическая проза