не просто так: у него была какая-то важная причина, хотя какая — он не вспомнил бы даже под пыткой. Пришел он оттуда, а идти надо было вон туда. Черт, вспомнить бы хоть, как называется его деревня! Глупо будет, если кто-то спросит, откуда он держит путь, а ему и сказать-то нечего. Неплохо бы припомнить и название города, куда он направляется, но это уже не так важно. Это можно будет выяснить на месте.
Блейн побрел по дороге вон туда — и вдруг подумал, что путь впереди еще не близкий. Как-то он умудрился заплутать в дороге и потерял кучу времени. Нужно поторопиться, чтобы успеть в город засветло.
Черная точка на дороге стала гораздо ближе.
Но он ее не боялся, и это открытие его подбодрило, хотя он так и не смог понять почему.
Блейн припустил рысцой: надо наверстывать упущенное время. Он бежал изо всех сил, несмотря на пекло и острые камешки под ногами. На бегу он похлопал себя по карманам и обнаружил в одном из них какие-то предметы. Он сразу понял, что предметы эти необычайно ценные, а через некоторое время даже сообразил, что они собой представляют.
Черное пятнышко все приближалось, пока не выросло в большую повозку на деревянных колесах. Ее тащил весь облепленный мухами верблюд. В повозке под рваным зонтом, когда-то, наверное, разноцветным и ярким, а теперь выцветшим в грязно-серую тряпку, сидел человек.
Блейн подбежал к повозке, остановился. Человек что-то крикнул верблюду, и тот тоже остановился.
— Тебя только за смертью посылать! — проворчал человек,— Садись, хватай поводья.
— Меня задержали,— сказал Блейн.
— Задержали его! — ухмыльнулся человек и, спрыгнув с повозки, бросил Блейну вожжи.
Блейн прикрикнул на верблюда, шлепнул его ремнями. «Что за чертовщина, что все это значит?» — с такой мыслью он открыл глаза в кабинке. Рубашка прилипла к взмокшей спине, на лице постепенно остывал палящий жар пустыни.
Он лежал неподвижно, пытаясь собраться с мыслями. Сбоку медленно крутилась катушка, загоняя пленку в прорезь шлема. Блейн остановил ее и крутанул в обратную сторону.
Его охватил такой ужас, что он чуть не заорал; крик, не родившись, замер у него в груди. Блейн оцепенел, не в силах поверить в реальность происходящего.
Потом решительно сбросил с кушетки ноги, выдернул из гнезда катушку с остатками несмотанной пленки, перевернул ее, прочел на этикетке номер и имя. С именем все в порядке — «Дженкинс», с номером тоже — именно этот код он сам ввел в машину не далее как сегодня вечером. Ошибки быть не может. На катушке записано сновидение Дженкинса. Завтра-послезавтра клиент явится сюда, и катушку отправят вниз, в хранилище спящих.
И Дженкинс, предвкушающий веселые приключения, Дженкинс, решивший провести два столетия на увлекательном бесшабашном сафари, очутится в красно-желтой пустыне на тропе, которую лишь из вежливости можно назвать дорогой, увидит вдали черную движущуюся точку, точка превратится в повозку с верблюдом...
Дженкинс окажется в пустыне, одетый в ветхие штаны и рваную рубаху, а в кармане у него будет нечто необычайно ценное — но не будет никаких джунглей или вельдов, никаких ружей и ни намека на сафари. Охотой тут и не пахнет.
Боже, сколько же их, обманутых? Сколько человек не попали в заказанные сновидения? А главное — почему они туда не попали?!
Зачем подменяют сновидения?
И подменяют ли их вообще? Может, Мирт.
Да нет, ерунда какая-то. Машина делает лишь то, что ей приказывают. В нее вводят уравнения и символы, она их заглатывает, переваривает, деловито пощелкивая, пыхтя и гудя, а затем выдает заданное сновидение.
Остается только один ответ — подмена. Ведь сновидение, сфабрикованное машиной, просматривают здесь, в этой проверочной кабинке, и ни одно из них не отдают заказчику, не убедившись, что оно полностью соответствует его пожеланиям.
Коллинз прожил пять веков в мире, не подозревающем о концепции выгоды. А красно-желтая пустыня — что это за мир? Норман Блейн пробыл там недостаточно долго, чтобы прийти к каким-то определенным выводам, но одно он знал совершенно точно: никто по доброй воле не захотел бы жить в таком мире. И в том, куда попал Коллинз, тоже.
Деревянные колеса, верблюд в качестве движущей силы — может, это мир, которому чужда идея механического транспорта? Хотя бог его знает, что у них там за цивилизация.
Блейн отворил дверь и вышел из кабинки. Положил катушку на полку и застыл посреди ледяной комнаты. Через пару мгновений он осознал, что ледяной была вовсе не комната, а он сам.
Еще сегодня утром, разговаривая с Люсиндой Сайлон, он упивался чувством преданности Центру, с умилением распространялся о безупречной репутации Сновидений, о том, как неукоснительно выполняет гильдия свои обязательства, стремясь завоевать доверие общества и потенциальных клиентов.
Где теперь эта преданность? И как быть с доверием общества?
Сколько клиентов погружались в подмененные сны? Когда это началось? Пятьсот лет назад Коллинз попал в сновидение, которого не заказывал. Значит, обман длится как минимум пять веков.
И сколькие еще будут обмануты?
Люсинда Сайлон — в какое сновидение попадет она? Будет ли это плантация девятнадцатого века или что-то совсем другое? Сколько же сновидений, в фабрикации которых Блейн принимал участие, было затем подменено?
В памяти всплыл облик женщины, сидевшей сегодня утром напротив него за столом. Волосы цвета меда, синие глаза, молочно-белая кожа. Он вспомнил ее голос, интонации, вспомнил, что она говорила, о чем предпочла умолчать.
«И она тоже!» — подумал Блейн.
Нет, этого он не допустит! И Блейн поспешил к выходу.
8
Взбежав по лестнице, он позвонил в дверь. Женский голос пригласил его войти.
Люсинда Сайлон сидела в кресле у окна. В комнате горела только одна лампа в углу, так что фигуру женщины окутывала полутьма.
— Ах это вы! — сказала она,— Стало быть, вы тоже занялись расследованием.
— Мисс Сайлон!..
— Проходите, садитесь. С удовольствием отвечу на ваши вопросы. Видите ли, я по-прежнему убеждена...
— Мисс Сайлон! — прервал ее Блейн.— Я пришел, чтобы убедить вас отказаться от заказа. Я хочу предостеречь вас. Я...
— Вы дурак! — сказала она. — Безнадежный дурак.
— Но...
— Убирайтесь отсюда!
— Но я...
Она встала из кресла, каждой складкой своего платья излучая презрение.
— Значит, по-вашему, мне не стоит и пытаться? Продолжайте же! Скажите, что это опасно, что это сплошное надувательство. Вы дурак! Я знала все до того, как пришла к вам.
— Вы знали...
Они застыли в напряженном молчании, пристально глядя друг другу в глаза.
— А теперь и вы знаете,— И она вдруг задала