А ближе к вечеру привезли двух молодых парней. У одного было несколько глубоких порезов от «розочки» – разбитой до горлышка бутылки. Этого зашили быстро. А спустя полчаса на «скорой» привезли совсем зеленого паренька с ножевым ранением. История простая – отмечали праздник на природе – выпили – не поделили девчонку – схватились: один за шампур, другой за нож.
И вот уже с легкими шлепками на руки натягиваются резиновые перчатки, лица скрываются под масками. Анна Сергеевна смотрит на часы, проверяет реакцию пациента. Еще секунда.
– Начали.
Операция длилась почти три часа. Анна знала, что работы предстоит немало – раны были довольно серьезные, к тому же парень потерял много крови. Они боялись, что задето легкое. Слава Богу, лезвие прошло буквально в сантиметре от него. Но МИМО. А Харламов, и, правда, хорошо знал свое дело. Работал он четко, без суеты. Был бы сейчас на его месте балагур Крымов, наверняка не обошлось бы без какой-нибудь смешной истории. Иван Николаевич не шутил. Он вообще мало говорил, пока не убедился, что легкое цело. Да и потом стал лишь иногда что-то объяснять Сидельникову, сам что-нибудь спрашивал у него, кивал, соглашаясь с его ответом.
– Все, шьем. – Услышала наконец Анна. Глянула на часы. С начала операции прошло два с половиной часа. Неслабо.
Уже помывшись и переодевшись, Анна почувствовала неимоверную усталость. Она побрела в ординаторскую, зная наверняка, что там есть кофе и пачка сливок. Там была одна Светлана Ивановна, да и та беседовала с кем-то по телефону. «Где все?» – жестом спросила Анна Сергеевна. «Курят» – так же жестом ответила медсестра. Щедро насыпав в большой бокал кофе, Горелова плеснула кипятку, добавила сливок. Сунулась в сахарницу за песком, но там было пусто. Несладкий кофе ее сейчас не устраивал. Девятый час, все больничные торговые точки закрыты. Вспомнив, что видела в шкафу в своем кабинете открытую еще Яковлевым пачку рафинада, отправилась за ним. И наткнулась в коридоре на сидевшего на пуфике Харламова. Вытянув длинные ноги, он запрокинул голову, касаясь затылком стены, и закрыл глаза. По всему было видно, что человек очень устал. Анна чуть не повернула обратно, но он, услышав ее шаги, приоткрыл глаза.
– Я помешала…
– Ничего страшного.
– Вы бы шли, отдохнули.
– Все нормально.
– Я думала – вы со всеми курите.
– Я вообще не курю. – Он подобрал ноги.
– Неужели? – Для нее это действительно было неожиданностью – почти все мужчины, да и некоторые женщины их отделения курили. Видимо, сказывалась нервная работа. Анна и сама немного пробовала дымить, правда, еще будучи студенткой. Но, к счастью, не понравилось, и, не успев втянуться, она с этим делом «завязала».
– А что вы так удивлены?
– Многие курят, особенно наши…
– Но вы ведь же тоже не курите.
– Пробовала, но не понравилось. – Анна пожала плечами.
– А у меня отец умер от рака легких, когда я был подростком. И я хорошо помню, как он мучился. – Сказал Иван Николаевич хмуро и снова прикрыл глаза.
– Извините. – Смутилась Анна.
– Не извиняйтесь, это было уже давно.
Мысли Анны Сергеевны снова вернулись к кофе. Она же шла за сахаром в свой кабинет. Вспомнился подарок Яковлева, до сих пор стоявший нетронутым в шкафу.
– А хотите, я вас отличным коньяком угощу?
Харламов снова открыл глаза, чуть улыбнулся.
– Так уж и отличным? Знаете в нем толк?
– Уверена в человеке, который его подарил. – Парировала Горелова.
– А если я и в самом деле соглашусь?
– Так ведь и я не шучу.
– А как же дежурство?
– А я много не налью.
– Тогда пошли.
Открыв шкаф, Анна еще раз прочитала записку друга. Улыбнулась. Взяла с соседней полки два пузатеньких бокальчика и шоколадку.
– Разливайте, Иван Николаевич.
Харламов с интересом глянул на бутылку, слегка изогнул бровь, плеснул немного янтарной жидкости по бокалам.
– Ну, за что выпьем?
– Давайте за первый совместный труд. – Улыбнулась Анна.
– Давайте.
Чокнулись, пригубили коньяк.
– Ого, – одобрительно качнул головой хирург.
– Я же говорила! – Торжествующе улыбнулась Горелова.
– Действительно напиток божественный. Вас ценят, Анна Сергеевна.
– Спасибо.
Выпили еще по глотку. Густая маслянистая жидкость приятным теплом зажглась внутри. Харламов молчал, грея в руках бокал, Горелова тоже молча наблюдала за ним.
– А, что, Иван Николаевич, успели вы у нас освоиться? – Задала Анна Сергеевна вопрос, чтобы слегка «разбавить» тишину.
– Можно сказать, что да.
– Я, конечно, понимаю, что здесь не Москва, оборудование не то, уровень пониже, но коллектив у нас хороший.
– Коллектив отличный, тут вы правы. Только не понимаю, причем здесь Москва? Вы, насколько я знаю, сами туда в скором времени собираетесь, ведь так? – Он в упор взглянул на Анну.
– Ну, собираюсь, не собираюсь – это еще, как говорится, вилами на воде писано.
– Почему же?
– Не хочу. Можете мне не верить, но я на самом деле не хочу отсюда уезжать. Я привыкла здесь, всех знаю, меня все знают. И работу свою люблю. А что Москва? Шумно, суетно, привыкать, опять же, надо будет и к месту и к людям. Я вообще не очень люблю перемены, особенно те, которые необязательны.
– Ну почему? Вы же отличный специалист, а там перспектив больше. Опять же и для семьи откроются новые возможности. – Возразил Иван Николаевич.
– Для семьи? – Анна усмехнулась. – А сын у меня и так уже в Подмосковье живет, дочь тоже нынче школу оканчивает и к нему собирается. Уже и институт там выбрала, в какой документы подавать.
– Ну а вы с мужем?
– А мы с мужем недавно развелись. – Губы Анны чуть дрогнули, что не осталось незамеченным Харламовым. Он нахмурился.
– Вот теперь вы меня простите, я не знал.
Она просто кивнула в ответ, помолчала.
– Помните ту аварию, когда мы с вами впервые встретились?
– Конечно.
– Так вот это были мой муж и его любовница. И тогда я впервые узнала, что он мне изменяет.
На несколько минут в кабинете повисло молчание.
– Не смогли простить?
Анна снова пригубила коньяк, не закусывая, подождала, пока во рту утихнет жжение.
– Не знаю. Может быть, со временем и простила бы. Но девушка осталась инвалидом, а ухаживать за ней было некому. Вот и пришлось сделать окончательный выбор…
Они оба замолчали, не глядя друг на друга. В кабинете снова стало ужасно тихо, только чуть слышно тикали часы на стене.
– Может тогда и в самом деле лучше уехать? Смена обстановки, новые люди – говорят, это помогает.
– Не знаю, может и помогает, но я сама честно НЕ ХОЧУ. Ну почему мне никто не верит?
Он улыбнулся.
– А если я скажу, что верю?
– Вы?
– Да, я.
– Ну… тогда мне станет гораздо легче! – Они оба рассмеялись. – Коварный коньяк, язык развязывает вчистую! Давайте еще по капельке и на сегодня хватит, а то я еще чего-нибудь наболтаю.
Конец ознакомительного фрагмента.