Читать интересную книгу Погоня за дождем - Иван Подсвиров

Правильно! "Козел" - машина незаменимая...

В словах тестя я почувствовал тоску по машине - давнюю, старую тоску, которая росла в нем с годами, между тем как жизнь непреклонно двигалась к завершению, дней в запасе оставалось все меньше, нить утончалась, грозя внезапно оборваться. Тесть сцепил на груди руки. Мне как-то неудобно стало задавать ему вопросы, хотя, откровенно говоря, меня разбирало любопытство, всерьез ли он намерен купить машину, если ему вдруг повезет с медом? Все-таки, думал я, несмотря ни на что, он завидует компаньонам. Завидует и боится признаться в этом самому себе: это было бы равносильно поражению.

- Колхоз "Красный маяк" - крепкое хозяйство?

- Крепкое, - сквозь дрему пробормотал он. - У всех главных специалистов служебные машины. Пешком никто не ходит. А я ходил. По снегу, по грязи в разбитых чубу pax...

Он мгновенно уснул и захрапел. Я давно замечаю за ним особенность, свойственную глубоким старикам: быстро отходить ко сну. Когда он спит лицом вверх, сложив на груди руки, то кажется: это покойник. Мертвы и недвижны черты воскового лица, переломлены скорбно застывшие брови, нос бел, кожа на лбу суха и тонка. Первые дни я не мог мириться с этим ощущением и будил его, заставляя переменить позу, потом - привык. Человек обладает удивительной способностью - привыкать ко всему. Чего тут больше: счастья или несчастья? Не знаю.

Над краем леса пролетела кукушка и пронесла свое гулкое "ку-ку". Сердце мое сжалось от странной, внезапно пришедшей мне в голову мысли: "Сколько еще жить тестю?" Я стал считать. Кукушка прокричала подряд девять раз и смолкла.

Мне стало легко: не так уж мало для старого человека! Крылатая гадалка не поскупилась отпустить тестю девять лет. В таком случае у него есть резон кочевать по степи и копить на машину...

23 мая

В жаркую погоду летки ульев обращают на запад, в тень; в холодную - на восток, к солнцу. На новом месте старики договорились расставить ульи летками на северо-запад, так как дни предстоят летние и преобладающие ветры здесь восточные.

Все разговоры идут в основном о переезде к белому доннику. Тесть с Гордеичем все утро возились с приписными ульями: осмотрели гнезда, выбросили негодную, почерневшую сушь и поставили новые рамки. Гордеич принес краснополянскую матку под колпачком и "приживил" ее к медовым сотам, а матку-хозяйку, которая плохо сеяла яйца, поймал и задавил. Они стараются поправить директорских пчел, чтобы завоевать себе право расположиться у белого семенного донника, у подсолнуха...

Но между тем, если взглянуть шире, старики одним своим присутствием окажут неоценимую услугу совхозу.

Всем известно: собирая с цветов нектар и пыльцу, пчелы производят перекрестное опыление и способствуют увеличению урожая растений. Стоимость дополнительного урожая многих сельскохозяйственных культур при опылении пчелами, то есть косвенный доход от них, в десятьпятнадцать раз выше дохода от меда и воска. В десять - пятнадцать раз! Если на каждом гектаре подсолнечника разместить по две пчелиные семьи, урожай возрастет вдвое. И корзинки будут здоровые, с крупными семенами. Скромные, трудолюбивые работницы улучшают качество семян и плодов. При перекрестном опылении увеличивается содержание крахмала, сахара, белков и других ценных веществ.

Не достаточно ли с нас этой "платы"? Но старики угождают, возятся с приписными. Вчера они варили сироп и подкармливали директорских пчел...

Мой тесть недовольно бормочет:

- Договорились ставить по две рамки - ставь. Нечего хитрить.

- Он ищет дурнее себя, - хрипит Гордеич и, разгибая спину, громко зовет: - Матвеич!

Тот разводит дымарь у своего улья и делает вид, что не слышит.

- Матвеич, шоб тебя! Заложило? - изо всех сил орет Гордеич. - Оглох с перепугу!

Матвеич лениво оборачивается, встает и поднимает на лоб очки.

- Что?

- Иди сюда! Приписных брали?

- Ну, брали. - Приблизившись, Матвеич снимает очки и протирает запотевшие стекла. - А что?

- Ах ты, мать твою так! Шо! - сердится Гордеич, поблескивая золотым зубом и темнея румынским лицом. - Рамки принес?

- Рамки?.. Надо - принесу. За мной не станеть. - Он собирается идти в будку за рамками, делает несколько неверных шагов, но Гордеич останавливает его резким окриком:

- Поздно! Без тебя обошлись. Пока раскачаешься - рак на горе свистнет.

- Чего тогда шуметь, раз поставили. - Потускневшее лицо Матвеича озаряется улыбкой. Он вытирает платком плешь и усаживается на краешек лежака. Вид его невозмутим.

- Чего, чего, - ворчит Гордеич, задетый олимпийским спокойствием Матвеича. - Не притворяйся. Сам знаешь: чего!

- Договорились ставить - давайте ставить, - говорит тесть, стыдливо отводя взор от Матвеича. - Без напоминаний.

Матвеич смотрит на него прямо, не мигая.

- Я рази против? Давайте.

- Ох, Матвеич! - кипятится Гордеич, плотно прикрывая крышку и заглядывая в леток. - Поставили!

Опоздал!

- Ну так чего ж...

- Того ж! Опять баба не виноватая. Аборт сделала, а клянется - не грешила.

- Принесть, что ли?

- Сиди. Запакуешь приписных. Это тебе в наказание, - подобрев, смеется Гордеич.

После дневного облета мы с тестем запаковали свои ульи, прибили крышки гвоздями. Приготовились к переезду.

Только закончили с упаковкой - примчался на "Жигулях" Филипп Федорович. На стеклах и на капоте - толстый слой пыли: видно, мотается по степи с утра.

С ним приехала и жена - та маленькая, одетая, как старуха, женщина с ухватистым взглядом. Сегодня на ней шелковое, в синий горошек, платье. Дверцу она открыла, но вылезать не собиралась - сидела, прислушивалась к разговорам. Матвеич как-то рассказывал, что Филипп Федорович "спутался" с нею на пасеке в Лесной Даче:

из-за нее бросил жену с детьми. Чем она его приворожила- неизвестно, однако Филипп Федорович иногда хвалится, будто женщина она, каких поискать и не найдешь.

Боясь измены, она ходит за ним по пятам, редко отпускает от себя, всячески опекает и кормит Филиппа Федоровича сливками...

Филипп Федорович вылез из машины, отчего та качнулась слегка, поздоровался и, небрежно сунув руки в карманы, пошел вперевалку оглядывать ульи. Оглядывал цепко, переходя от дного к другому, краешком глаз стрелял на летки и покачивал головой.

- Плохо! Пчела, ребятки, окончательно села... Правда, некоторая несет на обножках бордовую пыльцу.

С эспарцета.

- С гледичии, - поправил его Матвеич.

- С эспарцета, - с нажимом сказал Филипп Федорович- ? проверял. Тут в шести километрах от вас делянка эспарцета. Цветет!

- Большая?

- Не-е, клочок. Чепуха на постном масле... У нас так же. Еле пчела шевелится. Надо переезжать. Я договорился с одним председателем колхоза. Стану под фацелию. И подсолнух рядом, в балочке. Ранний.

- Нам к тебе нельзя прилепиться? - спросил Матвеич.

- Негде. Там фацелии, вишь ты, двадцать га. Сам еле перебьюсь... А вы подсолнух не забыли? - Филипп Федорович с подозрительным вниманием мелькнул холодноватыми глазами по приписным. - Торопитесь.

- Один управляющий обещает нас разместить, - подмигнув Матвеичу, сказал тесть. - Шестьсот га подсолнуха!

- Какого?

- Шут его разберет. Мы не спросили, - как-то осекшись, медленно проговорил тесть. - Наверно, у них простой.

- Если простой - вы герои. С гибридного меду не взять. Я убедился. "Передовик", "ударник", "элитный" - эти сорта не выделяют нектара. Смотрите не прогадайте.

Наши старики в недоумении пожали плечами, робко переглянулись. Сообщение Филиппа Федоровича было для них большой неожиданностью. В самом деле, они не знали, какого сорта подсолнух в совхозе, куда собирались переезжать! Открыв рты, они стояли и смотрели на весело улыбающегося Филиппа Федоровича.

- Что это у вас за ульи? - показал он на приписных.

- Это мне сын привез на сохранение, - нашелся Матвеич.

- А-а-а! - неопределенно протянул Филипп Федорович.

Он уехал, а старики еще долго не могли успокоиться.

Озадачил их Филипп Федорович своим внезапным посещением. Что ему надо? Чего он ищет? Всякие строили догадки, спорили. Но всем стало ясно: Филипп Федорович почуял неладное.

- На разведку приезжал, - с подавленным видом говорил Матвеич.

- Конечно, на разведку! - хрипел Гордеич, поддергивая штаны. - И дураку ясно! Шо он хотел выпытать?

Вот главное!

- Он уже выпытал, - с деланным спокойствием рассудил тесть.

- Шо?

- То, что мы не куем, не мелем. Сидим, как привязанные... А подсолнух у нас - неизвестного сорта!

- Федорович! - поджигал его Гордеич. - Ты же председатель колхоза! Бывший агроном... Какой ты агроном, если не определил сорта! Грош тебе цена в базарный день.

- Завтра поедем, и Федорович узнають.

- Я в колхозе обыкновенный подсолнух сеял. Тогда еще гибриды не были в моде. Как я определю?

- Спросим у знающих людей. Язык не отсохнеть.

Вечером, оставив пасеку на попечение Жульки, мы съездили в Лесную Дачу и вымылись в бане. В зале, наполненном густым паром, звенели шайки, плескалась из кранов вода и мелькали распаренные, красные тела. Матвеич до того упарился, ртом нахватался горячего тумана, что на миг отключился и пластом растянулся под душем с опрокинутой на голову шайкой. Мы подняли его и выволокли в предбанник. Там он пришел в себя, отдышался и, как я ни удерживал его, снова полез в парную.